— Я могу подумать? В одиночестве…

— Конечно, Эмили, подумай. Но я не смогу дать тебе больше пятнадцати минут, мне придется вернуться в Лондон, хочу я этого или нет.

— Спасибо. Я постараюсь дать ответ быстрее…

Она смотрела, как он встает, как идет к двери, как открывает ее и хочет уйти. Уйти, оставив ее с собственными серыми мыслями в полном одиночестве, от которого хотелось выть. Смотрела и понимала, что через пятнадцать минут он уйдет навсегда и уж точно никогда больше не вернется. Понимала, что ее жизнь за одну ночь безвозвратно сломалась и ничего больше не будет как прежде. Все было настолько сломано и отвратительно, что хуже быть уже просто не могло. Ей нечего было терять, улетев в Лондон, и ничего приобретать, оставшись в Чикаго, в котором все будет напоминать о произошедшем. Она достигла точку невозврата, и нужно было принимать решение.

— Ник, — она окликнула его, когда он уже практически вышел из палаты. Он остановился и обернулся, выжидающе посмотрев на нее. — Я согласна.

Через полчаса бумажной волокиты доктор Генри Литт наблюдал в окне, как псевдожених усаживает Эмили Уилсон на заднее сиденье такси, которое через пару минут скрылось за поворотом. Достал телефон, набрал сохраненный без имени номер, где ему практически сразу ответили.

— Я все сказал, как Вы и просили. Он только что забрал ее.

— Замечательно, доктор Литт. Спасибо за помощь.

Короткий разговор тут же закончился, обогатив Генри Литта на пару тысяч долларов.

========== Глава 18. Тысяча и одна проблема ==========

Комментарий к Глава 18. Тысяча и одна проблема

А спонсор этой главы вторая годовщина с начала истории. Вторая годовщина - спасибо, что читаете! :)

Ника всегда безумно завораживал вид ночного Лондона, с бесконечными яркими огнями и выделяющимся огромным освещенным синим колесом обозрения на берегу Темзы. Вид его успокаивал, умиротворял и позволял думать рационально, без лишних эмоций, нервов и импульсивных решений на гране с жестокостью, которыми он славился в определенных кругах. Эрик всегда думал за него, взвешивал решения и остужал его пыл. Пыл больше остужать было некому, а решение предстояло слишком важное.

Ник затушил очередную сигарету в тяжелой наполовину полной пепельнице, хмыкнул, допил кофе и слишком громко поставил пустую чашку на каменную столешницу стойки, за которой он расположился на кухне, разглядывая открывающийся вид за панорамным окном.

Думать не хотелось. Его голова и так была слишком забита проблемами, а лишние — лишь прибавляли ему головной боли, от которой он прятался за терпким сигаретным дымом.

С каким удовольствием он бы просто забыл Чикаго и всех его обитателей, навсегда вычеркнул из жизни, забрав то единственное, что по какой-то неведомой причине стало действительно ему важно. Но один проступок брата он простить не мог. Только не убийство крошечного не родившегося ребенка, которого он не знал, не видел и никогда не хотел, но потеря которого почему-то приносила неприятную боль где-то в районе груди. Странное непривычное чувство, лишний раз убедившее его даже не думать о детях. Его жизнь была слишком опасной, полной порой неоправданного риска и жестокости, в которой малыш был бы лишней слабостью, которую он себе позволить не мог. Как не смог бы простить, если бы по его вине он погиб.

Ник захлопнул ноутбук, яркий экран которого так неприятно раздражал глаза. Откинулся на спинку барного стула и провел рукой по волосам. Маркуса нужно было убить. Пусть не собственноручно, не открыто, чужими руками, убийство не ради убийства, а ради удовлетворения собственного задетого эго и спокойствия Эмили, в котором Ник себя так тщательно убеждал. На ум сразу же пришел Эрик, и Николас тут же криво улыбнулся, достал очередную сигарету и снова закурил, сделал затяжку и сразу затушил. Как бы он ни злился на Эрика, ни проклинал и ни ненавидел его, как бы ни оправдывал его убийство и собственную жестокость, он сам стал Эриком. Сам сидел на кухне и планировал, как избавиться от брата, не названого, родного, что было, наверное, еще хуже, чьими руками это сделать и как отвести подозрения от себя, ведь Андреу нельзя было списывать со счетов. Он знал точно, что она начнет мстить и что след не должен привести к нему. Свято убеждал себя, что он не Эрик, что мотивы его куда существеннее, что Маркус был ему не больше, чем просто знакомый, знакомство с которым он с огромным удовольствием бы избежал. И что месть за нерожденого ребенка и за навсегда оставшиеся шрамы на хрупких запястьях Эмили была оправдана, не то что простое желание быть лишь немного влиятельнее и заметнее. Но убеждать себя оказалась куда труднее, чем других.

