«Если будет девочка», – заключила я в ленивой садовой полудреме. – «То назову ее Глашей в честь бабули. Не Глафирой, это слишком, к тому же бабушка была Аглая»

Николенька проспал последующее чаепитие в беседке, даже музыка его не разбудила, правда включено было на четверть громкости. Понятно, что Таня не могла принести старый проигрыватель на чайном подносе, да и включить его было некуда. Но оказалось, что Виталик Захаров, технарь и умелец, снизошел к просьбам супруги и перенес ностальгические записи на диск. Для прослушивания имелась круглая лоханка на батарейках, изыск науки и техники. Оттуда лился голос поэта и шансонье, пока Таня собиралась с духом для просьбы-предложения.

Кстати о музыке и между прочим. Когда Татьяна включила заветный альбом, до меня стало постепенно доходить, что дело плохо, просьба будет ой-ой-ой! «К мысу радости, к скалам печали, к островам ли сиреневых птиц» – заклинал бард-шансонье, пока я примеривалась к вежливым формам отказа. – «Все равно куда мы не причалили, не поднять нам усталых ресниц…»

– Мне на самом деле сто лет не надо, – делилась Таня между тем. – И мама твоя хмурилась, и Виталька говорит, что не наше дело и вообще глупости. Но я обещала. Хотя бы спросить. И вправду, а вдруг у тебя получится? Хотя…

– Танечка, ты меня пугаешь, – подбодрила я бедняжку. – Излагай, мне никто не запрещает отказаться. Ты не обидишься?

– Наоборот, очень хорошо пойму, – заверила Татьяна. – Ты тетю Марусю помнишь? Она в пристройке живет, мы туда синюю куртку относили.

– Если ты, девушка, сулишь тетю в клиентуру, то забудь навсегда! – объявила я твердо. – Потому что хорошо помню. Тетя и тогда была явно не в себе. Не думаю, что она вылечилась, а я, извини, сейчас в интересном положении. Сама знаешь, такая тетя противопоказана в принципе.

– Если так, то конечно, – согласилась Таня. – А вообще – поздравляю! И когда?

– К зиме, но точно не скажу, – поделилась я. – Теперь когда шевельнется, то будет ровно половина.

– Ага, это правильно, – подтвердила Татьяна. – А муж, он как?

(Форму вопроса Танечка выбрала неопределенную, поскольку ничего не слышала о моем замужестве и желала получить информацию для дальнейшего ориентирования на местности.)

– Муж пока в стадии жениха, – я скупо изложила факты. – Сочетание браком через три недели в районном ЗАГСе, никаких торжеств и песнопений, мама в шоке.

– Моя бы настояла, – кротко одернула Таня. – Попробовала бы я…

– Ну, ты выходила в первый раз, в неинтересном положении, – я зачем-то пустилась в объяснения. – А я эту комедию единожды претерпела, с родными и знакомыми во множестве. Правда, без фаты. А сейчас попросила отстать от беременной женщины, тем более что для жениха это событие не в первый и не во второй раз, что называется – дело житейское.

– Завидую, ты смелая женщина, – вздохнула Таня, но было неясно, к чему похвала относится, к порядковому номеру брачных уз или к умению противостоять маме.

– Но твоей тети Маруси боюсь до сих пор, – вспомнила я, собираясь с силами для окончательного отказа. – Как вспомню, так вздрогну.

Маленькая вставка про тетю Марусю и синюю куртку, бог знает сколько лет прошло…

На исходе одного неспокойного лета мы с Таней сидели у них в мансарде и наблюдали тропический ливень, внезапно обрушенный с ясного вечернего неба. Я собралась домой, одета была в легкое платьице, зонт и резиновые сапоги Таня давала. Но прочий организм оставался открытым для погодных элементов, а у меня имелась склонность к хроническому бронхиту.

– Можно попросить у Ольги, – предложила Таня. – У них в пристройке найдется куча старого барахла. Пойдем, тети Маруси нету по счастью.

Насколько я знала, Ольга была старшей кузиной в троюродной степени, Таня ее уважала и побаивалась, с нами кузина не общалась, я её видела редко и в отдалении. Тетю Марусю также видела мельком и ничуть о том не жалела, тетушка была известна трудным характером.

Не особо долго думая, мы спустились в пристройку, я осталась в прихожей, а Татьяна открыла дверь в жилое помещение и спросила насчет ненужных плащей и курток. Изнутри сказали, что «берите, что хотите, с дальней вешалки, потом можно не возвращать, а выбросить».

