— Почему все? — Себастьян подхватил тот, что поменьше. — Только один.

С этими словами он, театрально поклонившись, с Адольфом под руку вышел в коридор. Мальчишка, пройдя рядом пару шагов, со счастливым лицом унесся в указанном направлении и в нетерпении дернул дверную ручку. Эхт на пару секунд замер на пороге.

Ничего не изменилось. Вообще. Будто только вчера он и уехал, побросав на крохотном столике блокнот, старенький еще по тем меркам калькулятор и укатившуюся к общей школьной фотографии ручку. Подушки свалены так, как обычно клал их он — в угол, друг на друга, одной большой кучей; коробка с, если не изменяла память, DVD под кроватью запылилась; некогда оранжевая обложка лежащей на подоконнике книги выцвела до бледно-желтой, а искусственный цветок — практически в серый. На пузатом телевизоре, что стоял на стеллаже напротив постели, по-прежнему лежали пульт и иссохший резиновый браслет с монеткой внутри. Себастьян, поддев ее ногтем, глянул на дату выпуска. Год в год — его ровесница.

Адольф тем временем облюбовал игрушечного зайца, усаженного за стол. Эхт и забыл, что оставил его там. Это — его любимая игрушка, подаренная дедушкой на… третий, кажется, день рождения. Тогда она, по рассказам, была одного с ним роста, и Себастьян всерьез считал ее своим другом и даже требовал ото всех называть ее исключительно по имени. Рихард, вроде как.

Эхт грустно улыбнулся, присаживаясь на край скрипнувшей под его весом кровати. Хотел бы он не вспоминать обо всем этом, чтобы не чувствовать расползающуюся в груди пустоту, но коварная память редко кому играет на руку. Приходилось стискивать зубы и терпеть.

Мальчишка сам вытащил из чемодана стопку вещей, деловито водрузил их на ту полку, до которой в состоянии был дотянуться, отряхнул руки с таким видом, будто разгрузил по крайней мере целый вагон, и уселся рядом с Себастьяном, прижимаясь к его боку в странных объятьях.

— Тебе тут не нравится? — спросил он, болтая ногами. Эхт кивнул. — Почему?

— Не самые приятные воспоминания. — Он потрепал Адольфа по волосам. — Тебя это смущает?

— Нет. — Мальчишка потряс головой, от чего несколько крупных кудрей свалились ему на лоб. — Но мне показалось, что твоя мама очень расстроена.

— Наверное. Я на нее не смотрел. — Себастьян поджал губы, проморгался и, тяжело вздохнув, вытянул ноги, почти упираясь пальцами в угол стола. Обувь пришлось снять еще в прихожей, чтобы не разносить по дому слякоть. За это в детстве тоже можно было получить пару крепких затрещин. — Не обращай внимания. У нас тяжелые отношения.

— Это я понял. — Адольф прижался к нему еще ближе. — Мы приехали, чтобы ты с ней помирился?

— Не знаю. Я вообще не хотел сюда ехать.

На несколько минут повисла тишина. Эхт старался ни о чем не думать, разглядывая закрытую решеткой батарею. Мальчишка попеременно хмыкал и все ерзал, будто ища удобное положение. А потом половица в коридоре скрипнула.

Рудольф прикрыл за собой дверь, защелкнул забытый Адольфом посреди комнаты чемодан и убрал его под кровать, садясь рядом с Себастьяном. Тот, слабо улыбнувшись, тут же положил голову ему на плечо, прикрывая глаза. Ненадолго создалось ощущение, что он все еще дома, в Драйтештадте, что вот сейчас закончит так отчаянно жмуриться и обязательно увидит привычный камин и книжные полки, а не окно и стул. Заяц исчез. Наверняка сидит четвертым в их странной компании.

Молчание прервал тихий утробный затяжной вой. Утром все-таки нужно было позавтракать. Теперь, свыкнувшись с мыслью о своем здесь пребывании, Эхт ощутил жуткий голод.

— Ты закончил с вещами? — одними губами спросил Себастьян, открывая один глаз. Вельд согласно помычал. — Спустимся на кухню?

— Ты уверен, что готов?

— Пятьдесят на пятьдесят. Если старуха не решит ко мне снова… — Эхт покосился на заинтересованно задравшего голову Адольфа, — пристать, то постараюсь вести себя нормально.

