Сюда его вчера определил Рудольф, но времени осматриваться не было. Себастьян, не раздеваясь, лег спать, потрудившись только сдернуть одеяло, чтобы не замерзнуть. Теперь приходилось тратить время на душ.

Ванная комната выглядела лучше, чем он ожидал — тоже до невозможного маленькая, но не разваливающаяся от одного лишнего прикосновения. Даже обшарпанная старенькая кабина отвращения не вызывала. Или Эхт просто привык.

Тем не менее, до работы оставалось всего-ничего, а нужно было еще забрать машину. Ее он, слава отсутствию внятной стоянки, припарковал дальше по улице, а не у мотеля. Третью починку Себастьян точно бы не пережил.

Сейчас задача была другая — выбрать из свалки уцелевших вещей в коробке то, что могло сгодиться в школу. Футболки со свитерами отметались сразу же, а вот не вынутые еще при заезде в мотель туфли за неимением конкурентов пошли в дело.

В итоге обнаружился один-единственный пиджак. Да и тот оказался странный, как будто из клеенки, весь блестящий и с короткими собранными по локоть рукавами. Себастьян купил его для одного из походов в клуб и, кажется, больше никогда так и не вынимал из шкафа. А теперь делать было нечего. Пришлось под низ надеть черную водолазку с высоким воротом, чтобы хоть как-то оправдать далеко не учительский стиль.

— С добрым утром, — поприветствовал его хмурый Вельд на кухне и выставил вперед выбранную вчера Эхтом кружку. — Чайник еще горячий. Как спалось?

— С добрым, нормально. — Себастьян проморгался, бросая пакетик в кипяток. — Хотя знаете… раньше у меня из окна бранденбургские ворота было видно, а теперь там дерево.

— Ну вот видите, уже нашли плюсы.

Рудольф усмехнулся, вытаскивая из холодильника небольшой контейнер. Эхт вспомнил, что ничего не приготовил себе на завтрак. А уроков сегодня достаточно, придется голодать или спасаться чаями в учительской. В местную столовую даже наведываться не хотелось.

— Ты собрался?

Себастьян вскинул голову, но оказалось, что вопрос адресован возящемуся со шнурками Адольфу. Тот кивнул и, подхватив с дивана портфель, подошел ближе, забирая у отца небольшой сверток.

— А чего, в школе уже не кормят? — поинтересовался Эхт, быстрыми глотками хлебая чай.

— Там еда… — мальчишка оглянулся на банку ругательств, — плохая.

— Можете и себе чего-нибудь взять, — хмыкнул Вельд, накидывая куртку, и обратился уже к сыну: — Тебя подвезти?

— Тебе вроде в другую сторону.

— Я могу подвезти, — поднял руку Себастьян. — До машины отсюда идти минут десять, наверное, а до школы всяко дольше.

— Можно? — с горящими глазами обернулся на отца Адольф. Перспектива покататься на дорогом авто явно пришлась ему по вкусу.

— Можно, — со вздохом кивнул Рудольф и подхватил плечную сумку. — Не забудьте замкнуть дом, герр Эхт. Ключи у Дольфа.

Себастьян выдал нечленораздельный звук, с натяжкой похожий на согласие, и дверь хлопнула. Адольф уселся на диван, принимаясь мучать спавшего там кота, и пообещал терпеливо ждать, пока Эхт ходит за машиной.

На улице было сыро — под утро шел дождь, прекратившийся часам к шести, и теперь тротуар полнился лужами. Уже издали Себастьян увидел мотель. Точнее… то, что от него осталось — черное, будто все перемазанное в саже здание с рухнувшей внутрь крышей. Подходить ближе Эхт не стал, только постоял с несколько секунд на месте со смурным лицом и пошел дальше.

Прямо рядом с машиной оказался припаркован небольшой фургончик, привалившись к боку которого курил Конрад. У ног его вилась собачонка, громко залаявшая при виде Себастьяна.

— Сказать «доброе утро» будет моветоном, да? — безрадостно усмехнулся Ратте, отбрасывая сигарету. — И все-таки рад, что ты в порядке.

— Я тоже. В смысле… рад, что в порядке ты, — пожал ему руку Эхт. — Как отец?

— Тоже в норме. Он отошел купить еды в дорогу.

— В дорогу?

— Ага. Ну, жить-то тут больше негде, так что… Одна из кузин в Берлине согласилась нас приютить. Вот, — Конрад похлопал по фургончику, — увозим то, что осталось.

