— Господи, Ник, я думала, тебя убили. Я уже все больницы обзвонила, все участки, все морги, я даже Андрее позвонила…
— Ты чего, маленькая? — наверное, от него пахло другой, он не стал подходить к ней, так и оставшись стоять на пороге гостиной, — Я как и всегда весь был в делах. Тебя, вроде, это никогда не смущало.
— Но не всю же ночь, Ник!
— Решал проблемы, ты же знаешь. Не устраивай мне допрос, маленькая, ты сама просила не втягивать тебя в мое дерьмо, я свое слово держу. Я устал, хочу в душ и жрать, и никак не настроен на твои истерики. И на будущее, маленькая, не накручивай себя, я как кот, у меня девять жизней, потратил я только три. Так что спи спокойно, я обязательно вернусь к тебе домой. А сейчас я в ванную, приготовишь завтрак?
— Ты мог хотя бы ответить на звонки… — отчаянно произнесла Эмили, столкнувшись со стеной, и биться об нее не было сил. Она так переживала за него, места себе не находила, а он… Он был с ней холоден, как айсберг, и она не понимала, чем заслужила такое обращение. От его отстраненности хотелось плакать. Но она сдержится, не будет.
— Не мог.
Николас ушел в ванную, так и оставив растерянную Эми на диване, не обняв, не поцеловав, не успокоив. Кажется, ей нужно было готовить завтрак, но ноги сами понесли ее в спальню.
Стоя под струями прохладного душа, подставляя им лицо, Ник понимал, что поступал неправильно. Понимал, что его маленькая панацея не заслужила такого отношения, но за грубость можно было извиниться, а за измену? Мысли об измене появились как-то с опозданием, только вот совесть то ли скоропостижно скончалась, то ли впала в летаргический сон, черт ее разберет, Ника она совершенно не мучила. Да и встречаться второй раз с Лореной он не собирался, так что знать о произошедшем было ни к чему. Для ее же спокойствия.
— Ты мне изменяешь?
Он не успел даже переступить порог ванной комнаты, когда был остановлен вопросом в лоб. Смотрел в глаза Эмили и никогда не видел в них такой решительности. Она даже губки поджала, чтобы сделать более строгий вид, только сцены ревности ей были совершенно ни к лицу. Он усмехнулся.
— Что за глупые мысли в твоей голове, маленькая? — все же сдвинулся с места и подошел к кровати, устроился на краю, приблизившись к Эми и взяв ее личико в свои руки, — Я просто заработался, чуть не потерял несколько миллионов, было не до телефона.
Врать, глядя в глаза любимой, стало входить в какую-то дерьмовую привычку. Она будто почувствовала это, убрала руки от лица и отвела взгляд, прикусив губу, и снова посмотрела на него.
— Тогда почему Френк был дома уже в полночь?
— Может, потому что мы с ним занимаемся совершенно разной работой? — усмехнулся он, — Слушай, я виноват, я знаю, прости меня. Простишь?
— Я даже не помню, когда ты извинялся.
— Потому что я не извиняюсь, маленькая. Но я люблю тебя, и если мое извинение облегчит твои переживания, я готов извиняться хоть тысячу раз.
Она молча смотрела на него своими большими голубыми глазами, он видел в них отражение сомнения. Он тишину тоже не нарушал, только взял ее руку в свою, и в этот раз она его руки не убрала.
— Просто постарайся хотя бы предупреждать меня о своем долгом отсутствии.
— Сложно долго не отсутствовать и ограждать тебя от темной стороны своей жизни…
— Просто постарайся, — повторила Эмили и все же высвободила руку, тут же поднявшись, — что хочешь на завтрак?
— Мне без разницы. Так голоден, что и слона бы съел.
Она вышла из спальни, а он так и не понял, поверила ли она в его небольшую ложь. Но истерик и разборок не было, он чертовски их не любил, зная, что не сможет сдерживать свой дурной нрав. И был рад, что его маленькая девочка была умна и спокойна, чтобы избегать опасных скандалов. Очень рад.
========== Глава 23. Рейс “Чикаго — Край света” ==========
Стоя перед зеркалом в туалете аэропорта «Хитроу», Влада до сих пор не могла поверить, что закончилась целая глава ее жизни, что город, подаривший ей право на счастье и забравший его, остался за огромным Атлантическим океаном, а впереди еще предстоял долгий путь домой. Туда, где была ее мама.
