— Я это уже понял, — Костя едва сдержался, чтобы не добавить, что они-то с Варей спешат.
Напоминать про время здесь бесполезно. У них даже часов нет. Богдан молчал, и Костя понял, что скоро не уйдет, потому придвинулся к огню. Глупо было спускаться в футболке. Надел бы свитер, и волка б Богдан не увидел. Волчье логово! Вот попали так попали! Сказочники…
— Прости, я не умею красиво рассказывать. Михей сделал бы это намного лучше. Даже белого жеребца бы показал…
Богдан опять замолчал. Надолго.
— Какого жеребца?
— Белого. Не знаешь разве, как местные ищут стригоев? Запускают на кладбище белого жеребца, который встает, будто вкопанный, подле могилы кровопийцы. В безветрие можно ещё увидеть голубое свечение и мелкие вздутости в земле. Обычно мы выкапываем таких покойников, отрезаем им голову, сжигаем тело и рассеиваем прах по ветру.
— Мы — это собирательный образ? — осведомился Костя, пытаясь перехватить взгляд Богдана, но не смог. Тот будто искал что-то в темноте и не находил. Или Богдан просто не понял вопроса. — Ну, не вы же выкапываете и сжигаете. Или… Неужели настолько…
Богдан вернул взгляд на его лицо и грустно усмехнулся.
— Настолько. Даже мою мать выкопали и сделали с телом то, что я тебе описал, чем разозлили отца до предела. Как он не застрелил тогда кого-то, не знаю… Он вообще любил пострелять. Даже на медведя ходил. Его трофей тут висит. И его ружье. Уже мой личный трофей. Я сумел его у него выкрасть, а то всякое может быть по пьяной дури. Всякое…
Богдан теперь отвернулся к огню.
— Константин, ты умеешь хранить тайны?
Парень кивнул, хотя и не был уверен, что Богдан заметил его кивок.
— Я тоже. Потому что подумал, что отец убьет и меня, если я расскажу правду про то, как умерла моя мать. Он убил ее по пьянке. Когда отец тогда начал орать, я забился за печь, там где мать держала все для шитья и сквозь занавеску видел, как он полоснул ее сперва ножом по уху, и когда мать схватилась обеими руками за голову, всадил в сердце пулю. Я не знаю, почему не закрыл глаза… И даже не отпрянул от занавески.
Жар огня опалил Косте лицо, а спина осталась в холоде. Он молчал. Его пригласили в слушатели. Не более.
— Он сказал всем, что она чистила ружье, не пустил в избу баб, сам омыл тело, одел и уложил в гроб. Закопал в тот же день, без попа. Он не любил румынский и румын. Говорил в основном по-русски и никогда не пил с мужиками. Только один. Сам с собой. Соседи, конечно, позвонили властям. Те приехали. Хотели выкопать. Но ждали, наверное, какого-то разрешения. Я не знаю, мне семь лет тогда было… Я ничего не соображал в те дни от страха. Боялся проговориться, и все равно твердил про мать. Старухи и стали поговаривать, что покойница буйная, к сынку малому является, заберет его с собой. Сумасшедших всегда много. Про жеребца вспомнили. А он к свежей могиле сразу. Конечно, сеном сушеным закидана была земля. Выкопали, да раздевать не стали, наверное, вот и рану не увидели. Сожгли… Ох и бушевали власти потом, а отец взял меня за шкирку, и мы ушли из деревни насовсем. Пришли сюда. И стали уже оба пришлыми. Но здесь мы никому не мешали. А он пьет, всю жизнь пьет… Простить себя не может. Любил он
мать.
Замолчал, потом ушел. Вернулся с двумя кружками. К счастью, не полными. Ничего не сказал. Константин залпом выпил протянутую. Местный самогон, что сок. Даже сливой пахнет. Но грудь жжет, мама не горюй.
— Ладно… — Богдан толкнул кружки в темноту. — Давай про сказку лучше. Не Михея это сказки, а старика, что нас тогда приютил. Он рассказывал их каждый вечер, чтоб я уснул. Вот тебе одна из них. Без стригоев, без оборотней. Совсем не трансильванская. Но она местная, поверь мне.
«Давно то было. Уж и не припомнит никто. Жил на свете один господарь, и было у него три сына и маленькая дочь. Все хорошо было во владениях господаря. Да только скуп был он. Еду прятал по сундукам и на засовы запирал, чтобы никто из слуг не прокрался в хранилище да не полакомился господскими кушаньями. Да вот беда приключилась. Как не придёт по утру господарь со своими ключами, глядит, из закрытого сундука яства пропали. Опечалился господарь. Потребовал к себе старшего сына и наказывает ему ночью будущей на страже сундука в кладовой стоять.
