– Смотрите, – торжественно сказала она, – Здесь соединяются Илиос и Лада, Солнце и Лед, Жар и Холод, и породят огонь и свет, – и навела линзу на солому, вначале показалось темное пятнышко с малостью дыма, затлела солома, и вот, о Чудо! Пламя лизнуло своим Священным Языком сложенные ветки, и разгорелся священный Огонь!
Мара поспешно убрала линзу в тайное место, а ведуньи уже зажгли факелы, и Пряхи повели их в горницу и на берег, где их уже ждали посланцы их племен, семи союзных племен, Хунов и Мансов и пяти других, кто в нетерпении ждал священный огонь, что бы положить его в священные сосуды, украшенные магическими узорами, и увитые священным плющом, и отвезти в поселения, где все люди ждали явления Нового Огня, который согреет их души и тела. Вскоре прошло еще пять лет, и еще три Хариты сменилось, а дети уже подросли, им было уже по восемь лет, волос им не стригли, в отличие от хунов и мансов, оставляющих детям на головах по нескольким локонам. Мара уже рассказала им о гусях-лебедях, которые после смерти уносят души в мир богов, а при рождении приносят в мир людей, что означают спирали на браслетах-Ладу и Илиоса, как едят медведей, срезая все мясо с костей, но не повреждая при этом кости животного. Показала им знаки власти вождей в виде спиралей и двойных спиралей, рассказала, что означает меандр на сосуде с углями, что вообще означает мендр, зачем изображают свастику на сосудах, все сказания о молодильных яблоках, о меде, для чего он, как им причащают при рождении. Начала учить тайнам звездного неба, и свойствам зелий, а также священному письму. Рассказала все сказания о Илиосе и Ладе, о Мировом Древе и Мировом Змее, учила читать и писать священные знаки, рассказала все что знала о окрестых народах и землях.
Улль уже отлично стрелял из лука, стрелял всех, кроме гусей и лебедей, а Эля не ела мяса, только молоко, рыбу и ракушки. Мара пыталась ее убедить, но та лишь забавно морщила нос, улыбалась свой широкой улыбкой, казалось всеми вместе своими веснушками, и Мара сразу сдавалась, не в силах настаивать, тем более дети не болели, а у Эли и Улля открылся и лекарский талант, Эля выходила щенков Слеги, которых потом забрали на материк, и вроде бы ничего такого не делала, гладила животик, мордочку, поила водой, и спасла. Мара делалась все мрачнее день ото дня, смотря на Элю, а та и не замечала ничего. Прошло еще два года, детям исполнилсь по десять годочков. И только началась зима, море еще не замерзло, но было множество льдин, и когда они прогуливались по острову с братом, проверяли ловушки, она увидела прижатого вмерзшим в лед бревном белого медвежонка, он рычал и пыхтел, пытаясь выбраться, и почти по-человечески плакал, но так и оставался в ловушке.
– Улль, помогай, вон вымахал здоровенный, давай поможем маленькому, -звонко кричала Эля.
– Надо осмотреться, а то его мамка нам с тобой задаст, – и будто подтверждая эти слова, Слега держалась за спиной мальчишки.
– Ну чего ты, -и она вцепилась руками в рукавичках в бревно, стараясь чуть приподнять, и так усердно, что даже капюшон с головы соскочил, и наконец Улль подошел, только крякнул, но был в свои десять лет уже немалой силы, и вырвал бревно, освободив звереныша, который аж взревел от восторга.
– Тише, ты, здоровяк, а то сломаешь ему что-нибудь, – сказала Эля, хватая медвежонка за спину и передние лапы. Впрочем почувствовав ее руки, сразу перестал вырываться и рычать, а обернув морду к спасительнице, обнюхал ее и вставая на задние лапы, старался облизать ее лицо, и все никак не унимался. Тут даже Улль оторопел, и убрал свой уже ставший знаменитый лук в налучье.
– Ну ты сестренка… – и только развел руки, и засмеялся, смеялась и радостная Элисия, улыбка делала ее более красивой, несмотря на широковатый рот. Улль слышал, как ее послушницы острова за глаза называли лягушкой или жабой, но он никогда не передавал ей таких слов девушек. Он посмотрел на нее еще раз, нагнув голову вправо, и подумал: «Все равно красавица, и нос небольшой курносый, и веснушки, а коса до пояса. Жалко, наша мама умерла. Так и спит во льду в дальней пещере. А то послушницы говорят, что наша мать коза, она мол нас выкормила. Поэтому меня иногда „козленочком“ дразнят, и рожки ищут, когда волосы расчесывают.»
