– Гнур и Пал, проводите Лию в покои, и следите, что бы отроки отнесли туда и скарб ведуний.

– Катей, – сказала Эля дрожащим голосом, – сейчас я возьму берестяной короб, и отвези меня к Уллю.

– Да, конечно, – ответил он, стараясь не смотреть в ее глаза. Неприятно смотреть на чужую боль. Он осторожно послал коней вперед, и упряжка не спеша понесла их к сторожке, где за загородкой содержали Улля. Вскоре они приехали, девушка поспешно соскочила с колесницы, стараясь через силу не бежать, а идти неспешным, внушительным шагом, сделав три шага вернулась к колеснице и забрала короб, поддерживая его двумя руками. Стражники увидели Катея, и поняли, кого он привез, поздоровались с гостей, и не теряя ни секунды, пустили ее в дом. Эля почти вбежала по лестнице, зайдя в подклет, сложенный из валунов. Она прошла по скрипящему полу, сложенному из половинок бревен, помещение освещалось несколькими лучинами и парой масляных ламп с зеркалами из бронзы. Дружинник открыл перед ней дверь, и она вошла в помещение, освещенное светильниками, но они стояли за толстенной деревянной решеткой, которую бы и силач не сломал. Эля увидела брата, сидящем на лежанке лицом к стене, она увидела, что он сильно вырос, но волос не стриг, но сейчас его рыжеватые кудри были спутаны и неухожены, а девушка вспоминала, как она расчесывала их частым гребнем. Элисия не стала сразу же приступать к обряду, лишь оставила на поставце несколько незажженных светильников на завтра, ей нужно отдохнуть, она ведь два дня не спала. Пряхи учили, что такие обряды может не всякий человек, и тем более не усталый. Главное, что он жив, и она успела к нему на помощь. Элисия развернулась, и взяв с собой короб, вышла так, что и дверь не скрипнула. У дома стояли стражники, и с ними Катей беседовал, и как только дверь открылась, тут же подбежал к девушке.

– Ну как, получилось все? – по-детски непосредственно спросил воин.

– Утро вечера мудренее. С утра, как петухи пропоют, сюда меня отвезешь, готова я буду. Только я одна, и никто больше. Понял ли, свет Катей?

– Как не понять, – сказал воин, а подумал, дело то колдовское, и лезть туда никому не стоит.

Дружинник приготовил колесницу, Эля встала на площадку, и не спеша возница повез ведунью в ее покои. Вскоре были на месте, и Лия, взяв лампу, повела наставницу в их покои в Горе, прошли по коридору, и увидели дубовую дверь, послушница ее открыла, они вошли внутрь. Там было две лежанки убранные немудрящими мехами, горница была согрета, горел очаг, мрак разгоняли четыре светильника. Эля почувствовала, как она устала, с трудом дошла до кровати, скинула сапоги, размотала портянки, сняла и куртку, присела на лежанку, поставив короб рядом.

– Лия, завтра разбуди пораньше.

– Поешь сначала, Эля, ты же два ни кусочка хлеба не ела.

– Завтра, – она стала снимать вязаное шерстяное платье через голову, стянула, поправила косу, повернулась к Лие, хотела что то сказать, но упала на бок и моментально заснула, свернувшись в комочек. Послушница подошла, осторожно взяла платье, что бы не помять, и накрыла спящую меховым покрывалом. Она даже ничего не почувствовала, только ровно дышала во сне. Лия накрыла огонь, посмотрела в порядке ли продухи, и тоже легла спать. Спалось здесь удивительно хорошо. Встали девушки, как будто их кто-то толкнул, умылись, оделись, Эля попила травяного настоя, но есть отказалась.

– Нельзя сейчас, потом можно. Все взяла, надо идти, – сказала она очень тихо.

Лия проводила ее до выхода, и осталась ждать возвращения на воздухе, усевшись на скамью у входа. Катей на колеснице уже был готов ехать, ведунья заскочила в повозку, и они поехали, кони несли ровно, не дергая и не упрямясь вознице. Элла не слишком волновалась, и еще она наконец-то выспалась спустя два дня. У дома их уже поджидала целая толпа, почти все население поселка, свободное от работы, но многие смогли найти, или придумать себе дело рядом с узилищем- кто что-то строгал, кто-то именно здесь взялся оградку поправить, кто землю поравнять, один дружинник чинно выглаживал лук восковкой, другому показалось, что именно здесь ему лучше всего наточить кинжал. Поэтому нельзя сказать, что люди пришли сюда без важного дела, просто поглазеть на ведьмины дела. Возница остановил упряжку, и Дева сошла с повозки. Потом, спустя пару дней все очевидцы утверждали, что приехала она на оленях (много позже говорили о олене), а ледяной дом охраняли инеистые великаны, и шла Элисия, не оставляя следов.

