– Я уже все объяснил начальству и, более того, привел, по-моему, достаточно аргументов.

Капитан встрепенулся:

– Ух ты, смотри, какой умный! Ути-пути, – улыбнулся. – Не, ну Бога-то не видел никто. Чего в Него верить-то?

– Хотите, я вам притчу по этому поводу расскажу?

– Валяй!

– Попал как-то карась, ну, это рыба, в смысле, такая…

– Эй-эй, ты не увлекайся-то, умник! Прикольщик хренов, знаю я, кто такой карась. Баклань дальше.

– Так вот, попал карась как-то на берег. То ли волной выбросило, то ли поймал кто, да потом выбросил. Не знаю. Словом, подергался, подрыгался на берегу карась и удалось ему с большим трудом в воду вернуться. Чуть было не задохнулся. Собрались рыбы вокруг. Им, понятное дело, интересно, что он там, в другом мире, видел. Спрашивают карася, как там, типа, да что. А он и отвечает: там жизни нет!..

– Ну-ну, воин, ну-ну… – смотря на свою сигарету, будто увидел ее в первый раз, прошипел капитан. И добавил после затяжки: – Вот не поспишь пару неделек, послушаю я тебя тогда. И про карася, и про Бога твоего. Расскажешь.

– Я знал, на что шел. Будьте уверены, приготовился к худшему.

– Идейный, однако! Вообще, хочу сказать, что я для тебя не враг. Даже можно сказать, сочувствующий. У меня мама баптисткой была, так что я вашего брата знаю. Слушай меня и обращайся, если что, советуйся, и все у тебя нормалёк будет.

– Спасибо, конечно, а теперь можно я пойду спать? Два наряда подряд отстоял, с ног валюсь…

Сергей посмотрел офицеру в глаза, надеясь найти в них хоть какое-то сострадание, но, обжегшись о его леденящий взгляд, понял, что это чувство ему неведомо. Вместо сочувствия новобранец услышал в свой адрес тираду матерных слов, а потом еще часа два отвечал на вопросы о мироздании, Троице и вере в невидимое. Наконец, к середине ночи дежурный по части решил, что ему нужно пройти по казармам, проверить посты.

– Ладно, воин, пожалею тебя, иди спать. Но беседа тебе, вижу, понравилась. Так ведь?

– Очень! – от бессилия окончательно потеряв чувство страха, съязвил Сергей.

– Дерзи-и-ишь!.. – осклабился дежурный. – Чувствуется, гражданку из тебя не вышибли еще. Но ничего, мы тебе крылышки-то подрежем. Так ведь? И да, насчет присяги… Все же хорошенько подумай. Скажу тебе по секрету, что пока ваш призыв присягу не примет, спать тебе не дадут. Начальству на фиг не нужны ваши баптистские прибамбасы, им показатели блюсти надо. Ломать будут, учти. Да и после присяги никто расслабиться не даст. Так что, думай. Чапай…

Сергей не помнил, как доковылял до кровати. Кажется, прошла секунда, как он лег спать, а со стороны «тумбочки» уже снова неслось: «Рота, подъем!»

После зарядки солдат подошел к зеркалу и не узнал себя. Глаза красные, сосуды полопались, веки загноились. Кажется, поднялась температура. Он умылся, затем подошел к взводному и пожаловался на проблему.

«Если до вечера не пройдет, сходишь в санчасть», – не глядя на Сергея, поставил диагноз сержант. Вечером к врачу попасть не удалось. Карантинщиков отправили на овощную базу, перебирать перемерзшую свеклу. Вернулись поздно, далеко после отбоя. Сергей не забыл наставлений капитана о том, что спать ему не будут давать вплоть до присяги… Тем не менее в этот раз никто солдата не потревожил. То ли дежурный решил проявить милосердие, то ли просто поленился. Впервые за неделю Сергей проспал всю ночь до подъема.

Вовчик держался молодцом. После первой беседы у комбата, на которой он прошел боевое крещение, парень окреп. И хотя по-прежнему паниковал, когда терял Сергея из поля зрения, все же самостоятельности у него прибавилось.

Их все еще регулярно вызывали в штаб. Вместе и по отдельности. Пытались вразумить.

– Вы знаете, что вам пять лет светит? – спросил Сергея на очередной встрече замполит.

– Нет, этого я не знаю, – честно признался новобранец.

