Раскрасневшийся мужик поднял кулаки со скрюченными пальцами и нервно ими потряс. Вены вздулись на его висках, а из глаз покатились слезы.

   Он бессильно опустил руки:

   - Не разобрался я, дурак. Кругом дурак.

   Савелий тяжело вздохнул, но тут же оживился:

   - Виноват я, и Таиссию не вернуть, но тебе, Кирка, я помогу. Ты послушай, значит, меня - уезжай из Гнилушек. Вот сейчас же уезжай из поганого этого места. В город отправься. Или в другую деревню. У тебя дар есть, хорошая лекарка из тебя выйдет. А я денег скопил, все тебе отдам. Со сборами, с дорогой -- везде помогу. И тайну твою сохраню, можешь верить. Послушай меня, не ходи ты к Ваське. Баламошка этот... да не пара он тебе. Вот и Таисия говорила, что...

   - Не тебе от ее имени говорить! - Неожиданно даже для самой себя взъярилась девушка. - Погубил матушку мою. Да, ты виноват, ты! И нет тебе прощения! И на Василька напраслину возводить не надо! И денег мне твоих тоже не надо!

   Кира развернулась и, хоть каждый шаг и отдавал болью, побежала прочь.

   - Не ходи... дочка, - взмолился растерянный мельник. Но все, что ему оставалось - смотреть как фигурка девушки удаляется по залитой солнечным светом улице. И как по пятам за Киркой скользит по пыльной дороге черная угловатая тень.

   - Мамка, я же тебе говорил, это Кирка все, - перешептывался с Марфой Василек, робко поглядывая на собирающихся в тереме Матвея Борисовича гостей.

   За последние дни в жизни его произошел крутой поворот. На собрании, в тот первый вечер по возвращению, староста и другие главы уважаемых семейств устроили ему настоящий допрос. Но Василек держался стойко, отвечал коротко и все талдычил, что чудище видел и поборол его вилами, когда то напало на Киру. Мужики чесали затылки, Онисим насмешливо хмыкал, но поймать парня на лжи никто так и не смог. Его заперли в сарае, но пастушок и тут не унывал: накормили, примочку к разбитой голове приложили - и то ладно. Нечисть ни в тот вечер, ни на следующий день, понятно, не появилась. Кирку же мучила горячка, а потому выведать что-то у нее не было возможности. Тогда мужики решились и всем скопом отправились на болота. Увидев разбросанные по поляне ошметки иссохшей тины, ворох веток и груду коры, и так и не повстречав никакого зла, деревенский собор все же уверился, что чудище мертво. Или изгнано. Тут Онисим поспорил с Филимоном, потому как он, на правах бывалого воина, считал, что коли кто-то был, а теперь его нет -- значит он умер, а хранитель, как опытный служитель культа, вразумлял, что коли этот кто-то и не жил вовсе, то не мог и умереть, а потому вернее считать, что чудище изгнано. Каждый так рьяно стоял на своем, что философский спор едва не перерос в мордобой. Но спас пир, устроенный по поводу избавления Гнилушек от проклятия. Василек тотчас из недотепы-пастушка превратился в героя и занял почетное место за праздничным столом. Поначалу несмело, а затем, по мере опустения бутылей с медовухой, бойко, в красках он описывал свой легендарный бой с нечистью.

   А еще через пару дней в деревню примчался вестовой с приказом Васильку "в недельный срок предстать пред светлые очи градоначальника Днесьгорода для вступления в должность головы городовых стрельцов". Оказалось, что староста уже успел отослать работника в гарнизон, чтобы там уже выслали гонца в город с известием о победе над чудищем. И вот, градоначальник прислал ответ. Василек, услыхав приказ, растерялся. Но тут уже парня подхватил под руку Матвей Борисович, отвел в сторонку и предложил выдать за него Любашу. У пастушка голова шла кругом. А купец знай о своем: "Ну что, зятек, завтра сватовство и устроим?" Василек хлопнул глазенками и кивнул. Не то, чтобы он даже успел что-то сообразить, просто по привычке согласился с тем, что велит хозяин. А когда, наконец, сообразил...

   - А ежели и Кирка! И спасибо ей. Вот хочешь, Васенька, сама схожу к ней, в ножки поклонюсь. Да только если разок помогла, так что же теперь, всю жизнь с ней за то расплачиваться?

   Парень молчал.

   - И вообще, ей что ли самой хотелось в лапах чудища погибать? Ты сам подумай, - стояла на своем Марфа. - Нет, сына, никакая она не благодетельница. Нашла способ как на молодого парня хомут накинуть, змея! Или ты и правда бы Кирку выбрал, а не Любашу, коли сразу бы такой разговор был?

   Одна из работниц прошла рядом с подносом полным горячей выпечки. Васька печально проследил за проплывающими мимо него пышущими жаром яблочными пирогами.

   - Так что, нечего эту девку и благодарить, - заключила мать. - А про то, как дело было, кто кроме вас двоих знает? Твое слово супротив ейного. Кто же поверит, что это не добрый молодец, урожденный гнилушковец чудище победил, а девица, да еще без роду, без племени? Вот, то то и оно!

   - Ну а коли я с военным делом не сдюжу? - Вяло отпирался сына.

   - Да как же не сдюжишь? Тех стрельцов в дозор отправить все равно, что коров на пастбище! Скомандуешь "Пошли!", и пойдут. Ох, Васенька, будем жить с тобой в городе, да при жаловании, да на Любкиного батюшки гостинцах.

   - Ну а коли... коли Кирка на меня в отместку порчу нашлет?

   - А пущай только попробует! Уж я ей тогда, - Марфа воинственно погрозила кулаком куда-то в глубь комнаты.

   Там как раз стоял Миханька, внимательно наблюдающий за нежданным соперником. Не слыша разговора, он воспринял угрозу Марфы на свой счет, нахмурился, задрал нос и отошел подальше.

   - Но я ведь обещал... - Совсем уже тихо и робко промямлил Василек, так, что мать даже не заметила, что он что-то сказал.

   В то же самое время в горнице проливала горючие слезы Любаша. Как мамки-няньки не старались, а успокоить девицу не могли. Пришлось Матвею Борисовичу брать дело в свои руки.

   - Что же ты плачешь, доченька? Может хочешь слезами русло Добромысли наполнить? - Пошутил купец.

   - А-а-а-ы-ы-ы... - пуще прежнего зарыдала Любаша.

   - Ну полно тебе. Как такая зареванная к жениху на глаза покажешься?

   - Тоже мне "жених" - ни кола, ни двора, - нахмурив бровки и скривив губки, фыркнула красавица. - Я за Миханьку замуж хочу, а не за твоего Ваську!