– Ты и сам знаешь, о чем я говорю. Он забивает это травой и алкоголем, но все равно Райх… не так пуст, как кажется.
– Не вижу здесь проблемы, – отвечаю резче, чем собирался. Девушка хмурит тонкие брови. Молчит. Достаю из сумки дневник Раймонда и словари, растрепанные листы перевода. Отворачиваюсь уходить, когда она наконец отмирает:
– Ты торопишься. Ты ничего о нем не знаешь.
– Я не буду обсуждать это, – хлопаю дверью громче, чем следует. В коридоре встречаюсь с Райхом и Айви, последний скрестил руки на груди.
– Милые бранятся? – Ухмыляется пустой. Очень хочется отвесить ему затрещину.
– Пойдемте. Мне нужна ваша помощь.
Время поджимает. Записи Раймонда после смерти жены – путанные, повторяющиеся, многословные, не ускоряют процесс работы. Маг погряз в своем горе на долгие пять страниц, и только в конце шестой мы приблизились к чему-то важному:
– Пишет, была годовщина смерти супруги, и он пришел на кладбище с букетом ее любимых садовых роз, которые… так, это неинтересно.
Пробежавшись по строчкам, прошу ребят отыскать в словаре несколько непонятных слов. Растираю уставшие глаза:
– Он предавался воспоминаниям о разном, говорил вслух… много говорил… тут вроде обычные воспоминания… ага, вот! В какой-то момент Раймонд зарыдал и ударил по саркофагу, и тот вдруг раскололся. Раздался грохот, вздрогнула земля. Раймонду показалось, что склеп сейчас обрушится, поэтому он бросился наружу. И с удивлением увидел, что все статуи и надгробия рухнули со своих пьедесталов, многие разбиты на части неведомой силой. Все кладбище превратилось в руины. Испуганный и оглушенный, маг поспешил уйти восвояси, но через несколько часов в дверь постучали.
– Пришли из Университета, – говорит Айви.
– Да. Его отвели в орден, и дальше… – я перелистываю последние страницы. Осталось всего две. Тревога сворачивается тугим комом за ребрами. Все, что нам нужно – здесь, среди убористых колючих строчек, на ветхой бумаге. Раймонд выводил каждую букву, пряча подсказки и расставляя ловушки, чтобы запутать вероятных преследователей. Отнять драгоценное время.
Сейчас он играет против нас.
– Что уже есть? – Смотрю на салфетку, где Айви выписывает возможные ключи. Жирным обведено горе, под ним – вина, грусть, боль, потеря, ярость, обида.
– Он скучал по ней, давайте добавим… скучание, – предлагает и сразу дописывает блондин. Райх поднимает голову, когда в кафе входит Триш. Недобро прищуривается. Я в два глотка допиваю остывший кофе и встаю, собирая бумаги, не глядя на девушку:
– Не будем терять время, пойдем за вещами и давайте сразу на кладбище, – парни тоже вскакивают.
– Зачем вообще заселялись, – бурчит Райх.
На улице давно стемнело. Холодный ветер задувает под одежду, треплет волосы и бросает в лицо. Пляшут оставшиеся с праздников гирлянды. Свет и тени дрожат на стенах, шелестят на балконах пальмы. Магазины закрыты, редкие прохожие торопятся домой. Я прячу руки в карманы и ускоряю шаг. Думаю о Тиу – уже в Университете? Его допросили? Конечно, допросили. Только ничего не узнали.
Тиу и сам не знает, за каким чертом отправился с нами и почему решил вернуться. Я чувствую укол вины: он ведь решил добиваться Мары, а теперь и не вспомнит.
Впрочем, у парня все равно ни единого шанса.
Старое кладбище уже виднеется вдалеке, когда Триш останавливается:
– Там группа магов, это наши, – девушка обхватывает себя за плечи. – Охотники. Я знаю… видела раньше их силу. Они довольно далеко от склепа, но…
Замираю. В желудке – лед. Нас засекли: видимо, магии белого пятна не хватило. Можно просто уйти – сейчас-то чары активны и надежно сокроют от врагов, но… время. У нас нет времени. Нахмурившись, командую:
– Проведи нас к склепу так, чтобы они не увидели.
– Эрлах? – Удивляется Айви.
– Ты слышал.
У Райха азартно блестят глаза:
– Если нас заметят – то что?
– Нападут, – Триш сворачивает в темный переулок. – Тихо.
В молчании мы обходим кладбище по широкой дуге, проникая через калитку с другой стороны.
