Очки Вольфганг небрежно кинул так, что те едва не разбились о кружку. Теперь синяк стал виден совсем отчетливо: темно-фиолетовый, местами красный, похожий на пятно у панды. Зорн с тихим шипением прикоснулся к нему, точно хотел убедиться, что тот не пропал, и сморщил нос.
— Так, — Эхт тактично кашлянул, — ударились или подрались?
— Да, пал жертвой в баталии с коридорным углом, представляете? — фыркнул Вольфганг, вертя в руках зажигалку. — Подрался, конечно. Еще вчера. Теперь эта хрень, — он вновь дотронулся до синяка, — до конца месяца заживать будет.
— А чего подрались? Кто-то перепутал импрессионизм с модернизмом?
— Нет, что Вы, это простить можно, а вот назвать супрематизм искусством… — Зорн, положив руку на сердце, нарочито медленно покачал головой. — Ладно, здесь не в картинах дело, а… ну, в таком же, разумеется, прекрасном, но все-таки куда более привычном — женщинах.
— Сильный же, однако, удар у фрау Вейс, — театрально ахнул Эхт, отпивая кофе. Вольфганг, не сдержавшись, ощерился, тут же шикая и пальцами оттягивая вниз щеку.
— У мужа ее посильней будет.
— У бургомистра? Вы что же… — Глаза округлились сами собой.
— У нас с Карлом достаточно длинная история отношений, чтобы он мог выразить претензии… так. — Зорн неясно усмехнулся и рывком поднялся, добавляя уже по пути к еще горячему чайнику: — Но Вы этого не слышали, а то разлетится — Ульриха удар хватит. Не то чтобы я переживал, но мало ли, а на похороны скидываться не хочется.
Эхт понимающе кивнул. Вольфганг уселся пить чай, изредка доставая пачку и вертя ее в руках, но так и не закуривая в третий раз. Только установившуюся тишину прервал очередной хлопок двери.
Вошел Люгнер, молча прошествовал по учительской, плеснул в одноразовый стаканчик воды из кулера и, опускаясь в кресло, устало потер виски. Себастьян уже вернулся к документам и почти закончил, как он заговорил:
— Вы что-то решили с домом? — Эхт в недоумении вскинул голову. — Мария просила узнать. У нее Вашего номера нет, а Гертвиг делиться отказался.
— Да, решил. — Себастьян помолчал, пожевав нижнюю губу, и наконец произнес: — Не думаю, что я в нем нуждаюсь.
— Вельд Вас не гонит? — фыркнул со своего места Зорн. — Удивительно.
— И Вы что же… — Пауль вздернул брови, — планируете там и дальше жить? Просто… это как-то странно, не находите?
Эхт откровенно замялся, выглядя при этом провинившимся школьником. На него уставились две пары глаз, и захотелось бежать с позором, лишь бы не отвечать на вопрос. Он уже хотел открыть рот, как Вольфганг неожиданно издевательски осклабился и едва сдержал хохот, кусая сгиб указательного пальца. Люгнер перевел взгляд на него, все еще не понимая причину такой реакции. Себастьян закашлялся. Зорн заулыбался еще шире.
— Жду приглашения на… ну, не знаю, можно ли вам там по новым законам, но… — он все-таки ехидно захихикал и продолжать не стал, отмахиваясь. Пауль совсем растерялся. Ему и в голову подумать в таком направлении не приходило.
— По тем самым новым законам я бы вполне мог Вас засудить, — выдавил из себя Эхт, хохлясь. Вольфганг закивал, не прекращая смеяться.
— Вы не подумайте, — наконец он перевел дыхание и попытался вернуть голосу серьезность. Вышло, впрочем, отвратительно, — я не… не против такого, просто, — он подавил очередной приступ смеха, — ну с Вами-то понятно было с самого начала, но Вельд? В голове не укладывается.
— Так Вы?.. — начал было Люгнер, но Себастьян его тут же перебил, стукая костяшками по столу:
— Да. Все, хватит. Больше не говорим об этом.
Он чувствовал себя почти оскорбленным. В каком это таком смысле «понятно было с самого начала»? Да при одном взгляде на этого Зорна тоже можно много чего сказать.
Эхт выдохнул. Похрустел шеей. В конце концов, это не ругательство. Нечего так реагировать. Его вполне могли и побить за такое, черт ведь его знает, как до подобных мест дошел прогресс.