– Так вот, знайте, товарищ солдат, – и заговорщическим тоном продолжил: – Вместо того чтобы вернуться через два года на гражданку, вы можете увидеть ее лет так через пять. В лучшем случае. А вам сейчас 18. Вернетесь с подорванным здоровьем, без коренных зубов, отбитой печенью, геморроем и язвой желудка. К тому же будет вам уже двадцать три. Задумывались когда-нибудь об этом? Нет? Ну так думайте, соображайте, время до присяги еще пока есть…

На присягу пожаловали полковники откуда-то сверху. Черные «Волги» провезли их через зеленые железные ворота с красными, прихваченными сваркой, звездами, чинно развернулись на плацу и, распахнув натертые до блеска двери, выпустили у крыльца штаба. Замелькали папахи, забегали, засуетились местные офицеры. Прапорщикам доверено было привести призывников в нужный вид и приготовить все необходимое для принесения клятвы.

«Духов» нарядили в парадную форму, заставили начистить сапоги, проверили бляхи, подергали за пуговицы. После этого выдали белые перчатки, к ним – автоматы. С пустыми, разумеется, магазинами. Шинели не понадобились – мороз не позволил совершать действо на плацу. Завели всех в самое просторное, имеющееся в наличии, но, судя по всему, весьма редко используемое, а потому весьма пыльное помещение, построили, накрыли пыльный стол красной скатертью, в центре поставили графин с водой, рядом с ним граненый стакан и коричневую почему-то папку с вложенным в нее листком, текстом присяги. Успокоились, замерли.

Сергея определили в конец строя, во вторую шеренгу. Чтобы не бросался в глаза начальству – он без автомата. День, о котором он столько думал, в отношении которого сомневался, переживал, день, который, собственно, и отличает его от всех стоявших с ним в строю солдат, который по причине происходившего здесь действа и неучастия в нем Сергея становился особенным, ключевым, водораздельным для него, – день этот настал. Как теперь все пройдет, чем закончится, как отреагирует приехавшее руководство на двух солдат без автоматов, ничего этого Сергей не знал и знать не мог.

– Возьми автомат! – прошипел ему прямо в ухо подкравшийся неизвестно откуда замполит. Непосредственная близость обнаружила неприятный запах изо рта майора. «Или зубы больные, или с желудком проблемы», – подумал Сережа, – неважно, офицер был крайне неприятен ему. Кроме всего прочего, форма давно, по всей видимости, не чищенная источала смесь запахов пота и дешевого табака. Засаленный зеленый галстук ослабшей резинкой не мог подтянуть себя до ворота рубахи и провис, оголяя ее верхнюю пуговицу, погоны; густо посыпанные перхотью и надломленные в середине; портупея, перетягивающая талию и превращающая китель в некое подобие юбки – все свидетельствовало о неаккуратности человека.

– Возьми в руки автомат, я сказал, – снова выдохнул Сергею в затылок офицер.

– Мне кажется, мы с вами этот вопрос уже обсудили, товарищ майор, – тихо ответил солдат.

– Ну тогда автомат возьму я.

– Берите! – не понял намека воин.

– Пристрелю тебя, как собаку, – прошипел и добавил: – Паршивую.

Сергей пожал плечами. Его удивляло спокойствие, с которым он относился теперь к угрозам. Понимал, что страшилки замполита не более чем блеф, хотя тот, возможно, основываясь на каком-то своем раннем опыте, и не сомневался в их эффективности. Куда более реальными представлялись Сергею другие обещания начальства: подыскать подходящую статью и отправить к зэкам в бараки, сгноить в нарядах, поощрить старослужащих вправить мозги… Все эти меры могли бы действительно волновать парня. Но странное дело, так долго ожидая этого дня, Сергей при его наступлении обрел абсолютный почти покой. Ожидание оказалось гораздо более мучительным.

Так, вспомнил он, было когда-то с первым посещением зубного врача. Мальчику тогда должны были удалить зуб. Сколько переживаний было! Сереже снился огромных размеров дядя в белом халате, страшными, жуткими какими-то щипцами тянущий из его окровавленных десен зуб. Тот не поддавался, дядька нервничал, настаивал, а Сережа беззвучно, как это всегда бывает во сне, кричал. Он еще и в очереди трясся от страха, но как только прошел в кабинет и уселся в кресло, страх прошел. Обратного пути нет, убеждал себя мальчонка, нужно вытерпеть, что бы ни делал доктор… Молочный зуб тетя, а вовсе не дядя, удалила быстро и почти без боли…