Она до сих пор не могла поверить, что больше никогда не увидит любимого-нелюбимого мужа, больше никогда не почувствует его грубых и нежных прикосновений, больше никогда не услышит его слова любви и грубости. Он подарил ей американские горки, и только потеряв их, она поняла, как в них нуждалась.
Влада понятия не имела, на что надеялась, когда сдавала мужу этого Уилсона. Знала только, что с Маркусом ему никогда не тягаться, и тот прибьет его как надоедливого комара. Понятия не имела, на что надеялась, когда подкупала врача и врала Нику, что Эмили была беременна. Обман мог раскрыться слишком быстро, да и гарантии не было никакой. Но за те несколько дней, проведенных с Николасом в домике, ей показалось, будто именно это он не сможет простить. Точнее ей показалось, что тот слишком сильно был похож на своего брата характером, а Маркус бы такого точно не простил. Не хотела отправлять Эмили в жизнь, которая совершенно ей не подходила, но пальцы сами уже набирали на экране мобильного номер Ника. Только Ник не торопился.
Влада даже подумала, что ошиблась. Что вся ложь, все призрачные надежды были напрасны. Маркус все еще был жив, а еще снова не в настроении. Что-то случилось на работе, он пришел пьяный и злой и почему-то решил, что она ему изменила. Доказать обратное она не смогла, как не смогла уклониться от его тяжелых хлестких ударов. Смогла разве что, точно так же стоя перед зеркалом, правда в ванной их дома, обрабатывать ссадины. И мечтать, как самолично убьет этого козла.
Даже купила пистолет, небольшой револьвер, в оружейном магазине на другом краю Чикаго, только спрятать его не знала куда и не знала, как совершить убийство. Так и стояла в гардеробной, разглядывая холодную сталь в руках, пока не услышала, как вернулся муж, и быстро спрятала пистолет в ящик с нижним бельем. Воспользоваться она им так и не решилась. Да и Маркус вроде больше не был с ней груб, только насколько хватило бы его нежности, она могла лишь догадываться. Обычно это была неделя просветления, и ее окончания Влада боялась, напоминая себе, что когда он снова ее ударит, она обязательно сделает то, что собиралась. Она не сделала.
Когда однажды утром она услышала автоматную очередь за окнами, ей показалось, что сердце пропустило несколько ударов. В Нике она все же не ошиблась, она была уверена, что это было его рук дело, не нужны были ни доказательства, ни улики, ничто не могло пошатнуть эту уверенность.
Последующие дни, недели и месяцы слились в одно большое мутное пятно. Головой она понимала, что должна была радоваться, что наконец случилось то, чего она так долго ждала, что она была свободна и больше на ее тонкой светлой коже никогда не появится некрасиво расползающийся фиолетовый синяк. Она это понимала головой, но сердце предательски болело где-то в груди. А может, это была душа, протяжно выла от боли потери, причиняя Владе боль физическую. Черт возьми, ведь она так хотела от него избавиться, а теперь так сильно хотелось его вернуть. Ей казалось, что она начинает медленно сходить с ума.
Она готова была простить ему что угодно, лишь бы он вернулся к ней, лишь бы был жив и рядом. Но ему больше нечего было прощать. Она готова была бежать куда угодно, лишь бы на мгновение увидеть улыбку на его родном лице. Но бежать было некуда. Она готова была отдать что угодно, лишь бы почувствовать его надежные руки и тепло его тела. Но никому не нужны были эти жертвы. Она чувствовала себя героиновой наркоманкой. Понимала, что зависимость разрушала ее, порывалась бросить, но снова и снова срывалась. И лишь теперь, навсегда потеряв свою дозу, почувствовала настоящую ломку. Даже представить не могла, что по человеку так может ломать.
— Девушка, мне тоже надо руки помыть, сколько стоять-то можно. Вы тут не одни.
Она оглянулась на голос, который прозвучал будто из другой вселенной. Нет, вселенная была все та же, аэропорт все тот же, «Хитроу», в Лондоне, и кажется, она слишком надолго выпала из реальности.
