Когда был ещё в первой ночлежке, мне наш дедушка-хозяин передал письмо, где было сказано явиться на интервью касательно моей просьбы о предоставлении политического убежища приблизительно через неделю, в определенное место и время. Место это было неблизкое, пришлось добираться на нескольких видах транспорта, в том числе на непредсказуемом автобусе, который приезжал, когда ему заблагорассудится. Несмотря на то что в расписании стояло, допустим, «каждые 15 минут», они чаще всего превращались и в полчаса. Он ещё мог и просто пролететь мимо и остановиться не на самой остановке, а где-то поодаль. Разумеется, все возмущались, а кто-то, несмотря ни на что, бежал к нему, надеясь успеть. И тут следом приезжал очередной автобус, не такой полный, останавливаясь уже прямо на остановке. И некоторые из тех, кто побежал к первому, возвращались к вновь прибывшему. А во время поездки в этом автобусе к месту проведения интервью я стал очевидцем скандала между одной итальянкой «за 60» и эритрейской беженкой «за 20». Вторая не уступила место первой, что оказалось достаточным поводом поскандалить и повесить на эритрейку, как неоспоримую представительницу и наглядный образец эмигрантов и беженцев в Италии, всех собак, в том числе и «понаехали тут, да ещё и места занимают». Но и эритрейка не растерялась. Преподнесла итальянцам очень громким голосом уроки истории и напомнила им, что если бы итальянцы не колонизировали её страну в своё время, то её согражданам бы сейчас не пришлось искать счастья по всему миру. «А раз случилось как случилось, то будьте добры, оплачивайте ошибки своих предков и считайтесь с нами». Ехавший в автобусе народ не желал раскачивать и без того напряженную обстановку и молчал, а накал страстей, пока я доехал до своей остановки, несколько спал.

Когда я пришёл по адресу, то был удивлён. Несмотря на то что в приглашении было указано конкретное время, когда я должен явиться, в коридоре выстроилась огромная очередь и меня попросили ждать в приемной. Среди ожидающих в основном были выходцы из Африки. Мне долго пришлось ждать, пока вызовут. Приблизительно часа три. За это время я успел понять, кто будет моей переводчицей, она тоже, кстати, ждала всё это время, когда её вызовут. В конце концов у неё не хватило терпения, и она начала требовать, чтобы интервью прошло немедленно, в противном случае ей придётся уйти, потому что у неё другая встреча. Её попросили внутрь. Спустя какое-то время она вышла и вызвала меня. Я зашёл внутрь, увидел странную картину: вокруг в открытом просторном помещении была как минимум дюжина столиков, и за каждым проводилось интервью. В помещении стоял гул. Царила атмосфера суеты и какой-то несерьезности. Переводчица заняла место за одним из столов, за которым сидел средних лет мужчина в костюме, и предложила мне место напротив, по другую сторону стола. У переводчицы было ограничено время, и она всё время торопила мужчину, как вербально, так и с помощью мимики и движений тела, чем ещё больше накаляла суетливую атмосферу. Не знакомый с моей темой сотрудник, впервые взявший в руки лист, на котором была изложена моя ситуация, переведенная с оригинала на итальянский, стал при мне бегло его читать, бубня себе под нос.

– Ясно… – спустя полминуты сказал он. – Один вопрос. Если вы не можете получить паспорт в связи с вашей ситуацией, как вы всё-таки приехали с паспортом?

Вопрос я уже понял, не дожидаясь перевода, поэтому, пока моя переводчица переводила, успел немного обдумать ответ.

– Но ведь я получил этот паспорт раньше, когда ещё мог его получить. Вопрос в том, что не смогу больше получить новый, а у этого скоро заканчивается срок действия, – отвечал я на русском.

Переводчица торопливо перевела, в целом правильно и достоверно. Сотрудник кивнул и сказал, что ему всё ясно, вопросов больше нет. Переводчица буквально сорвалась с места, быстро попрощалась и убежала. Я тоже попрощался с этим вежливым, но суетливым мужчиной и покинул помещение. В душе оставалось странное чувство. Другие сидели по полчаса и больше, а меня «обработали» всего за парочку минут. Ответ обещали дать в течение двух месяцев.

