Когда она закончила свою речь, ей показалось, что его обычно светлые сине-зеленые глаза стали угольно черными, а лицо превратилось в каменную маску. Он сжимал кулаки, а грудная клетка тяжело вздымалась, и Эмили стало страшно. Еще никогда она не видела его таким, не человеком, даже в его взгляде было что-то звериное. Она сделала шаг назад, крепче прижав к себе щенка, который заскулил, попытавшись вырваться, но безуспешно.

Ник чувствовал, как от каждого слова Эмили начинал закипать. Он почти физически чувствовал, как горели его вены, в которых закипала кровь. Но она не замолкала, а он не мог заставить ее замолчать. Только слушал, мысленно повторяя себе, что если он сейчас сделает хоть шаг, остановиться он не сможет. Это был какой-то глупый разговор, они топтались на месте, словно играя в пинг-понг, где вина в произошедшем была пластиковым мячиком, который они перекидывали друг другу. Ник понимал, что вина была его, он правда это понимал, только почему-то искаженные слова Эмили, пропитанные сарказмом, но сказанные таким спокойным голосом, будто она правда винила в этом себя, выводили его из состояния равновесия.

Он понимал, что она была права, а он не прав. Но если бы он смог отмотать время назад, он не был уверен, что поступил бы иначе. Что поехал бы домой со сбитыми костяшками, где был бы виновен в своей жестокости. Что не поддался бы на уловки Лорены, которая будто точно знала, как вывести его так в клубе и на вечере у матери, чтобы получить свое. Что рассказал бы ей честно об измене, оказавшись виноватым в неверности. Как бы он ни поступил, он был бы виноват. Ее деланное спокойствие пробуждало ото сна его совесть, чего он хотел в последнюю очередь. От этого кровь закипала еще сильнее.

— Иди в спальню, Эмили.

Голос был словно не его, и Эми безмолвно ретировалась, прижавшись спиной к закрытой двери гостевой спальни.

— Сука!

Удар кулаком об стену смог немного вернуть Нику чувства. Встряхнул руку и отошел к окну, сделав глубокий вдох и прикрыв глаза. Наверное, стоило просто сказать извини. Сказать, что ему жаль, что это больше не повторится. Нужно было сказать что-то в этом роде, определенно, тогда бы разговор ушел в нужное русло и закончился хоть более-менее нормально. Но изменить он не мог даже это. Мог только пустить по своим венам еще больше алкоголя и вырубиться на кровати прямо в одежде, свесив руку.

Решение попытаться хоть что-то исправить не могло изменить даже жуткое похмелье. Он долго стоял, подставив ватную голову под холодную воду, умылся и наконец стянул мятую рубашку. Прохладный душ помог немного вернуть ясность ума и смыть желание сдохнуть от головной боли и намерения выпить все озеро Байкал. Или какое там было самым большим. Когда он спустился в гостиную, Эмили там не было, а часы показывали начало одиннадцатого. Какого черта он напланировал столько дел на субботу, понятия не имел, но и отменить их не мог.

После короткого стука он зашел в спальню, где Эми лежала в кровати, укутавшись одеялом и прикрыв глаза.

— Ты спишь? — она не ответила, тщательно делая вид, что спит. — Послушай, мне сейчас надо отъехать по делам, но когда я вернусь, я хочу нормально поговорить о случившемся, — она не отвечала, а он вздохнул, — просто знай, что мне очень жаль, что я сделал тебе больно, и если бы ты повернулась ко мне, я бы нормально извинился, — она не повернулась, — хорошо. Но это не отменяет тот факт, что я извиняюсь перед тобой. Я люблю тебя, и готов сделать все, чтобы твое прощение получить. И надеюсь, что ты сможешь меня простить.

Она так и не повернулась к нему, в этот раз Ник не настаивал, вышел из спальни, бесшумно прикрыв за собой дверь, и уехал по делам, только эти дела никак не хотели задерживаться у него в голове.

— У вас все в порядке? — из мыслей про Эмили его выдернул голос Френка. Николас нахмурился, взглянув на него и обведя сидящих в кабинете парней взглядом.

— Да, нормально, — кашлянул он и ровнее сел в кресле.

— Ну так что скажете? — вопросительно взглянул Френк, и Ник понял, что упустил всю суть разговора.

— Задумался. Так о чем ты?