— Ник… — послышался сонный голос Эмили за спиной, — а ты чего не спишь?

Она прошла босыми ногами по каменному полу и обняла Ника со спины, положив голову на плечо и закрыв заспанные глаза. Такая милая, сонная, в его серой футболке, которая оказалась ей слишком большой, с растрепанными после сна русыми волосами и приятным запахом лаванды.

— Не спится, маленькая, — он аккуратно взял ее за руку, развернулся лицом и перетянул к себе на колени, а она тут же обвила шею руками и снова устроилась у него на плече. — А ты чего не спишь?

— Не могу уснуть без тебя, — сладко зевнула Эмили, а Ник негромко засмеялся ее маленькой лжи.

— Правда не можешь? — с улыбкой поинтересовался он, поглаживая ее по пушистым волосам.

— Правда.

— А сейчас ты что делаешь?

— Сплю, — честно призналась она, но тут же добавила: — Но это только потому, что ты рядом.

— Маленькая врушка ты, Эми.

— Ну серьезно, Ник, — она все же подняла голову и открыла глаза, снова зевнув. — Пойдем спать.

— Я чуть позже приду.

— Снова думаешь о своих делах? — после небольшой паузы поинтересовалась она, разглядывая его уставшее лицо.

— Дела не ждут.

— Ты совсем себя не бережешь, — вздохнула Эмили, хотела подняться, но Ник ей не дал, сильнее прижав к себе, а она и не стала сопротивляться. — Что тебя беспокоит?

— Не уверен, что поступаю правильно, — все же уклончиво ответил он.

— Этот твой поступок… Он опасен?

— Опасен. Одна ошибка, и все полетит к чертям.

— И тебе обязательно так поступать?

— Я не могу иначе.

— Тогда, — Эмили улыбнулась, — поступай, раз по-другому ты не сможешь. Лучше мы полетим к чертям, но вместе, чем ты будешь корить себя за несделанное всю жизнь, но в одиночестве.

— С чертями не так весело, как тебе может показаться, — усмехнулся Ник.

— Ну и что, — она пожала плечами, — зато я там буду с тобой. А это куда лучше, чем без тебя в раю. Это я точно уяснила.

— Даже если мы не улетим к чертям, со мной тебе будет очень трудно.

— Я знаю. Но я здесь, мы справимся вместе.

— Справимся, маленькая, куда мы денемся, — Ник задумчиво поцеловал ее в висок, не веря собственным словам, но отступать назад было уже слишком поздно. Оставив ее однажды, он просто не смог бы оставить и отпустить ее во второй раз. — Ладно, уговорила, пойдем спать.

Ник вместе с ней поднялся со стула, удобнее взял ее на руки, а она снова обвила его шею руками, прижимаясь к его обнаженному торсу, и прикрыла глаза, наслаждаясь его близостью, его теплом и запахом, которые раз и навсегда пленили ее. Он аккуратно уложил ее на мягкую широкую кровать, и она, как котенок, устроилась в его надежных объятиях, в которых она чувствовала себя по истине защищенной, и уснула. Ник же в ту ночь уснуть так и не смог. Не спасала его даже его милая панацея, зато могла бы спасти смерть Маркуса, принесшего слишком много боли Эмили, в которой он теперь был уверен на все сто процентов.

Последний беспокойный месяц в Лондоне окончательно вымотал Николаса: бесконечные проблемы с братьями Милтонами, которые слишком остервенело боролись за контроль части наркотрафика, и переживания за Эмили, которую приходилось оставлять одну слишком часто, бессонные ночи, когда она начинала обеспокоенно метаться по постели и тихонько всхлипывать, засыпая лишь на рассвете. Без подруг и знакомых в чужом городе, Эмили была слишком одинока, а мысли в ее голове слишком депрессивны, что Нику приходилось просить свою горничную, пожилую женщину с добрыми глазами, единственный сын которой погиб несколько лет назад на Ближнем Востоке и которой Ник его заменял, оставаться подольше, приглядывая за Эми. Та оставалась без лишних вопросов, приходила рано утром, порой еще до рассвета, когда Ник уходил, и уходила за полночь, стоило ему вернуться. Раны на запястьях Эми затягивались, на ее лице изредка стала появляться солнечная улыбка, она больше не молчала и не закрывалась в себе, встречала его после тяжелого дня и обнимала со спины, прижимаясь, даря ему свое тепло и любовь. Только вздрагивала, когда кто-то звонил в дверь и задерживала дыхание, боясь что за дверью стоял Маркус. Через пару секунд облегченно вздыхала и старалась улыбнуться, открывая дверь гостям, только Ник еще долго видел страх, затаившийся в ее глазах.