— Мерлин, — Малфой замолчал, ущипнув себя за переносицу. — Ну вот, опять…

Ее губы предали ее, изогнувшись в легкой улыбке. Она поднялась на ноги и поставила стакан.

— Ты куда? — он прищурился, когда она вышла из комнаты.

— Пойду переоденусь. А потом выясним, что именно тебе нужно, чтобы вернуться в эту странную альтернативную реальность, где мы не ненавидим друг друга.

***

— Итак, к симптомам проклятия относятся слабость, боль, сонливость? Малфой, это не совсем похоже на проклятие…

— Думаю, я могу распознать, что моя жена проклята, — невозмутимо сказал Малфой. — Как ты это сейчас преподносла — да, звучит не так уж плохо. Как чернокотовый грипп или еще что-то похожее, но это не так. Ты не ты — тебя нет. И я не собираюсь просто сидеть и смотреть, как ты угасаешь.

Его тон смягчил ее, и она поджала под себя ноги, обдумывая то, что он говорил.

— Я поищу в архиве и библиотеке Министерства. Мы что-нибудь найдем.

— Ну, вообще-то, есть причина, по которой я здесь именно в это время. Если мне не изменяет память, моя мать только что ликвидировала семейные хранилища Блэков. Она передала темные артефакты Министерству, продала картины различным музеям по всему миру, а фамильные драгоценности забрала в Поместье.

Гермиона сдвинула брови к переносице, пока слушала, держа стакан с виски, а время неумолимо приближались к полуночи.

— Моя бабушка, Друэлла Блэк, рассказывала мне об ожерелье, когда я был ребенком. Я видел его. Оно серебряное с черным опалом по центру размером с мой гребаный кулак, — он сжал пальцы и поднял руку, словно показывая, какого именно размера был камень.— Оно хранится у Блэков на протяжении веков и высасывает проклятие из того, кто его носит, до тех пор пока от недуга не останется и следа. Проклятия были намного более популярны во времена древней магии, когда споры разрешались огнем волшебных палочек, а жертвами часто становились самые близкие, — Малфой вздохнул, массируя свою шею, простая белая футболка задралась, обнажая бицепс. — Это ожерелье спасет тебя. Я знаю.

— В твоем плане слишком много переменных, Малфой. Возможно, ты уже серьезно изменил временную линию, и даже не возможно, а почти наверняка. Я могу оказаться не проклятой. Черт, возможно, мы уже и не поженимся.

Покачивая головой, Малфой провел пальцами по отросшим прядям, и ее внимание привлекли серебристые завитки у его виска.

— Я в это не верю. Мы найдем путь друг к другу. По-другому быть не может.

Гермиона вздохнула. Она не хотела ему верить, было бы легче не поверить, но он говорил с такой убежденностью, что она решила копнуть глубже.

— Почему ты не можешь взять ожерелье у матери в своем времени?

Малфой неловко поерзал на месте.

— Мать умерла несколько лет назад. Я забрал несколько семейных реликвий, но ты не из тех, кому нравятся такие вычурные вещи. За каким хреном тебе, например, тиара? — он мрачно усмехнулся. — Я сохранил какие-то драгоценности для будущих поколений, а остальные подарил. Последние несколько недель я пытался отследить и найти их, но это ничего не дало, и я не могу больше ждать. Я добуду ожерелье и вернусь обратно через Темпус Мотус.

Гермиона серьезно посмотрела на него.

— Я все еще не понимаю, чем я могу помочь.

— Мне нужно попасть в Поместье.

— Чудесно, — фыркнула Гермиона, пристально глядя на него. — Как я уже говорила, мы с тобой не совсем дружелюбны, Малфой. Ты не приглашаешь меня на чаепитие с матерью или что-то подобное.

На его лице появилась проницательная улыбка, когда он вытащил из-за спины тяжелый конверт и потряс им.

— Что это?

— Это, — Малфой замолчал, глядя на элегантный шрифт на обложке, — твое приглашение на Ежегодный Благотворительный Вечер Малфоев.

— Я туда не иду, — Гермиона смотрела на него в неверии. — Уверяю тебя, что приглашение только для галочки. Всех чистокровных удар хватит, если я появлюсь в поместье.

— Во-первых, мама в тебе души не чаяла. Во-вторых, ты обожаешь это мероприятие! Твое самое любимое в году. Последние пять лет ты сама организовывала его.

Гермиона чувствовала покалывание в висках, когда он так говорил о ней, хотя на самом деле это была совсем не она. Это была какая-то странная ее версия, существовавшая только в его сознании.

