- А у нас сказывают, что служил ты не в царском войске, а в лихом, - насупился пастушок.

   - Так жизнь -- она долгая.

   Василек хотел было возразить, но жуткий оскал, застывший на лице Онисима, заставил паренька замолчать и втянуть голову в плечи.

   - Но Фильку же взяли, - задумчиво произнесла Кирка.

   - То другой разговор. Старшего Савкиного сынка не иначе как сам Велесий одарил: ловкий, меткий и умом не обделенный. Лучшего охотника я в жизни не видал. А жизнь-то у меня, как я уже и говорил, долгая, не чета некоторым, - старый вояка покосился на Василька и хищно ощерился. - Да и чудища-то давно не видно было, вот и рискнул воевода, взял на службу парня. Эх, девонька, вот за кем бегать надо было, а не за Васькой - пастушком.

   Кирка смущенно отвела глаза.

   - Ладно, в путь пора.

   Онисим поднялся и легонько подтолкнул парня в спину. Васька, согнувшись в три погибели, покорно засеменил по тропинке.

   - Дядь Онисим, - робко окликнула девушка. - А проклятие это... что же его никто одолеть не смог? Почему Велесий и Яролика не заступились?

   - Кирка, я же не хранитель Слова, чтобы знать как Хозяин с Хозяйкой рассудили, - пожал плечами мужик. - В этих краях я на пограничной заставе несколько лет провел. Каждый холмик, каждую полянку знаю - куда ходить, где места гиблые; из которой деревни и в какой год призыв вести, коли потребуется, а откуда отроков на службу не брать и почему. Ну и кое-чему из воинской истории ученый. Вот это мне ведомо, а не замыслы божие. Правда, что мне еще известно, так что при царе Горо... Тьфу ты! В общем, когда чудище двух богатырей и волхва царского извело, один мудрый старец-хранитель Ингвару и подсказал, что проклятие это и к земле, и к крови привязано. Так что справиться с ним могут только сами гнилушкинцы.

   - А дядька Сава еще что-то про реку рассказывал. Вроде бы должна она снова наполниться, чтобы проклятие исчезло...

   Онисим махнул рукой:

   - Хе-хе, Савелий и не такое наболтает, лишь бы кто чарку налил. Брехня это все. Вот предстанет Васька перед чудищем, явит ему свою доблесть да отвагу, победит супостата, тогда и чары божков симольских пропадут! Недолго избавления ждать-то осталось, - издевательски загоготал мужик.

   Кирка нахмурилась и отвернулась.

   Вечерело. Густые, вязкие тени сделали лес более плотным, неприветливым, дремучим. С каждый новым шагом по сырой, дышащей влагой и холодом тропинке самые обычные, знакомые звуки -- будь то шорох травы от убегающей полевки, скрип надломленной сосновой ветви под порывом ветра, шелест и хлопанье крыльев потревоженной птицы, - заставляли путников все чаще и тревожней оглядываться по сторонам.

   Наконец под ногами глухо заворчали, заходили ходуном истоптанные, но все еще крепкие бревна гати. Кирка сильнее сжала в руках узелок. Когда впереди показался перекресток, идущий во главе группы Василек остановился и, повернувшись, беспомощно посмотрел на Онисима.

   - Так, ну вот и прибыли, - сам себе кивнув, невесело произнес мужик. - Теперь, Кирка, мы с тобой повернем, пойдем в деревню. А тебе, Василий, туда, дальше.

   Поверенный старосты махнул в сторону зарослей, где изо мха скалился гнилыми зубами остов Старой гати. И в тот же миг, будто подчиняясь движению руки Онисима, там, впереди с протяжным, заунывным стоном, накренился и рухнул наземь трухлявый ствол давно уже иссохшей березы. Онисим осенил себя охранным знаком Велесия, а Кирка невольно попятилась и спряталась за спиной мужика.

   Пастушок побледнел, мелко задрожал и вдруг плюхнулся в ноги конвоиру.

   - Дядька Онисим, отпусти! Отпусти! Не могу я туда идти! Боюсь я, боюсь! - Заревел навзрыд Василек, и кольчуга скорбно заскрежетала под его содроганиями.

   Старый вояка опешил.

   - Да ты что, парень? - Он легонько подтолкнул бедолагу носом сапога в бок. - Хоть бы девки постеснялся. А ну, подымайся! Подымайся говорю, а то раньше времени тумаков получишь.

   Но Василек продолжал кричать и молить о пощаде. Поднялся на ноги только после ощутимого пинка от быстро рассвирепевшего мужика. Пастушок посмотрел на старого вояку, быстро перевел взгляд на растерянную девушку и, поджав губы, резко отвернулся.

   - Так то лучше. Знаешь же сам, не сбежать тебе от этой судьбы! - Рыкнул Онисим.

   Кирка потихоньку подошла к парню, который в это время пытался вытереть лицо рукавом, но позабыл, что одет в кольчугу, а потому довольно грубо оцарапал себе щеку.

   - Василек! Не бойся, Василек, ты обязательно победишь! Вот, возьми узелок, он волшебный, правда. Сделай как я говорила. Ну поверь же мне!

   - Да отстань ты! - Парень не глядя отмахнулся и больно ударил девушку по руке, так, что та выронила "подарок" божка.

   Кирка понурила голову.

   - Что же ты мне не веришь?.. - Почти беззвучно прошептала она.

   И вдруг все вокруг стало для Кирки каким-то неважным, безразличным. Как-то разом навалилась на нее усталость от страшной, бессонной ночи, заныла, заломила рана на покалеченной кисти. И Игренька. Игренька...

   Онисим поглядел на парочку будто на убогих и, тяжело вздохнув, протянул пастушку вилы.

   - В брюхо бей, - посоветовал старый вояка. - Или в голову.

   Все еще шмыгая носом, Василек взялся за черенок. Кольчуга снова заскрежетала и, освободившись от очередной горсти проржавевших звеньев, стала окончательно похожа на кусок видавшего виды закидного невода. Но парень не обратил на это внимание, а покорно побрел вглубь болота. Онисим и Кирка некоторое время наблюдали за тем, как его силуэт исчезает в зелени плотно растущего кустарника.