— В следующий раз проснешься с квадратными усами под носом, понял? — пообещал Себастьян, грозя пальцем, как только дверь учительской захлопнулась.

— Это что-то плохое? — в недоумении уставился на него Адольф, пытаясь схватиться за руку.

— Это как минимум безвкусно. — Сжалившись, Эхт протянул мальчишке ладонь и сбавил шаг.

Снаружи заметно распогодилось: выглянуло неяркое солнце, туч стало меньше, ветер сошел на нет. Себастьян даже расстегнул пиджак, с прищуром всматриваясь в светло-голубое небо. Совсем скоро оно окончательно посереет и пробудет таким до самой весны.

От мысли об этом внутри стало как-то беспокойно. Эхт вздрогнул. Он ведь и правда останется здесь до весны. И до лета. И до следующей осени. И еще черт знает насколько. Заработает денег, возьмет в кредит какой-нибудь дом-развалюху, свыкнется, пустит корни, превратится в совершенно обычного маленького человека, живущего в таком же обычном, маленьком городе. Будто и не уезжал никуда из Баварии. А если и уезжал, то явно напрасно.

— Не говорите только папе, — отвлек его от мыслей Адольф, устраивая рюкзак на коленях.

— О чем?

— О том, что я назвал Вас отцом. Хотел что-нибудь возразить герру Зорну, а ничего лучше не нашел. Ему правда будет обидно, если узнает.

— Не скажу, — кивнул Себастьян, пристегивая ремень.

Адольф довольно заулыбался. Эхт завел машину, радуясь, что за ревом мотора не слышно урчания живота. Мало того, что не завтракал, так еще и не обедал из-за всей этой истории с бургомистром.

Комментарий к 17.

{1) - Крылатое выражение, буквально означающее «ужасный ребенок» (фр.)

========== 18. ==========

В холодильнике выбор оказался невелик. Точнее, продуктов-то много, вот только готовить их Себастьян не умел, а есть по отдельности… ну, если с огурцами и помидорами можно что-то придумать, то грызть картошку или кочан капусты было бы как минимум затруднительно.

Так он и смотрел на заполненные полки, пока в голову не пришла потрясающая по своей простоте мысль. В карманах наверняка завалялась какая-нибудь мелочь, на один-то раз точно должно хватить.

Поход до магазина занял от силы десять минут, по истечению которых Эхт сунул пластиковую круглую тарелку в микроволновку и принялся ждать. Его даже не особо смутило, что на фоне хлопнула дверь, а рядом остановился смурной Вельд, держащий на руке, точно официант полотенце, куртку.

— Это что? — спросил он с отвращением, когда Себастьян вытаскивал обед.

— Карбонара. — Если подобный тон и оскорбил Эхта, то вида он подавать не стал.

— Полуфабрикат?

— Ну сам-то я приготовить не смогу, — он смерил его таким взглядом, будто это было нечто само собой разумеющееся. Рудольф сморщился еще сильнее.

— Что там готовить? Господи, Вы что, бытовой инвалид?

— Я привык есть уже готовую еду, знаете ли, — начал закипать Себастьян. Он и без того голодал весь день, так ему теперь еще и на уши присели. — Не все повара в третьем поколении.

— Да как Вы до своих лет дожили вообще с такой установкой? — Вельд отложил куртку на стул и принялся мыть руки.

— Счастливо и спокойно. — Эхт приземлился на свободное место. — Но вот только в этом сраном городе все пошло по…

— Теперь Вы должны бросить евро в банку! — раздалось из гостиной. Он и забыл, что Адольф делает уроки на диване.

— Знаете, я хочу, — Вельд стряхнул с ладоней воду, — приходя с работы отдыхать, а не ругаться.

— Так отдыхайте, — Себастьян стукнул вилкой, — я что, Вам как-то мешаю?

— Я не могу отдыхать, когда в моем доме едят подобную хрень. — Рудольф уперся ладонями в остров и с брезгливостью покосился на тарелку.

— Теперь ты тоже должен евро!

— Ко взрослым это не относится, Дольф! — прикрикнул он, шлепая рукой по столешнице. — Доедайте это… чем бы оно ни было, но чтобы больше я этого не видел.

— А питаться мне чем? Святым духом? — прожевав, продолжил возмущаться Себастьян. — Я и так живу в Вашем доме, мне, вообще-то, неудобно брать чужое. Я даже заплатить нормально не могу.

— Ну я же, наверное, предполагал, что Вы не робот и хотите есть, когда решал Вас оставить.