Делать нечего. Старший сын сказал себе, а чего боятся-то: ну кто в кладовку кроме мышей придёт. И пошёл к кладовой, устроил себе постель на сене и уснул, убаюканный тёплым ветерком, ворвавшимся в приоткрытую дверь. А когда проснулся он на рассвете, то увидел, что сундук открыт и еды в нем меньше стало. Устыдился он своего неразумения, запер сундук и отправился предстать пред глаза отца.
— Видел ли ты кого? — вопрошает сына господарь
Но старший сын, смотря чистым взглядом в суровые глаза отца, ответствовал так:
— Никого не видел, и все яства на месте.
Поверил ему отец, но на следующий день вновь обнаружил пропажу и велел среднему сыну на страже стоять Только и с ним та же беда приключилась. Подул ветер, уснул средний сын, а на утро обнаружил открытый сундук. Последовал примеру брата: закрыл побыстрее сундук и отправился пред глаза отца. Сказал ему без зазрения совести, что всю ночь караулили и ничего странного не заметил. День прошёл, но господарь вновь обнаружил пропажу. Настал черёд младшему сыну караулить сундуки с яствами. А младшего сына звали Николой. Отправился он в кладовую и взял с собой подушку, а в подушку воткнул четыре острые иглы. Подумал он, коль станет сон одолевать, уколется он щекой об острые иглы и проснётся.
И вот почти наступила полночь. И, о ужас, страшное создание, покрытое с ног до головы волосами, появилось в кладовой. Да и не сказать, чтоб с ног, потому как ног у него не было, были вместо них копыта. А вместо рук — острые птичьи когти. А за спиной — огромные крылья Но это былое ещё не самое страшное… Увидел Никола, как пожирает это чудище еду, а потом медленно проходит мимо него, не замечая, поднимется вверх по ступеням, идёт по коридору и заходит в спальню их младшей сестры. Побежал Никола следом и замер на пороге, не чувствуя от страха ни рук, ни ног. Пуста оказалась колыбелька сестры, и чудовище вдруг уменьшилось, превратилось в сестру и улеглось обратно в колыбель. И никто бы сейчас в розовощёком младенце не узнал бы страшное волосатое чудище.
И вот наступил рассвет, проснулся господарь и призвал к себе младшего сына.
— Что видел ты прошлой ночью, Никола?
— О, отец, — ответил сын. — Уж лучше бы я проспал всю ночь, как мои братья, ничего не видя. Пожалуйста, вели оседлать для меня коня и дай мне сундук полный золота. И позволь отправиться в дальние края на поиски невесты.
Ничего не сказал отец, но исполнил просьбу сына. И вот вскочил младший сын на коня и отправился прочь из замка. Но лишь отъехал от него на такое расстояние, чтобы с высоких стен не видать его было, спешился, вырыл глубокую яму, положил туда сундук с золотом и закопал. Было это недалеко от колодца, вырытого на земле, всё ещё принадлежащей его отцу. И вот, схоронив сокровища, пометил Никола то место камнями и отправился дальше.
Долго ли, коротко ли длилось странствие нашего бедного Николы, никто не знает. Но вот однажды набрел он в лесу на прекрасную птицу-дятла. Не простая была эта птица, была она королевой всех птиц.
— Куда держишь путь, юноша? — спросила королева.
— Я ищу край, где нет ни смерти, ни старости. И в тех краях хочу я отыскать для себя невесту.
— Тогда ты пришёл в нужное место, — ответила королева.
— Как-то может быть?
— Ты видишь те бескрайние леса? Лишь когда коснусь я своим клювом последней ветки последнего дерева, тогда придёт ко мне старость и смерть, чтобы забрать с собой.
— Ха, — усмехнулся Никола. — Сегодня ты стучишь по одному дереву, завтра — по другому. И рано или поздно придёт к тебе старость и смерть и заберёт тебя с собой. Нет, не то место ищу я.
И, пожелав королеве птиц счастливо оставаться, пустил он коня своего вскачь и отправился искать дальше. И вот долго ли коротко ли длился его путь, день за днём скакал он по неизвестным дорогам и наконец достиг прекрасного дворца. На встречу к нему вышла прекрасная юная девушка, ни слова не сказав она поцеловала его и заключила в свои объятья. Целых семь дней провёл Никола во дворце, купаясь в любви прекрасной девушки, и все к нему относились, будто был он король. И вот пришёл час покинуть этот странный дворец. Прижалась к нему прекрасная хозяйка, умоляя его остаться.