— У него хотя бы твоих проблем не возникнет, — с улыбкой обратился Вольфганг к цокнувшему Паулю. — Ну, а что? Пусть уж нам всем сегодня неловко будет.
— А тебе-то чего неловко? Подумаешь, фингал поставили. Впервые за пятьдесят лет что ли?
— Мне еще так черт-те сколько ходить, — Зорн указал на синяк, — а я, между прочим, почти лицом и работаю. Конечно, неловко.
— Лучше бы ты мозгами работал. — Люгнер вздохнул и потер бровь. — А моя проблема почти решилась, если уж на то пошло.
— Все-таки капитулировал? Так и знал. Надо будет сказать Бену, он мне теперь десятку должен.
— Вы что, спорили на это? — Пауль уставился на Вольфганга так, будто пытался прожечь в нем дыру. Себастьян, только хотевший их прервать, притих и принялся делать вид, что увлечен заголовком документа.
— Разумеется! Такой повод. — Зорн откинулся на спинку кресла, разводя руками.
— Отлично, тогда можешь готовить десятку, потому что ты проиграл. — Люгнер резко поднялся, выровнял брючную строчку и прошелся до раковины. — Знаешь, я многого от тебя ожидал, но такого…
— Будто за столько лет не выучил, что я, — Вольфганг мельком глянул на Эхта и прикусил язык, — не очень хороший человек? Брось, Пауль, я делал вещи и похуже.
— Тогда они не касались меня. — Люгнер со стуком отставил мокрую чашку. — Очень низко на такое спорить. Я же не делал ставки на то, что ты переспишь с Вейс.
— Ну и зря. Победил бы.
Себастьян подавился остатками холодного кофе. Зорн почти смущенно отвернулся, разглядывая фотографии на стене. Пауль подошел к двери.
— Вижу, что победил бы. Как бы Гросс тебе шею не свернул. Хотя знаешь… лучше бы все-таки свернул.
— Ой, ну брось, без меня было бы скучно.
— Нет, Вольф, без тебя было бы спокойно. — И он с громким хлопком покинул учительскую.
Зорн уязвленно поджал губы. Эхт принялся вертеть между пальцев ручку. Первое время молчали. А потом Себастьян, кашлянув, спросил:
— Почему герр Люгнер так разозлился?
— Да, — Вольфганг махнул рукой, — с женой у него проблемы. Седьмой год детей завести не могут. Сдались же они им… только нервы треплют.
— Работаете учителем и не любите детей?
— Нет, герр Эхт, яначал работать учителем и стал не любить детей. — Зорн поправил волосы и добавил уже тихо, себе под нос: — Надо будет извиниться…
Больше вопросов Себастьян не задавал, поспешив закончить с работой. Ему и так было до чертиков неловко, что он застал подобную непредназначенную для его глаз сцену. За то время, что он заполнял последний лист, пришел Брайт, устроившийся у окна с какой-то книгой, а через минут десять вернулся заметно успокоившийся Пауль, предпочетший сесть подальше от Вольфганга.
Уроки к тому времени закончились только у Эхта с Зорном, который, по всей видимости, собирался позже поработать над какой-нибудь картиной, так что остальные вынуждены были ютиться с ними в учительской в ожидании окончания большой перемены. Такое собрание, впрочем, вновь аукнулось.
Когда на пороге показался Гертвиг, Вольфганг самым первым встал и намеревался уйти, как прямо перед его носом закрылась дверь. Взгляд Ульриха определенно не был двузначным.
— Ну что опять? — почти заскулил Брайт, откладывая книгу.
— Пока ничего. — Ульрих жестом приказал разве что не плюнувшему ему под ноги Зорну вернуться на место и выдвинул из-за стола себе стул. — Но вот как после Рождества выйдете… Надо нам постановку сделать тематическую, сейчас уже ничего не успеем, а вот после…
— Вы что, видите здесь театралов? — Вольфганг остановился на полпути, смотря на директора так, словно тот был мешающимся под ухом комаром.
— Нет, — Гертвиг кивнул, — но я вижу здесь художника-декоратора, сценариста, — он посмотрел на мимолетно закатившего глаза Люгнера, — постановщика, — теперь взгляд его обратился к тяжело вздохнувшему Брайту и медленно переполз на складывающего бумаги в папку Эхта, — и… ну, Вы подберете роли и будете на подхвате.
— А можно я буду на подхвате где-нибудь вне школы? — невесело усмехнулся Себастьян, вручая папку директору. — Для подобного вообще обычно берут старшеклассников.