И тут свирепо залаяла и заскулила одновременно Слега, готовясь принять смертный бой. Из-за тороса показалась маманя маленького звереныша, который сразу же ласково заворчал, но от Эли и отходить не собирался. Медведица сначала встала на задние лапы, а потом стала тянуть носом воздух, принюхиваясь к девочке, а собаку взял жестко за шею Улль и выдернул бронзовый кинжал, и стараясь встать поудобнее, что бы удар был вернее. Эля же в лице не переменилась, лишь отпустила медвежонка, который стоял в задумчивости, и вот, громадная грязно-белая медведица подошла не спеша к девочке, так же шумно втягивая носом воздух, будто проверяя что-то. Встала вплотную к девочке, так что ее громадная голова стала совсем рядом к головке в капюшоне, и вдруг стала облизывать и ее, как своего медвежонка. Мальчик словно потерял голос, это было необыкновенно.
– Эля, нам пора, а то Мара тревогу поднимет, пошли.
– Пошли, – весело согласилась девочка, обняв и поцеловав медведицу в нос.
Они шли в свою пещеру, а за ними шла медведица с медвежонком, притом что медвежонок часто подбегал к Эле и пытался играть с ней, так что пару раз уронил ее в снег. Не доходя сорока шагов до входа Элисия подошла к медведице, и стала смотреть ей в глаза, так, что и Улля мороз продрал по коже, и говорила, и как будто зверь понимал язык человека:
– Иди, иди, сестра в свой дом, Иди иди иди иди, – и погладила ее на прощание. Медведица же повернулась, и вместе с отпрыском не спеша пошла ловить тюленей. Улль обернулся, и увидел, что около входа встречает их Мара. Когда они подошли, Слега сразу нырнула в тепло, а мальчик посмотрел на лицо наставницы, оно было белее снега, и только начало опять наливаться жизнью, она схватилась за сердце, и шумно выдохнула, и кинулась к Эле.
– Ты что, Эля! Я чуть от страха не умерла, – и Улль увидел, как в первый раз Мара плачет, утирая слезы рукавом, и ее красивые губы кривятся, и зашмыгала она носом совершенно по- детски, а Элька посмотрела на нее, ее лицо скривилось, она заревела сама и кинулась ей на шею, целуя в щеки и губы, а Мара целовала ее в ответ, и, наконец, успокоились обе, и Эля скромно улыбнулась, и утерла свою слезу с носа.
– Я не нарочно, Мара, медвежонок был в беде, мы его с Уллем спасли. Знаешь, какой Улль сильный? – она сделала круглые глаза от восторга, – Вот- такое бревно свернул, – и она показала, широко расставив руки перед собой, – потом медведица пришла, она нас провожала до дома.
– Будут тебя люди боятся, Элисия, никто замуж не возьмет, – грустно сказала Ведунья, поправляя волосы девочки, – ты и теперь сильнее любой колдуньи. Пряхи теперь тебя возьмут к себе, что бы учить, тому что и я не знаю. Не бойся, они добрые, – увидев испуганное лицо девочки сказала она, – у нас ночевать будешь, с братом не разлучишься, – сказала, поцеловав Элю в щеку.
– Тогда хорошо, – улыбнулась она и посмотрела на брата.
– Послушницы вас видели с медведями, – усмехнулась она, – так что не удивляйтесь, если чего скажут, и так вас все боятся, – посмотрела она на брата и сестру с любовью, потрепав мальчика по вихрам, – Да и есть за что теперь, – добавила уже шепотом.
В горнице Близнецов уже ждали Пряхи. Перед ними стоял стол, покрытый расшитой скатертью, и на нем лежали многие предметы, гадательные кости, звездная карта, серебряная чаша, а среди них отлично сработанное оружие, меч длиной в два локтя, лук и колчан стрел, и боевая палица.
– Улль, подойди. Выбери себе подарок за свой подвиг, – сказала, показывая на все эти вещи старшая Пряха, поочередно указывая на прекрасные предметы левой и правой рукой.
Мальчик подошел к столу, и не мог оторвать взор от лука и стрел, и меча с рукояткой из зуба мамонта. Он просто пожирал их глазами, любовно оглаживал рукоятку меча, ножны, а затем пальцами левой руки гладил, ощупывал, будто запоминал, кибеть лука, смотрел на искусную резьбу колчана и налучья. Пряха с улыбкой смотрела на очарованного воспитанника. Пряха наклонилась к Маре и прошептала, так что никто не слышал: «Он взял ЕГО меч, лодья придет с Острова за ним»