Сажусь на кровати.

Спина замерзла, с трудом разгибаюсь. Рука, на которой я спал, затекла и обмякла. Листки с частями проклятия сбились у лампы, шелестят на сквозняке. Кажется, я успел закончить проверку знаков.

Со стоном разминаю плечи, провожу по волосам – рассыпаются тонкими медными прядями. Дрожь пробегает по позвоночнику. Мне нужно согреться.

Взяв полотенце и чистую одежду, выхожу в темный коридор. Редкие светильники горят едва заметным лунным светом – магия куда лучше электричества, не жжет глаза, в которые будто песка засыпали. Тихонько дребезжат холодильники с напитками, мигает рекламой растворимого дерьма автомат с кофе. Так и не починили или опять сломался? Нужно выяснить. Завтра.

Нет, сегодня: давай займемся мелкими, бытовыми делами, чтобы никто не запомнил этот день чем-то особенным.

Особенной будет ночь.

Корпус еще спит. Душевые свободны. Выбрав дальнюю, включаю горячую, до кипятка, воду. Пар клубами поднимается к потолку, а жалящие струйки разгоняют кровь. Закрываю глаза и задерживаю дыхание, прячусь с головой в раскаленном потоке. Пальцы – на растрескавшуюся плитку, ощупать тонкие линии, глотнуть воды. Перенестись в воспоминание, где по плечам невесомо проходятся пальцы, разминая задеревеневшие мышцы. Ощущения кажутся реальными на секунду. Этого хватает, чтобы сплести заглушающее заклятье. Миг счастья, теплый камень под руками – как мало мне осталось.

– Достаточно, – прочистив горло, повторяю:

– Достаточно, – сигил вплавляется в покрасневшую кожу. Ближайшие сутки все мои разговоры пройдут незамеченным для посторонних. Можно не волноваться о прослушке, не искать укромных мест.

Выныриваю, выключаю воду. Растираюсь жестким полотенцем. Знак на животе немного кровит. Я вырезал его последним – остальные давно заросли в розовые шрамы. Узоры заклинаний протянулись через грудь и бедра, оплели плечи затейливой вязью. Здесь только сложные системы, на которые моих сил не хватает, и нужна подпитка кровью.

Невесело хмыкаю: тяжело быть магом земли с депрессией. Каждая стихия вызывается спектром эмоций, и для моей нужно счастье. Для воды – грусть, воздух подчиняется тревоге, а огонь контролирует ярость. Довольно просто на первый взгляд, но… Несмотря на таблетки Гийота, с каждым годом после смерти Висии счастья во мне будто меньше и меньше. Приходится хитрить, усложняя заклинания и расплачиваясь болью.

Одевшись, замираю у окна. Университет зажигает огни. Между зданий вдалеке мелькает тень: первые ранние пташки потянулись в кафетерий на завтрак.

Я тоже захожу. Набираю полный пакет медовых тостов, прихватываю ягодный чай для профессора и мягкий латте для себя. Выпечка пахнет одуряюще вкусно. В желудке урчит.

– Доброе утро, – сидящие за столиком у окна Олаф и Смуглянка синхронно поднимают головы. Хором и отвечают на приветствие:

– Опять не спится? – Опекающий всех и вся Олаф.

– Ночь без происшествий, – более практичный Смуглянка.

– Хорошо, – киваю. Мои заместители выглядят помято после суток в охране периметра. Сами виноваты: нечего было попадаться выпившими главе администрации Адамону. – Я буду к тренировке первогодок, хочу понаблюдать. Лучших отправим в составе команд на задания. После тренировки раскидаем миссии.

– Конечно.

– Как скажешь. – Чернобородый Олаф достает мобильный и быстро набирает сообщение для рассылки. Наверняка предупреждает новеньких, чтобы были готовы выложиться на полную.

Прячу улыбку: заботится. Повезло ребятам. В других блоках новоявленным магам дают лишь сжатую учебную программу, доступ к библиотеке и полную свободу действий – крутись как хочешь, чтобы подготовиться к годовому экзамену. Никого не волнует, пройдет кандидат или провалится, покинет Университет, лишившись памяти о магии. Среди ученых, охотников, техников, целителей и администрации старожилы слишком заняты на миссиях, чтобы помогать новичкам.

Блок искателей я организовал иначе. Регулярные тренировки, четкий план обучения, промежуточные тесты – все под строгим контролем Олафа.

Если мой план раскроют, он станет капитаном?

Возможно.

