— Лучше бы забыл.

— Она бы не выжила в нашем мире, и когда ты бы ее погубил, когда, Ник, а не если, ты бы себе это точно не простил.

— Ты права.

Только от правды невыносимая боль в груди почему-то не становилась слабее.

Николас не понимал поведения Эмили, не понимал, зачем она сначала дала надежду, а затем отрезала все своим коротким «нет». Он не спрашивал, не вдавался в подробности, только в лоб поцеловал и сказал тихое «прощай», оставив ее в гордом одиночестве в собственной спальне. В Лондон он вернулся один, с головой погрузился в дела, за этот год прилично приумножив свой капитал, а когда выныривал из дел, то на берегу мурлыкала кошечка, прильнувшая к его груди. Боль не проходила, он даже привык к ней, научился игнорировать, пока случайно не узнал, что через месяц его маленькая панацея станет женой другому. Но боль снова успокоится, он снова научится ее игнорировать. Просто нужно время.

— Вот вы где, — с улыбкой на террасе появилась Лорена, та самая кошечка, принимавшая его любым. Пьяным, уставшим, по локоть в чужой крови, она всегда приветливо открывала ему дверь, прижимаясь к груди, — там вас уже все гости заждались. Отец Кинли придет в бешенство, если невеста не явится на собственную свадьбу.

— Думаю, мне нужно поторопиться, — улыбнулась Андреа и бесшумно скрылась за дверями дома.

Лорена, бесконечно красивая в струящемся изумрудном платье, прислонилась попой к перилам и забрала сигарету, тут же ее затушив.

— Тебя что-то беспокоит? — вскинула бровку она.

— С чего ты взяла? — с усмешкой поинтересовался Ник.

— Ни с чего, — в ответ пожала плечами, — вид у тебя задумчивый. Но я знаю, что тебя развеселит. Конная прогулка завтра с утра.

— Я не катаюсь на лошадях.

— Придется. Потому что тебе нужно развеяться и подышать свежим воздухом, удиви свои легкие. К тому же Андреа по секрету сказала, что немного дальше на север по тропе есть очень живописное место, где мы займемся очень живописным сексом, — она сексуально закусила губу, а Ник даже засмеялся.

— С этого и надо было начинать.

Он потянулся за поцелуем, а она ловко увильнула, взяла его за руку и спиной повела к двери.

— Помада.

Когда они вернулись в сад, все гости уже заняли свое места. Лорена заняла свое во втором ряду, а Ник — у алтаря, рядом с Френком, чьим шафером он был.

— Не передумал еще? — с улыбкой поинтересовался он.

— Уверен как никогда. И боюсь тоже как никогда.

— Это и правда страшно, Френк. И как тебя угораздило так вляпаться?

— Андреа — самая прекрасная женщина, которую я когда-либо встречал. Я не мог ее упустить.

— Говоришь, как сопливый подросток.

— И плевать.

Все стихли, когда по усыпанной лепестками дорожке, в простом белом платье и небольшим букетиком в руках, словно истинная королева к алтарю шла Андреа.

Ник оглядел мать и всех присутствующих, многочисленных родственников, о которых никогда не мечтал. Среди них сидела и его кошечка, смотрела на него и загадочно улыбнулась. Здесь не хватало только одной. Его панацеи. Его проклятия.

Уже давно стемнело, когда Лорена все же уговорила Николаса потанцевать. На танцполе были только двое, он и она, два разбитых сердца, нашедших спасение друг в друге. Такие разные, но с одинаковой болью, объединившей их надолго.

— Рада, что поймала букетик невесты?

— Это просто букетик, — засмеялась она и крепче прижалась к нему, положив голову на плечо.

Николас никогда не думал о расплате, карме и проклятиях. Но видимо, за все его грехи его прокляла сама судьба. Жестоко и извращенно, эта сука была изобретательна в своих наказаниях. Он был проклят любить ту, которая была счастлива без него. Проклят любить ее до самой смерти. Отличная эпитафия на могиле.

“Здесь покоится Николас Вебер. Проклятый любить”.