— Ты не выглядишь обеспокоенным по этому поводу, — заметил Себастьян. — Да даже грустным не выглядишь.

— Ну я, скажем честно, терпеть это место не мог, — пожал плечами Ратте. — Сгорело и сгорело — хрен с ним. За макеты только грустно, а остальное, — он махнул рукой, — так. Зато Берлин посмотрю.

— Считай, мечта сбылась. Хоть и так.

Ратте кивнул, едва заметно усмехнувшись, и, точно что-то вспомнив, заговорил вновь:

— А ты-то… куда сейчас?

— Да Вельд, механик, комнату по доброте душевной выделил, — отмахнулся Эхт. — Мне, по-хорошему, судиться с вами надо, но так, если честно, лень…

Они поговорили еще немного, поделились планами, пожелали друг другу удачи и разошлись. Себастьян несколько раз обернулся, прежде чем сесть в машину, чувствуя, как его накрывает волной смятения. У Конрада ничего не было, но он собирался обосноваться в Берлине — там, куда Эхт запретил себе возвращаться из-за денег, а ведь его материальное положение было заметно лучше. Точнее… раньше. Раньше оно было заметно лучше.

Любой бы стал переживать, потеряй так глупо последние деньги, а вместе с ними и вещи на несколько тысяч евро. Себастьян же мог только посмеяться. Было что-то бесконечно забавное в том, как быстро он скатился с мнимого Олимпа на дно. И все-таки мать, провожая его в столицу, была права: таким, как он, на вершине делать нечего. Бедность у него в генах.

А теперь еще, по-видимому, и нахлебничество.

Щелкнул замок. Адольф с довольным лицом уселся на переднее сиденье. Эхт вновь тронулся с места.

— Во сколько у тебя занятия заканчиваются? — спросил он, глуша мотор. Мальчишка ответил не сразу. — После последнего подойдешь к машине, а то на улице сегодня прохладно, замерзнешь, если пойдешь в такой в легкой куртке.

Первые два урока прошли не без лишних вопросов. Всем отчего-то стало интересно самочувствие Себастьяна, и количество слова «пожар» превысило все допустимые нормы. В какой-то момент Эхт пообещал бить указкой по рукам каждого, кто его произнесет. Не помогло.

В учительскую он ввалился злой как черт, а потому первым дело громко рявкнул на попытавшегося развести очередной спор с Зорном Брайта. Тот обижено уселся в кресло и стал молча грызть печенье, игнорируя подтрунивающего над ним Люгнера.

— Хочу Вас уведомить, что кричать на Бена имею право столько я, — с усмешкой сказал присаживающийся рядом с Эхтом на диван Зорн. — Найдите себе другую подушку для битья.

— Выбор у меня не большой, знаете ли, — Себастьян обвел взглядом учительскую, — учитывая, что нас здесь, похоже, всего четверо и работают. На ком мне отыгрываться? На Люгнере? Жалко ведь: он, кажется, отличный человек.

— Журналисты отличными людьми не бывают, — замахал рукой Зорн.

— Журналисты?

— Да, Пауль колумнистом в местной газете подрабатывает. Здесь все талант свой — слово, конечно, громкое — пристроить пытаются, а то на жалование учителя… — он скрыл вздох разочарование за чашкой кофе. — В общем, Вам советую озаботиться тем же. Не журналистикой, ясное дело, а… не знаю, чем там могут еще заниматься экономисты. Репетиторством, скажем. Тем более в Вашем нынешнем, простите за бестактность, положении без этого не обойтись.

— Не напоминайте, — поморщился Себастьян. — Думать пока об этом не могу — голова начинает болеть.

Зорн хотел продолжить и уже даже открыл рот, как хлопнула дверь. Эхт успел обрадоваться, что наконец в их немногочисленном коллективе оказался кто-то еще, но в соседнее кресло плюхнулся директор.

— Своего кабинета Вам уже мало? — с издевкой поинтересовался с места Зорн, закидывая ногу на ногу и поудобней устраиваясь в углу дивана. — Знаете, учительская не просто так подобным образом называется.

— Не нарывайтесь, Зорн, то, что я не могу Вас уволить, не значит, что не сделаю выговор. — Гертвиг бросил на него полный усталости взгляд и принялся тереть виски.

— Да хоть десять выговоров. И желательно в письменном виде, а то у меня в принтере бумага закончилась.