Далее Татьяна закрыла дверь, и мы выбрали из прочей одежды синюю куртку с красными вставками. Я облачилась, обулась, взяла зонтик и проследовала к месту дачного обитания. Сапоги и зонтик я вернула через пару дней, а про куртку забыла напрочь. Тем не менее к концу сезона мама строго велела вернуть вещь по назначению и не пожелала слушать никаких резонов.

Татьяна посомневалась, но пошла вместе со мной отдавать «вещь». Что случилось после, разумному объяснению не поддается. Ольги на даче не случилось, а тетя Маруся громко обвинила нас в краже, намеренной порче чужого имущества и прочих грехах, а с порога кричала немыслимые инвективы (обличения) в мой адрес.

Мол, она всегда знала, что я воровка и негодяйка, бегаю за ее дочкой в неприличных целях и учу Ольгу всяческим гадостям. Крики неслись по участку, пока мы с Таней ретировались из пристройки, она тем временем пеняла по части неуместной щепетильности. Вот выбросили бы с концами, так нет же! Но хорошо запомнили обе.

Почему-то особенно запомнился день ранней осени, исполненный пышной прелести, с просторным небом и свежим дыханием близких холодов, ароматы и яркость цветов, блистающие от росы дорожки… Наверное, по контрасту с безобразными криками со стороны невменяемой тети Маруси. Основополагающим стало удивление, странно совместившееся с красотой мира. (вставка закончена, опять 20 лет спустя. Е.М.)

– Понимаешь, Катя, она была в полном разброде, – толковала Татьяна через много лет, не в целях убеждения, просто разъясняя. – В то лето от нее ушел муж, отец Ольги. Красивый, импозантный мужик, эдакого варяжского типа, доктор наук, Игорь Славич. Тетя Маруся очень быстро состарилась, характер у нее всегда был тяжелый. Ольга не радовала, как поступила в институт, то отстранилась, стала жить своей жизнью. И дядя Игорь решил, что с него довольно. Тетя Маруся прибегала к маме ночью, плакала, просила помочь, но что можно сделать? А мы с тобой просто попались под руку.

– Все в рамках допустимого, – заключила я, затем сходу влетела в расставленную ловушку. – А теперь что? Это я из чистого любопытства, заметь.

– Разумеется, но если подскажешь, куда ей обратиться, то и ладно, – ответила Татьяна. – Сейчас, мы разбудим кроху, покормим обоих, и сходим к тете Марусе, хорошо? А я пока расскажу, в чем её проблема.

В последующие полчаса на веранде первого этажа происходило кормление детишек, и мама Татьяны, ничуть не изменившаяся, вносила добавления к рассказу о сложных проблемах двоюродной кузины. Мне бы сообразить, что семейство хорошо подготовилось, но с этим было глухо, как в танке.

– Почти сразу после того случая, Ольга вышла замуж, рассорилась с матерью и уехала, – рассказывали Таня с мамой. – Адреса не оставила, сказала, что ноги её в этом доме не будет, с тех пор ни ответа ни привета. Маруся очень обиделась, сказала, что видеть не хочет неблагодарную дочь, пусть живет, как знает, нахлебается лиха – приползет, как миленькая. Но характеры у обеих – не дай Бог никому, и так оно затянулось на десять лет с лишком. Теперь встал вопрос с квартирой в Москве. Часть дачи у Маруси в собственности, перешла по наследству от отца, они с дедом были родные братья, все оформлено, разделено и расписано. Но с московской квартирой выходит сложнее. Маруся по нашему совету (каюсь теперь!) решила приватизировать площадь, у них квартира в хорошем районе, Олег выписался, когда развелся, от него претензий нету. Но оказалось, что Ольга до сих пор числится прописанной на этой площади, и без её согласия приватизация невозможна. Искать сбежавшую дочь в паспортном столе и в милиции отказались. Сказали, что не их дело, пускай мать занимается сама, если заинтересована. Пусть найдет дочку и получит либо ее письменное согласие, либо отказ в пользу матери. В зависимости от этого… Ну да ладно, это подробности. Суть в том, что Маруся надумала найти Ольгу под предлогом приватизации, а на самом деле хочет помириться. Но никогда не сознается – такой характер. Ей важно представить дело так, что дочь осознала свои интересы и проявила инициативу. Без этого никак, мол, дочь пришла мириться первой, вольно или невольно – но непременно! Поэтому Маруся желает, чтобы кто-то отыскал Ольгу (Бог знает, где она теперь), поставил в известность и намекнул, что мать может оставить квартиру в социальном найме, тогда наследникам вовсе ничего не достанется. Даже если они были прописаны, но давно не жили и за квартиру не платили – это она специально выясняла. А дачу завещает приюту для собак, к примеру… Точнее, свою третью часть, но нам от этого не легче.