— Ты снова это делаешь, — ее губы сжались в тонкую линию. — Ты говоришь обо мне так, будто знаешь меня, но это не так. По крайней мере, не ту, кем я являюсь сейчас. Я не планирую модных вечеринок, и я не знаю твою мать, и я не собираюсь на какой-то дурацкий прием, чтобы играть в эти твои игры.

Она не могла больше это слушать, вскочила на ноги и направилась к своей комнате. Однако, как всегда, она недооценила скорость Малфоя. Он подскочил и схватил ее за локоть, прежде чем она смогла переступить порог.

— Просто хватит, Малфой, — слезы навернулись на глаза, когда поток новой информации болезненно осел в ее груди. Она умирала где-то, и этот мужчина любил ее, любил настолько, что преодолел десятилетия, нарушив все мыслимые законы, чтобы спасти ее жизнь. — Это был самый длинный и самый нелепый день в моей жизни.

— Я знаю, люб…

— Перестань! Хватит меня так называть! Ты Малфой, а я Грейнджер, и ты флиртуешь со мной только для того, чтобы вывести меня из себя и ничего больше.

Повисла тишина, его пальцы сжались вокруг ее руки, и когда она осмелилась украдкой взглянуть на него, его глаза были темными, напряженными, полными неожиданных эмоций.

— Хорошо, — тихо уступил он. — Я знаю, что все это слишком для тебя, и я слегка перегибаю. Ты ненавидишь, когда я давлю. Я просто… я знаю тебя, по крайней мере, некоторую версию тебя. Трудно сидеть напротив тебя и делать вид, что ты не моя жена, — он помолчал, проводя рукой по взлохмаченным волосам. — Но я постараюсь. Мне просто отчаянно нужна твоя помощь, потому что женщина, которую я люблю уже тридцать лет, сейчас умирает. И даже если ты не веришь, что я говорю о тебе, речь идет о ком-то. Пожалуйста, Грейнджер?

Они стояли так близко, достаточно близко, что их грудные клетки почти соприкасались при каждом вдохе. Он скользнул взглядом по ее губам, и против своей воли она сделала то же самое. Но когда он наклонился к ней, Гермиона вздрогнула и вырвалась из его хватки.

Они уставились друг на друга, теперь между ними образовалась пропасть, пока она пыталась сосредоточиться на своем дыхании.

— Там есть комната для гостей, думаю, ты и так знаешь, — быстро сказала Гермиона. — Постарайся поспать.

Затем она повернулась, исчезла в своей спальне и пряталась под одеялом, пока ее сознанием не овладели мечты о жизни, которой у нее, возможно, никогда не будет.

***

Гермиона открыла глаза под звуки и запахи шипящего бекона, разносящиеся по ее квартире. Невозможно было сказать, какая эмоция преобладала: ярость, что незнакомец Малфой хозяйничал на ее кухне, или ярость, что, несмотря на все ее усилия, живот скрутило от голода.

С тихим рычанием она перекинула ноги через край матраса и схватила халат с кровати. Выбравшись из спальни, она резко остановилась от увиденного на своей кухне.

Стоящий у плиты Малфой без рубашки застал ее врасплох. Не такой, как она себе представляла — не то чтобы она много раздумывала над этим, конечно, нет — он все еще был худым и подтянутым, просто немного… крупнее, жилистее. По его шее и плечу спускался жуткий шрам, серебряный, сморщенный и почти сердитый.

— Доброе утро, лю… — Малфой замолчал на полуслове, нежное обращение застряло у него во рту. — Гермиона, — исправился он. — Завтрак?

— Малфой, — коротко съязвила она. — Рубашка?

Он повернулся, озорная ухмылка прочно закрепилась на его лице. Против воли, ее взгляд задержался на его животе, изучая небольшие шрамы на его теле, светлые волосы на груди и под пупком. Она сглотнула.

— Что случилось с твоим плечом? — спросила она, опираясь на дверной косяк.

Малфой скривился, пытаясь взглянуть на следы на своей коже.

— Ох, Мерлин, это было давно. Схватка в Лютном закончилась не очень приятно — провел почти неделю в Святого Мунго, — он задумчиво усмехнулся. — На самом деле, именно тогда ты впервые сказала, что любишь меня. Мерлин, ты так переживала. Все время сидела у моей кровати, даже отгул взяла. А однажды ночью, когда я дремал, ты прошептала это словно секрет, который еще не хотела раскрывать.