Взгляд глубоко посаженых карих глаз всегда спокоен. В развороте широких плеч читается уверенность и сила. Модные сейчас татуировки и подбритые виски – что ж, никто не идеален. Олаф хорош в командовании, уважаем искателями, но совершенно бессилен в диалоге с администрацией. Тонкокостный кудрявый Смуглянка ровно наоборот: стратег и дипломат, но среди коллег имеет репутацию заносчивого одиночки – вполне заслуженно. Его за спиной зовут перебежчиком. Нынешний искатель, – бывший охотник и ученый, – хмурится, трет покрытый светлой щетиной подбородок:

– Эрлах? Все нормально?

Понимаю, что задумался, рассматривая своих заместителей.

– Да, простите. Мне пора, – отсалютовав стаканом кофе, ухожу, чтобы покинуть пропахший выпечкой сумрак кафетерия и спуститься в подвал к Валентину, где нестерпимо ярко и громко гудят механизмы, поддерживающие в равновесии экосистемы Заповедника. Этажом выше содержатся твари и другие создания, необходимые ученым для исследований, а здесь – сотни лампочек свисают с потолка, чтобы теплый свет помогал техникам работать с аппаратами. Несмотря на ранний час, полно людей. Я прохожу мимо булькающих труб и дымных резервуаров, кубов грунта в магической оплетке, многослойных погодных чар за толстыми стеклянными стенами. Киваю главному в этом бедламе, Кшиштофу Лойцу, ныряю за тяжелые прорезиненные шторы, отделяющие кабинет Валентина от остального подвала.

Заваленное манускриптами, книгами и тетрадями, рулонами чертежей, логово профессора встречает уютным библиотечным ароматом и недовольным взглядом хозяина:

– Ты поздно, – говорит Валентин. Отодвинувшись на скрипучем стуле, с хрустом потягивается. Седые волосы еще влажные, рубашка под белым халатом хранит следы заломов – заглянул домой сегодня, уже хорошо. Под глазами набухли мешки – спал мало или не спал вовсе.

– Чары? – Спрашивает про заглушающие.

Щиплют запястье:

– Работают. У меня два часа.

– Тогда отставь завтрак подальше и давай сюда финальные расчеты. И сам сигил, конечно, – Валентин широким жестом сдвигает засыпающие стол бумаги в угол. – Пройдемся по логической цепочке, от центра к периферии. Я тут все расписал, но потерял листок… – кто б сомневался. Пока мужчина ищет записи, я устраиваюсь в кресле с увеличенной папкой. Произношу без всяких подсказок:

– Сердце знака – убивающее проклятье, нацеленное на тьму. Соединено связкой Гегемона с сигилом мощного всплеска и условием детонации при гибели твари.

– Подожди-подожди, хоть очки надену, – их Валентин отыскивает быстро, под ботаническим журналом. Список находится там же. – Ну вот, хорошо. Покажи теперь.

– Нужна лупа, – чтобы сравнить знак из древнего манускрипта, выуженного из-под стола, и рисунка на половинке альбомного листа, которую, если повезет, Наас даст свежеиспеченной Зарин Аваддон.

– Под Броуди, – книгой о магических ядах и противоядиях, откуда мы взяли кровеносную систему знака – формулу антидота к укусу твари.

– Итак, – Валентин склоняется над моим рисунком. – Расскажи мне, как это будет.

Вдохнув, заученно повторяю в тысячный раз:

– Наас и огненная, Зарин Аваддон, спустятся в архив библиотеки, воспользовавшись пропуском Айяки Корнелиус, из блока ученых – Наас обещал ей некую услугу, девушка заинтересована. Наас пойдет под предлогом помощи, а Зарин чары не засекут: ее еще не внесли в систему Университета, главный техник пока отсутствует и приедет только завтра. В библиотеке Наас отвлечет Айяку. Тварь проведет Зарин через тайный проход к своей камере. Камеры в архиве я вырубил и подменил картинку.

– Как тварь укажет путь? Она же заперта.

– Наведенным мороком. Плутон месяцами копила силы для этого колдовства. Девушка воспользуется формулой. Плутон умрет, и энергия ее смерти многократно усилит эффект проклятья, которое вспыхнет повторно – уничтожая всех темных созданий в радиусе действия, а радиус должен выйти далеко за пределы Университета, ведь Плутон – Высшая. После в зоне ее смерти будет умирать любая тварь ближайшие лет пятьсот – столько, сколько прожила Плутон. Университет не сможет проводить исследования над огненными магами и их чудовищами, перевезти лабораторию тоже нельзя: у нас давно кончились защитные элементы для барьера. Итог: твари мертвы, Хайме неистовствует. Гофолия в ярости, но ничего не может сделать. Огненных оставляют в покое и никакой больше охоты за тварями. Конец.