Френк помолчал, но свою мысль повторил и в этот раз Ник его все же услышал.

Время тянулось мучительно долго, Николасу порой казалось, что стрелки часов и вовсе стояли на месте. Нет, они двигались, медленно, но все же двигались. Правда время от этого быстрее не шло. Домой к Эмили он едва ли не летел, виляя в плотном потоке машин.

Первым, что он увидел, зайдя в квартиру, был дорожный чемодан у порога.

— Какого черта?

Эмили ждала его в гостиной, словно провинившаяся школьница сидела в кресле, выпрямив спину и положив руки на сведенные плотно ноги.

— Какого черта здесь стоит этот чемодан, Эмили?

— Ник, присядь пожалуйста, — она указала на диван, — и выслушай меня.

Он усмехнулся, примерно прикидывая, о чем может быть разговор, но убеждал себя, что ошибается, и устроился на диван.

— Я много думала о произошедшем, Ник. Я была зла на тебя за измену, за ложь, но вчера мы поссорились, и я поняла, что моя вина тоже в этом есть. Не перебивай меня, пожалуйста, мне тяжело говорить это. Я долго думала обо всем, что ты вчера мне сказал. Ты прав, ты многое сделал для меня, оградил от всего, и я благодарна тебе за это. Я не знаю, как бы отреагировала, приди ты домой в тот вечер. Я бы хотела сказать, что смогла бы закрыть на это глаза и сделать вид, что ничего не произошло. Но я не хочу быть нечестной ни с тобой, ни сама с собой. Я бы не смогла, а ты никогда не сможешь бросить то, чем ты занимаешься. Я бы очень хотела, чтобы ты прекратил, но не могу просить тебя об этом. Да ты бы меня не послушал.

— Слишком много «бы», маленькая.

— Я знаю. Мы в тупике, мы всегда там были, просто я не хотела признаваться в этом самой себе. Мы ходим по кругу, Ник, по кругу из притворства, делая вид, что у нас все хорошо. Нет, у нас все хорошо, но это ведь притворство. Я делаю вид, что не знаю, чем ты занимаешься, ты делаешь вид, что все хорошо. Это выдуманный мир, мы не можем жить в нем. Мы продолжим ходить по кругу и врать себе, что все прекрасно. Но как долго мы сможем это делать? Когда тебе надоест выстраивать вокруг меня хрустальный замок? Что ты будешь делать, когда в следующий раз кого-то убьешь? Куда ты пойдешь? К кому? Снова будешь мне врать? Только я не смогу тебе верить. Я буду думать, что, а может, именно сейчас ты мне врешь? А может, именно сейчас ты с ней? А о чем ты еще мне врал? Я даже не хочу думать, какие еще твои слова оказались ложью. Я сойду с ума, превращусь в параноика, а потом сведу с ума тебя. И наша любовь превратится в ненависть, а наше маленькое счастье в вечные склоки. Это неизбежно, мы летим в эту пропасть и иного пути у нас нет. Я не могу попросить тебя завязать с криминалом, ты не можешь попросить меня с этим смириться.

— К чему ты ведешь? — удивительно, но его голос прозвучал спокойно.

— Я никогда не пожалею, что согласилась полететь с тобой, ты подарил мне счастье, ты научил меня любить. Мы были счастливы в нашем хрустальном замке, но по его стенам пошла трещина.

— Ты не в гребаном литературном кружке, Эмили.

— Я люблю тебя, Ник, я не хочу тебя ненавидеть. Поэтому именно сейчас, пока мы оба не оказались под завалами, я прошу тебя меня отпустить.

— Куда?

— В Чикаго, Ник. Ты обещал отпустить меня, если я захочу уйти. Или ты мне врал и в этом?

В этот раз он молчал долго, только смотрел на нее, она поджала губы, боясь увидеть снова его черные глаза. Они не почернели.

— Значит, хочешь бросить все при первой неприятности? Я думал, ты сильнее.

— Быть сильной — это вовремя уйти, пока все не полетело к чертям.

— Ты обещала полететь туда со мной.

— Вот именно, Ник, с тобой, а не против тебя.

— То есть ты уже за нас двоих решила, что все без шансов?

— Ты и сам знаешь, что я права.

— Нет, не знаю.

— Так ты отпустишь меня?

— Я ведь обещал.

— Позаботься о Зевсе, хорошо?