Через три дня он поправился, и все вновь выстроилось привычным чередом. Пришлось в удвоенном темпе наверстывать с детьми пропущенные темы, и давалось это труднее обычного — в преддверье пусть и коротких, но все-таки каникул все совершенно расслабились и витали в облаках, думая об экономике в последнюю очередь. Себастьян и сам бы был рад сосредоточиться на отдыхе без соплей и кашля, но работа есть работа.

Хэллоуинский праздник приблизился впритык, и все школьные коридоры к тому времени пестрили пресловутыми рисунками тыкв, призраков и паутин, а гомон стал громче обычного раза в два. Эхт уже был готов поторапливать стрелки часов, лишь бы октябрь скорей закончился, и вся эта свистопляска прекратилась. Хотя там и Рождество было близко, а это еще больше мороки.

В нужный день Себастьян припарковался на удивительно забитой стоянке и, застегнув пуговицу на полосатом пиджаке, абсолютно случайным образом обнаруженном в местном магазине, и поправив бабочку, шагнул ко входу, по пути проверяя целостность нарисованных тонких черных усов. Для полноты образа пришлось раскошелиться на временную краску и лак для волос. Впрочем, все затраты окупились, стоило взглянуть на себя в зеркало. Жаль, что не успел покрасоваться перед Вельдами до того, как ушел.

Даже в коридоре была слышна музыка, доносящаяся из открытых дверей спортивного зала, наспех переоборудованного под целый танцпол, если так еще, конечно, выражались в нынешнее время. Эхт ненадолго остановился, привыкая к громким звукам, и только потом втащил себя внутрь.

Людей было больше, чем он ожидал. Очень сильно больше. Раза эдак в три. Подавив тяжелый вздох, Себастьян прошелся вдоль столов с закусками и напитками, ловя на себе заинтересованные взгляды, и постарался сразу отметить расположение колонок, чтобы ни за что к ним не подходить.

Так бы он и шатался, не окликни его широкого вида вампир, под толстым гримом которого Эхт еле рассмотрел Брайта.

— Даже клыки надели, — одобрительно покивал Себастьян, оглядывая бордовый камзол, наполовину скрытый плащом.

— А Вы-то как вырядились! — похлопал его по плечу Бенедикт. — И не узнал бы, не броди Вы как неприкаянный. Волосы прям по-настоящему покрасили?

— Ну как сказать… надеюсь, что раз на пятый смоется.

Эхт уже хотел продолжить разговор, как Брайт, заметив кого-то в противоположной стороне, поспешил, извинившись, ретироваться. Как мог с усмешкой пронаблюдать Себастьян, дело было в попытке подлить спиртного в пунш. Нестареющая классика. Однако он вновь остался в гордом одиночестве.

Вокруг толпились разнообразные женщины-кошки, монашки, рыцари, пираты, нечисть и герои фильмов, танцующие под малоприятную музыку, больно бьющую по ушам. Среди такого сборища Эхт случайно увидел Люгнера — тот никак не приоделся, а только сверлил крутящихся у диджейского пульта детей взглядом так, будто те по крайней мере кого-то убили. Зорна на удивление нигде видно не было.

Подумать, однако, Себастьян об этом не успел, потому что на очередном круге его поймали за руку, царапнув глидерным браслетом, и отвели чуть в сторону. От мельтешения разноцветных ламп зарябило в глазах, и Эхт не сразу рассмотрел, что за запястье его держит высокая длинноволосая девушка, одетая в облегающее черное платье. Быстро скользнув взглядом по накрашенным красным губам и обильным теням на веках, Себастьян догадался.

— Других Гомесов не нашлось, полагаю, — мягко высвобождая руку, улыбнулся он.

— Нет, ты один-единственный, — ответила ему тем же девушка, откидывая волосы с плеч. — Даже удивлена, что вообще нашелся. В наше время никто не смотрит старые фильмы. — Она чуть приподнялась на цыпочках, чтобы ее было слышно. Эхт в свою очередь наклонился. — Ты, кстати, из какого класса?

— Ну, — Себастьян замялся, нервно усмехаясь, — из рабочего, думаю.

— О, круто, — девушка со смехом легонько толкнула его в грудь, — как ты смог найти работу в этой дыре? Я сколько смотрела — везде только после совершеннолетия берут.

— Чудо, наверное, — откашлялся Эхт, с каждой секундой напрягаясь все больше.