Оставить. Себастьян передернул плечами. Будто он был уличным ободранным котом, которого подобрали из жалости. Кажется, мысли эти отразились у него на лице, потому что Рудольф смягчился и, вновь подхватив куртку, на выходе из кухни бросил:

— Вернусь и покажу Вам пару рецептов, чтобы Вы тут с голоду не померли, пока я на работе. И кстати, — он остановился, — в следующий раз я не так рано приду, так что вполне можете заняться уборкой и другими полезными делами, чтобы не чувствовать себя нахлебником.

Себастьян цокнул языком и возвратился к еде. Плевать ему было, что есть, если выбора особо-то и нет. Терпеть он не мог эту готовку — крутишься на кухне, устаешь как черт, моешь тысячу тарелок, а потом даже есть не можешь, а только лежишь несколько часов, пытаясь прийти в себя. Пару раз он пробовал, разумеется, и от тех жестов отчаяния на руках до сих пор оставались шрамы: один на большом пальце, полученный в неравной схватке с ножом и картошкой; второй на ладони — поползновение того самого ножа взять реванш в альянсе с арбузом; третий сбоку — козни кипящего масла. А сколько боевых ранений Эхт пережил в тщетных попытках нарезать хлеб… Будь он Шивой — и то рук сосчитать не хватило бы.

И все-таки с Вельдом он спорить не стал. Тот, в общем-то, прав, и раз Себастьян планировал жить здесь дальше, надо было перенимать правила игры. И раз в них входила готовка… Ему оставалось просто надеяться, что он не подожжет дом или себя.

Вернулся Рудольф минут через пять, переодевшись, и с порога принялся раздавать указания:

— Выкиньте эту «карбонару», если доели, и примите на всякий случай таблетки, а то стены в доме тонкие, и мне бы не хотелось слышать последствия Вашего отравления. Потом достаньте из холодильника капусту, яйца, сметану и сливочное масло. — Он присел на корточки, выуживая из ящика упаковку муки. — И поживее, духовка разогревается быстро.

Эхту ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться. Пропорции ему, конечно, никто не сказал, так что пришлось вытаскивать наугад. Интуиция подвела его лишь на одно яйцо — то оказалось лишним, и отправилось назад. С остальным обошлось без гневных взглядов и упреков.

— Ну хоть помыть сами догадались, — хмыкнул Рудольф, оглядываясь на мнущегося у раковины Себастьяна. Тот уже успел искренне посочувствовать всем тем, кто когда-нибудь был под командованием Вельда. — Теперь нашинкуйте капусту.

— Не-ет, это без меня, — нервно улыбнулся Эхт. — У меня с ножами кровная вражда, я скорей себя нашинкую, чем капусту. Дайте что полегче.

— Не будете практиковаться — ничего не изменится.

— Не буду практиковаться — останусь со всеми десятью пальцами.

Они вновь сцепились взглядами. Рудольф медленно, шумно выдохнул через рот и развел руками. Себастьян даже загордился. Слишком, правда, рано.

— Идите сюда, — позвал Вельд, ставя половину кочана на разделочную доску. Эхт, нахмурившись, замер. — Подойдите.

Он с опаской остановился рядом, принял в руки нож и, оказавшись перед кочаном, в нерешительности ткнул тот острием. Рудольф, не удержавшись, раздраженно фыркнул и взял его за запястье, ставя лезвие в нужном положении. Себастьян одеревенел. Больше, чем готовку, он ненавидел непрошенные прикосновения. Особенно такие грубые. Особенно от людей, что в перспективе были сильней него.

— Режьте, — приказал Вельд, не обратив внимание на вздрагивание.

— Нет, — выдавил Эхт, пытаясь убедить себя в том, что никакой опасности нет.

— Режьте, — повторил Рудольф, теряя остатки терпения.

— Слушайте, — затараторил Себастьян, — мне правда дороги мои пальцы. Посмотрите, какие они красивые! Даже не кривые, как у многих. Было бы обидно…

Вельд, громко шикнув над ухом, сместил руку на тыльную сторону его ладони, давя на нож, а второй прижал качнувшийся от такого резкого движения кочан. Эхт задержал дыхание, жмурясь. Тело вновь похолодело, а ребра сдавило. Будь Рудольф на пару шагов дальше — еще бы удержался, но так, слишком близко, без путей отступлений… Все внутри сжалось. Себастьян тихо, но часто задышал, послушно кромсая капусту, лишь бы все это прекратилось. Даже если отрежет себе палец — черт с ним, пусть только Вельд отойдет.