Она подошла к дому, стража ей открыла, и внутри уже горели зажженные огни, разгоняя тьму. Было жарко натоплено, и Эля сбросила шубу, потом нагнулась, и положила ее на лавку. Взглянула на брата, он так все и сидел. Она открыла короб, достала колючую рубаху крупной вязки, и положила рядом с собой. Зажгла в треножнике огонь, и стала бросать туда травы, приготовленные для нее Пряхами. Дом наполнился ароматами лета, терпкими и пряными, Улль встрепенулся, встал в свой огромный рост, но сестру пока не узнавал. Она достала из короба еще и флягу, и налила настой в серебряный ковш. Наконец она запела, так низко как могла, брат встрепенулся, подошел к клетке, морщил лоб, поминутно вскидывал на нее свой взгляд, но пока не приходил в себя, и наконец, она взяла двойную флейту, и заиграла тот ритм, от которого никто не мог устоять, ни живой, ни мертвый.

– Это ты, сестра? – спросил он не своим голосом, а она не прекращала играть, наконец сказала, самым строгим голосом:

– Сними рубаху, – и заиграла опять.

Он подошел к решетке, стянул с себя рубаху, она держа дудки одной рукой подала ему колючую рубаху, он одевал и кривился, наконец вздрогнул, его повело в сторону, и он осел на пол. Через минуту Близнец поднялся, и его лицо осветила улыбка:

– Сестра! Приехала навестить. Как они тебя отпустили? А то я после испытания к тебя собирался, мне только осталось танец с быком, и витязем стану.

Элисия опустила инструмент и убрала его в короб, открыла решетку, и наконец, подошла к брату.

– Здоровенный ты вырос, я только до плеча тебе головой достаю. И Лабиринт прошел, – она посмотрела на него испытующе, а он посмотрел на нее, и улыбнулся, и поцеловал в ставшую розовой щечку.

– Не помню я, сестренка. Надеюсь нам Арпад гостевой дом даст. Ты насколько приехала ко мне, а лучше и навсегда?

– Я здесь в горе живу, как дома. А то вся живность сбежится опять, – и она широко улыбнулась, показав крупные белые зубы.

– Они тебя все любят. Я медвежонка нашего встретил, ты не поверишь, – и он присел на лежанку и посадил сестру с собой рядом, – на Медведьем острове, всю ватагу мою распугал, но потом они обратно сбежались, меня спасать, но Мишка принюхался, узнал, порычал для порядка и ушел тюленей ловить.

Сестра улыбалась, стала приглаживать волосы брата ладонью, потом достала гребень из мамонтовой кости, и стала их расчесывать, проводя сверху вниз, отделяя длинные пряди друг от друга.

– Спасибо, Эля, я стал и так совсем красивый. Пошли, идти пора.

– Эту рубашку три дня не снимай, даже на ночь, – добавила Элисия.

Улль поднял глаза на сестру, знакомо ухмыльнулся, надел куртку, подал шубу сестре, и поправлял ее рукава, когда она одевалась. Закрыл решетку за собой, и они вышли из дома к уже вставшему высоко светилу, и стало теплее, и лучи солнца ярко осветили Близнецов, явившихся перед людьми. Оба они улыбались, а люди и солнце улыбались им. Эля заметила, как Гун что-то рассказывает Арпаду, потом и услышала отрывок разговора: " Потом приплыли касатки, и мы подумали, что наконец увидим подводное царство», и отрок увидел заинтересованное, улыбающееся и радостное лицо Элисии и рядом смеющегося Улля.

– Гун, давай и мне расскажи, – сказал юноша, – будь здрав, атаман, – и Улль поклонился Арпаду, – что там с вами случилось, и расскажите мне, что со мной произошло.

Тут Эля сделала два быстрых шага назад, так что брат ее не видел, и показывала Гуну, что бы не раскрывал правды Уллю.

– Ты мой друг, – и положил руку на ему плечо, – после Лабиринта головой ударился, споткнулся, а мы за сестрой твоей сходили морем, Элла прибыла, тебя вылечила, – и посмотрел выжидательно на своего друга, поверил, нет.