— Я, кстати, Николь. — Он думал, что ему пожмут руку, но девушка вместо этого бесцеремонно его обняла, обдав смесью духов и дешевого алкоголя. — А ты?

— Себастьян. — Он попытался отстраниться, но ладонь его вновь схватили и сжали крепче.

— Классное имя, Себ. Ты ведь не против, если я буду звать тебя Себ? — Не дождавшись ответа, Николь потащила его ближе к центру, туда, где скопилось больше всего народу. — А теперь ты обязан со мной потанцевать.

Тяжко вздохнув, Эхт уступил, надеясь, что утром не развалится от такого количества телодвижений. Ему даже в какой-то мере льстило, что его приняли за школьника, хотя тут явно не обошлось без полутьмы и банального опьянения.

Он думал, что отделается от Николь минут через десять или максимум через пятнадцать, но вот, полчаса спустя, он слушал монолог о несправедливости учителей и мысленно молился, чтобы там не всплыло его имя, потому что в таком случае от язвительного комментария он бы не удержался. Затем его пытались напоить дурно пахнущим вином и после вежливого отказа вновь потащили танцевать. И тут Себастьян чувствовал себя далеко не Аддамсом, а Цезарем, пытаясь делать несколько дел одновременно: не блевать от музыки, поддерживать нелепый разговор ни о чем, краем глаза посматривать на столпившихся у столов подростков и, в общем-то, танцевать. Последнее давалось, стоит сказать, хуже всего прочего.

Веселиться не получалось. Эхт все думал о том, что ему скажут коллеги, когда поймут, что остались только втроем. Хотя в какой-то мере он все-таки выполнял свою работу — присматривал за пьяными детьми. В единичном, правда, экземпляре, но хоть что-то.

Второй причиной его напряжения была жмущаяся все ближе Николь. Как бы Себастьян ни отстранялся, говоря что-то вразумительное, ее это не останавливало. Дошло до того, что раз в определенный отрезок времени приходилось выдумывать новую причину, по которой он так резво отворачивается от поцелуя.

— Слушай, я думаю, нам лучше вернуться, — запротестовал Эхт, когда его вытащили в коридор.

— Да ладно тебе, все равно никто не заметит, — с улыбкой отмахнулась Николь, дергая ручку первого попавшегося кабинета. С каким-то отрезвляющим ужасом Себастьян понял, что это его собственный. — Ломаешься, как будто в первый раз. И вообще-то знаешь, это я должна всячески тебя отталкивать, а не наоборот.

Николь уселась на учительский стол, закинув ногу на ногу, и отбросила край платья, кокетливо оголив бедро. Эхт замер, оглядываясь на дверь в спортзал. Музыка и не думала стихать, а наружу никто не выходил. На помощь надеяться не приходилось.

— Нет, правда, в первый раз? — девушка засмеялась, жестом подзывая его ближе.

— Нет, — твердо ответил Себастьян, останавливаясь в паре шагов. — Но лучше перестать.

— Почему? — справедливо удивилась Николь, пытаясь поддеть острым носком туфли подол его пиджака.

— Ну как бы, — Эхт указал на свое лицо, — все еще нет? Ты не пила последние минут сорок, должна же была протрезветь.

Николь цокнула языком, закатила глаза и быстро окинула его взглядом, надув пухлые губы. Первые секунд десять она молчала, а потом, резко выпрямившись, побелела как бумажный лист.

— Все? — Себастьян облегченно выдохнул. — Заканчивай цирк, слезай со стола.

— Почему Вы сразу не сказали? — тут же затараторила девушка, приводя платье в приличный вид.

— А я и сказал, вообще-то. Ты не поняла. — Эхт устало потер брови, надеясь, что на пальцах не останется черной краски. — Иди обратно, я ничего не расскажу. Ну и ты, разумеется, тоже, а то вся старшая школа по понятным причинам не получит аттестацию по экономике в конце года. И не пей там больше!

Николь что-то нечленораздельно промычала и поспешила затеряться в толпе. Себастьян со вздохом откинулся на спинку учительского стула и прикрыл глаза. Где-то тут в одном из ящиков лежала небольшая бутылка рома. Он притащил ее не так давно в качестве лекарства от скуки на тот случай, если придется еще раз допоздна сидеть в кабинете. И, как видно, не зря.