– Ого, – выдыхает Айви. На каждой могиле горят красным лампадки. Сотни огоньков сияют среди плющей и мха, старого камня. Я сжимаю карточки в кулаке, нахожу подходящую для атаки.
Осторожно, прячась за шумом ветра в кронах дубов, двигаемся по аллее между вечнозеленых кустов. В черном небе над головой летят седые облака. Плачущие ангелы глядят нам вслед.
– Что ты хочешь сделать? – Шепчет Айви. Тихонько огрызаюсь:
– Молчи.
Возле нужного склепа пустынно, но на открытой местности шансы попасться возрастают. Волоски на затылке поднимаются дыбом, острый край карточки до боли врезается в ладонь. Морщусь, отпуская. Все хорошо. Мы одни.
– Пригнулись и тихонько идем к порталу. Айви, ты первый.
Бледный как призрак, он кивает. Опускается на корточки и, прячась за надгробиями, пробирается к усыпальнице. Спотыкается о ступеньку и прикладывается коленом – морщусь, оглядываюсь. Тихо. Толкаю Райха в спину: твоя очередь. Парень медлит, но подчиняется. Следом перебегаем мы с Триш, взявшись за руки. Я тихонько шепчу:
– Надгробие, осторожно, – помогаю преодолеть лестницу и притворить тяжелую дверь. Хриплый скрип разносится по кладбищу. Черт.
Оказавшись в кромешной темноте, зажигаю фонарь, спрятав в кармане, чтобы свет оставался тусклым и невидимым снаружи. Страх бьется в горле: накатывает портальный морок. Указываю на начертанный в мраморе пола знак:
– Мы будет пробовать, сколько нужно и пока они не уйдут. Магию не применять, – Айви застывает с занесенной для чародейства рукой. – Спящий портал же, до активации нельзя, только после. И охотники заметят колдовство, найдут нас. Знаю, тут холодно, – дыхание вырывается паром изо рта, – но нужно потерпеть. Давайте, что там первое.
– Горе, – брови Триш сходятся на переносице. Киваю: хорошо. Знакомо.
Первым опускаюсь на колени. Ледяной пол обжигает сквозь брюки. Закрыв глаза, вспоминаю день смерти Висии, день похорон, многие дни после – одинаково черно-белые, будто мир лишился разом всех красок. Как тяжело было дышать, как горела кожа – даже после заживления ожогов. Как хотелось кричать, как кричал – в подушку, наскоро начаровав ватную тишину. Как клеил фотографию на стену в красном свете барных ламп, среди сотен похожих снимков погибших парней, и запоздало писал: я люблю тебя. Прости.
Прости, что струсил, не заметил, не спас. Прости – наворачиваются горячие слезы. Опускаю голову, чтобы никто не увидел. Внимательный взгляд Райха ощущается кожей. Против воли возвращаюсь в холод портала, ощущая жгучий стыд: я давно должен был пережить горе, отпустить.
Я не могу даже этого. Горько усмехаюсь. Куда уж метить в Советники.
– Вина, – предлагает следующий ключ Триш.
Да, это моя вина. Его смерть, исчезновение Нааса и Зарин, все, что произошло или произойдет в Отрезке – из-за моей самоуверенности. Страха, поселившегося в позвоночнике. Тщательно оберегаемого одиночества.
Вина соленая на вкус, и слишком похожа на горе – сплелась так тесно, не отличить. Грусть, боль, потеря, ярость, обида, дурацкое Айвино скучание – все называемые девушкой чувства напоминают друг друга.
Обреченно открываю глаза.
Я варился в этом слишком долго, чтобы оставаться сильным. Я не могу.
– Не получается, – резюмирует Айви. Мне хочется застонать.
– Мы что-то упускаем, – ровно отвечает Райх.
– Нам нужно найти это сегодня, – сейчас. Портал отнимет еще месяц, и что будет, когда мы вернемся? Есть ли еще смысл в спешке? Я прогоняю мысль. Есть, и не смей думать иначе.
Так, словно все потеряно.
– Отчаяние, – сжимаю руки в кулаки. – Вот, что мы забыли.
Но и это не открывает портал. Одиночество, предложенное Триш – тоже. В наступившей тишине слышно, как завывает ветер и тикают, отсчитывая секунды, часы у Айви на запястье.
– Что будем делать? – Блондин смотрит на дверь. Я сажусь на рюкзак, опираясь спиной о расколотый широкой трещиной саркофаг. Прослеживаю кончиками пальцев ее ветвистый изгиб. Растираю скованную спазмом шею.