Рудольф, явно хотевший добавить что-то еще, отмахнулся от собственных мыслей и со вздохом поднялся, по-джентельменски подавая ладонь. Расценив это как предложение подержаться за руки, Себастьян с готовностью сплел их пальцы, вставая следом.

Адольф легко спрыгнул с постели и самым первым вышел в коридор, послушно дожидаясь у лестницы взрослых. Только затем он спустился, осторожно заглянул в гостиную и с немым вопросом во взгляде уставился на Эхта, указавшего в противоположную сторону.

Там за легким прозрачным заколотым вбок тюлем располагалась совмещенная с кухней столовая. На вытянутом овальном столе лежала чуть помятая голубая скатерть, стоял вазон с несколькими веточками вербы и двухуровневая тарелка с ярко-красными яблоками. Марта возилась у раковины, замачивая какие-то блюдца, и, стоило Адольфу сдвинуть стул, резко обернулась, хватаясь за висящее на плече полотенце. Рудольф, по-солдатски сцепив руки за спиной и оставив Себастьяна мяться у арки, подошел ближе и учтиво предложил помощь.

— Разве что штоллен нарежьте, а то боюсь порезаться, руки в последнее время совсем не слушаются, — кивнула женщина, указывая на стоящий поодаль на тумбе противень.

— Так у тебя это наследственное, — усмехнулся скривившемуся Эхту Вельд, вытаскивая из стойки нож. — Так и будешь там стоять?

Адольф соскочил с места и с видом ответственного полицейского перед конвоем схватил Себастьяна за запястье, таща того вперед, к столу. Сопротивляться Эхт не стал, только недовольно шикнул и привалился боком к углу, сложа руки на груди.

Вельд, отрезав шесть кусков, стал раскладывать их по выданным цветастым тарелкам. Марта тем временем поливала клопсы соусом, мельком поглядывая на доваривающуюся картошку. Адольф, довольный собой, уселся обратно и вновь принялся болтать ногами, наблюдая за процессом. Только Себастьян стоял со смурным лицом и то и дело дергал щекой.

Кусков шесть, значит и старуха придет. А терпеть ее за столом весь ужин… Эхт протяжно выдохнул. Казалось, что хоть одно сказанное ею слово — и он разобьет вазу ей о голову, лишь бы заткнулась.

Передернув плечами, Себастьян отлип от стола и подошел ближе к Рудольфу, тут же машинально притянувшему его за талию. По обонянию ударил терпкий аромат парфюма с коричными нотками. Эхт забавно сморщил нос, когда щеки ненадолго коснулись чужие губы. Адольф со своего места опять недовольно загикал.

— Вот приведешь в дом девушку, как подрастешь, я буду так же себя вести, — цыкнул Вельд. — Если вообще позволю ее привести.

— А если я спасу ее от пожара?

Себастьян, сам не ожидая, рассмеялся, ловя непонимающий взгляд матери. Объяснять ей что-то совершенно не хотелось, так что он просто отвернулся и принялся посыпать штоллен сахарной пудрой, полностью выместив Рудольфа. Тот, забрав в мойку нож и опустевший противень, спорить не стал.

В коридоре вновь скрипнул пол. Не успел Эхт разозлиться, как в столовой появился запахивающий полы просторного серого пиджака с шалевыми лацканами старик, чуть шаркающий по полу тапочками. Себастьян едва не выронил все из рук. Дедушку время вовсе не пощадило: спина его еще больше скрючилась под весом прожитых годов, волосы остались только над ушами, рахитичный лоб покрылся старческими пигментными пятнами, а в некогда ярко-синих глазах теперь будто снег растаял.

Старик, не обращая ни на кого внимания, доволочился, опираясь на трость, до вмонтированного в стену стеклянного шкафчика, пошарил рукой между выстроенных ровной полосой бокалов и вытащил наружу упаковку таблеток, две из которых проглотил так, без воды.

— Хильке жаловалась, что там кто-то приехал, — наконец проскрежетал он, поворачиваясь. Остальные, отмерев, вернулись к своим делам. — А Вы тут что забыли, молодой человек?

Первым делом он, разумеется, заметил сидящего ближе всех Адольфа. Тот деловито протянул руку, представился, а только затем пояснил:

— Я приехал с папой и Себастьяном.

— С Себастьяном? — еле слышно выдохнул старик, и бесцветные глаза его забегали по кухне. — Марта, приехал Себастьян? Почему ты не предупредила?