Однажды, как обычно, пришел в бесплатную столовую поесть и встретил своих уже старых знакомых из Молдавии. Ту самую парочку, что показала мне все прелести параллельного Рима. Они находились в компании одного на вид угрюмого и недоверчивого парня и представили нас. Звали парня Василий. Немного выше меня, коренастый, неулыбчивый. Он был тоже из Молдавии, но не из Кишинева, а с периферии. Нравы и культура тех людей несколько отличались от столичных. Люди прямолинейные, в целом спокойные, хоть иногда и вспыльчивые. Относящиеся к русскоязычным из Молдавии с некоторым непониманием. Находясь в совершенно другой среде, чем в столице, им трудно было понять, что Кишинев – это не просто другой город или регион, а другая страна, с преобладанием немолдавской культуры, и поэтому невозможно было в столице выучить государственный язык. На периферии же всё наоборот – там русским языком владели плохо.

Однако благодаря службе в Советской армии Василий знал русский язык довольно хорошо, замечался лишь легкий акцент. Парень был постарше меня, около тридцати лет, но выглядел лет на пять моложе. На щеках – следы от перенесенной в детстве ветряной оспы. Хмурый взгляд, неторопливые движения тела, напоминающие ленивца. Оказалось, на тот момент он жил в моей первой ночлежке и собирался переходить в следующую, где уже ночевал я. Приехал в Италию сравнительно недавно и тоже попросил политическое убежище. Был он, конечно, благодаря связям с соотечественниками информирован более меня по приезде. Но и я ему смог рассказать о чем-то новеньком, например, про центр для беженцев при англосакской церкви. Впоследствии я подружился с этим парнем. Мы стали ездить на трудовую биржу и часто вместе возвращались в центр для беженцев, где в основном играли в настольный теннис. Он меня, в свою очередь, познакомил со своими земляками Валерой и Ваней, которые были то ли друзьями, то ли братьями или какими-то родственниками. Оба высокие, Ваня несколько худощав и моложе. И хоть они не были внешне очень похожи друг на друга, но всё равно почему-то казалось, что они родственники. Оба темноволосые, томноокие, с одинаковой усмешкой на одну сторону. По прошествии некоторого времени мы все оказались в той самой Джумбо-ночлежке. Все понимали, что рано или поздно надо будет уходить, особенно мне, потому что срок уже поджимал – больше двух месяцев редко кому удавалось там прожить. Для администрации нужны были очень убедительные аргументы для этого, и мы их предоставить не могли.

Поэтому однажды мы все дружно пошли к коммунистам, офис которых находился совсем рядом с нашим нынешним местом временного проживания. Там нашим куратором была назначена одна молодая рыжеволосая девушка: открытая, жизнерадостная, дружелюбная, с невероятным запасом энтузиазма и желанием помочь. Она безо всяких бюрократических проволочек и проверок, с полным доверием и пониманием отнеслась к тому, что мы нуждаемся в новом месте жительства, и уже буквально на следующей встрече радостно сообщила, что у нас будет жилье! Так как нас было четверо, то ей удалось довольно легко найти для нас комнату в одной квартире, которая снималась специально и исключительно для беженцев. Необходимым условием было легальное нахождение в Италии, то бишь действующий вид на жительство.

Квартира находилась рядом с Термини, тоже в центре, прямо на площади Витторио Эмануэле, напротив парка. По его периметру росли высоченные пальмы, которые навсегда остались запечатленными в моей памяти. Их листья на вершине были немного бледными, а четверть из них – вовсе высохшими. В этом парке также действовал строгий запрет ходить по газону или находиться на нем. Трава в Риме – для красоты, ее мять нельзя. Стоило только попробовать встать на траву, как тут же из ниоткуда появлялась группа карабинеров, которые мило, но уверенно просили перебраться на асфальт. Квартира, куда мы переехали буквально за считаные дни после того, как переступили порог офиса коммунистической партии, превзошла все наши ожидания!