Ответом мне было долгое и мучительное молчание, Татьяна успела прийти в картинное отчаянье и делала знаки, что мол, все пропало, сейчас повесит трубку – и с концами.

– Я могу приехать сейчас, – после бесконечной паузы проговорила трубка иным тембром голоса, на октаву ниже. – Диктуйте адрес вашего заведения, я на машине.

– Я вовсе не настаиваю, – я даже запнулась от неожиданного успеха предприятия. – Можно назначить встречу…

– Мне удобнее сейчас, – перебила Ольга Киреевская. – Потом время ограничено.

– Дело в том, что Татьяна Мельник не в офисе, а у меня дома, – я слегка засуетилась, отчаянно не желая получить «сеанс разоблачений» на дому.

– Тем лучше, – лаконично отозвалась Ольга. – Закроем проблему здесь и сейчас. Судя по номеру вы живете…

– Отлично, пишите адрес, – согласилась я, а куда было деваться, принцип был изложен четко: сейчас или никогда, один-ноль в пользу Ольги Киреевской.

Пока собеседница ехала по осеннему дождю сквозь транспортные потоки, Татьяна то приносила благодарность за успешное содействие, то впадала в панику последнего разбора, говорила, что сейчас уедет домой или спрячется в ванной комнате.

Немедленное свидание с Ольгой Киреевской отчего-то наводило на неё ужас, хотя именно к тому она стремилась последний месяц. Я сама пребывала в ошеломлении, не совсем понимая, как это у меня вышло, точнее, что я такого сказала, чтобы взрослая дама помчалась сломя голову беседовать с сестрой давно позабытой подруги студенческих лет. Если они расстались не в лучших отношениях, то что мешало сказать: «Кто такая Ольга Славич, не помню, какая сестра, какая дача? И вообще это было давно и неправда…»

В общем и целом ситуация разворачивалась по канонам мусорной литературы, я бы оценила, будучи в ином положении. А в настоящем интересном только тупо недоумевала, и надеялась, что Татьяна возьмет себя в руки и обойдется своими силами.

– Главные вопросы я уже задала, – толковала я бедной Тане. – Ты только не пропусти, добейся четкого ответа. С кем и куда уехала твоя Ольга, или намеревалась. Все прочее – литература! При том очень плохая, последнего сорта.

Однако деловые соображения бедную Таню не трогали, перспектива близкого свидания с Ольгой Киреевской тревожила её без меры и резона, я сжалилась и опробовала отвлекающий маневр.

– А ты хорошо ее помнишь, эту Ольгу? – спросила я в целях провокации и дальнейшей терапии. – Мне она показалась по разговору…

– Не говори, – Татьяна отлично повелась в нужную сторону и стала излагать скрытую проблему, не подозревая, что с нею ведется работа. – Она меня всегда нервировала. Понимаешь ли… До нее, вернее, пока не поступила в институт, Оля была очень замкнутая серьезная девочка, всегда с книгой, как правило очень толстой, на дачу ей возили книги из дому. Других занятий она не признавала. Представь себе, сидит девочка в беседке в разгар лета и читает кирпич синего цвета. «Мистер Блетсоурси на острове Ремполь» – ты когда-нибудь слыхала что-нибудь подобное? Понятно, что нет!

– Действительно, не припоминаю ничего даже отдаленно подобного, – созналась я. – Но откуда такие изыски?

– И виновата тетя Маруся, – продолжала Таня. – Она внушила Ольге, что та не блещет по части внешности, на самом деле водила ее плохо одетой и жутко причесанной, потом сама вечно критиковала. Ну представь себе, у девочки зализанные волосы, косица на макушке, рот сжат, глаз не видно из-за нависших бровей, вид ужасный. Понятно, оставались одни книги для утешения. Мама однажды вмешалась, посоветовала Марусе приодеть девочку, и сменить ей прическу, а та просто ни в какую! Я слышала, как она заявляла: «темные волосы надо причесывать гладко, никакой косметики до 18 лет, короткие юбки и брюки девочке не положены, она не сформировалась. А что проводит время за книгами – то ее счастье, лучше, чем бегать в Бог знает каком обществе. Это с намеком на меня, между прочим.

– А потом? – я вступила с наводящим вопросом, другая Ольга всё не ехала, а Татьяна отлично отвлеклась.

– Ну, я о том же, – пояснила Татьяна. – И вот следующим летом Ольга поступила в архивный институт, нас пригласили праздновать, выпили наливки, и я поняла, что Ольга может быть хорошенькой, мама права. Но не задумалась, так промелькнуло. Потом они всем первым курсом поехали на картошку, потом в сентябре я увидела Ольгу на даче и просто ее не узнала. Волосы она подстригла, брови выщипала вполовину, глаза блестят, улыбка во все зубы. Они у нее вообще-то великоваты, хотя и очень хорошие, тетя Маруся всегда указывала: спрячь зубы. Ольга поэтому стеснялась, старалась поменьше улыбаться и говорила со сжатым ртом. А тут она выкрасила губы польской помадой, и зубы встали на место – как у киноактрисы! Приехала в джинсах, в свитере в обтяжку, смотрелась по-другому, держалась очень уверенно. Её отец обратил внимание, мол, смотрите, дочка из колхоза приехала, а как из Голливуда! Ольга созналась, что подружка посоветовала и постаралась, брови ей выщипала, косу остригла и дала поносить джинсы. «Не всегда же мне ходить Золушкой-замарашкой» – объяснила высокомерно, и тетя Маруся очень была обижена. Все старания пошли насмарку, «девчонка отбилась от рук раз и навсегда» – говорила всю дорогу. Следующим летом, если Ольга бывала на даче, то с другой Ольгой, они наезжали, потом срывались с места, а на нас – ноль внимания, будто никого не было. Вот помнишь, когда мы за курткой ходили, они вдвоем сидели за столом, что-то резали и клеили, вроде стенгазеты и страшно веселились. А когда ты ушла в этой куртке, за ними машина приехала. Жигули «белая ночь». Они бежали через дорогу, бумагу свернули в трубку и смеялись обе, как безумные, пока садились. За рулем, я разглядела, парень сидел, немного старше их, красивый и наглый, тоже смеялся.

Не успела я прояснить загадочный мемуар Татьяны насчет стенгазеты, машины цвета «белая ночь» и наглого парня за рулем (что было заманчиво в плане трэш-детектива), как раздался звонок в дверь. Следовало думать, что приехала Ольга Киреевская, никого другого не ждали.

Татьяна пошла открывать, поскольку я основательно сидела в кресле и предпочитала не бегать. К тому же визитерша приехала к Тане, а я присутствовала по должности. Через пару минут, расставшись с зонтом и верхней одеждой, заодно установив, кто есть кто, Ольга Киреевская появилась в комнате.

Девушкой она оказалась видной и статной, светлая коса вольно лежала на плечах как горжетка, яркие серо-зеленые глаза оттенялись сообразной косметикой, костюм был серым, а блузка – яркого изумрудного цвета. Однако с приятным, правильным лицом визитерши наблюдались проблемы. Лицо было не просто закрытым, оно казалось захлопнутым намертво, как морская раковина.

В целом создавалось впечатление, что Ольга Киреевская пришла к зубному врачу, потому что очень больно, но предпочитала быть в другом месте. И, увы, дантистом ощущала себя я, хотя сидела в кресле, а Татьяна взяла на себя роль медсестры, привела, усадила пациентку на диван и предложила чаю. И вот, пока Таня хлопотала на кухне, Ольга начала беседу крайне осторожно, однако, не дожидаясь вопроса о самочувствии.

– Понимаете, я подумала, что следует прояснить вопрос раз и навсегда, – начала она. – Да, признаю, что Ольга ушла из дому при моем содействии, она жила у нас на зимней даче, точнее, они жили вдвоем, но родители не знали. И когда ее мать обвиняла моих родителей, она ошибалась, хотя имела право знать, где Ольга. А мы скрывали. Понимаете, сложилась непростая ситуация. Ольга с мальчиком хотели жениться, а обе матери были резко против. Тоже понятно, ей было девятнадцать, а ему и того меньше. И я пустила их на дачу, чтобы как-то разрядить атмосферу, Ольга надеялась, что кто-нибудь уступит. Но не получилось, тогда они уехали к его отцу. Уехали внезапно, собрались в один день, ничего мне не сказали. Понимаете, после того, как мать Ольги позвонила и устроила сцену, мои родители догадались, где беглецы, и попросили уладить вопрос. Я сказала Ольге, что дальше жить на даче невозможно, вроде кто-то туда приезжает в отпуск, она поняла намек и очень обиделась.