— Не важно, — прервал Рудольф, сжимая ручку, — до кого я там дослужился. Небо как небо, ничего особенного. Везде одно и то же, что с земли посмотришь, что с воздуха. Вы лучше скажите, что там с отпуском и страховкой.
Над его головой будто собралась грозовая туча. Флигер спорить не решился. Вельд и сам прекрасно знал, что никто не оставляет службу в таком чине в здравом уме, что это наверняка вызывает лишние подозрения и все прочее, чего хотелось бы избежать. Тем не менее, рассказывать новому начальнику он ни о чем не собирался.
Да и какая уже разница — столько лет в отставке.
Первым делом, покинув авиацию, он, конечно, поступил глупо — перевелся в армию, думая, что отличий не особо много. На этом обжегся. Больше и не пытался, оставив службу насовсем. Все-таки сын подрастал, нужно было с ним возиться, а не по полигонам бегать и в штабах отсиживаться.
До машины Рудольф добирался молча. С Флигером он распрощался на выходе, дав ему обещание вернуться завтра для смотрового полета. Мало ли, навыки растерял. Понятно дело — нужно убедиться в профпригодности, а сегодня погода совершенно нелетная, того и гляди дождь пойдет.
Вельд хлопнул дверью. Салон успел вымерзнуть, пришлось опять натягивать недавно снятое двубортное пальто, вечно раздражающее короткостью рукавов. Рудольф с радостью бы его сменил, но оно перекочевало с ним по стольким годам, что теперь было банально жалко выбросить. Да и денег на новое сейчас взять негде.
Загудел мотор. Повезло. Чаще всего машина заводилась со второго раза — дело уже было не в деталях, а в старости. Вельд нажал на газ. Единственное, по чему он скучал — так это по автоматической коробке, что была в проданном им много лет назад мерседесе.
От аэроклуба до города ехать минут с тридцать. Чтобы не помереть со скуки, пришлось включить радио и слушать среднего качества музыку с перебивками на новостную ересь. Хоть что-то.
Обычно Рудольфу не требовался фоновый шум, справлялся и так. Но сейчас в тишине думалось о всяком, а этого не хотелось. Лишний раз только трепать себе нервы рассуждениями о правильности поступков и глупости молодости. Сколько лет прошло, а репертуар в голове не меняется.
Начинало вечереть. Тучи все сгущались, и теперь точно было ясно, что ливня не миновать. Вельд тяжело вздохнул. Он только утром протер окна. Хорошо уж, что всю машину мыть не взялся.
Показались первые знакомые дома. Еще нужно было заехать в магазин — для завтрака он вытащил все, что оставалось в холодильнике, кроме последней порции супа. Рудольф надеялся, что Адольф все-таки догадался разогреть его на обед, а не стал сидеть голодным до вечера.
В кармане брюк завибрировал телефон — старый, с потертым и местами треснутым экраном он скорее мешался и требовался лишь в самых патовых ситуациях. Ну и таких, как сейчас. Звонил Вельду только Луи, да и то исключительно по двум причинам: нужна помощь с машиной или некуда деть продукты. В последнем случае Рудольфу было до жути неловко, но Легрим всегда так настойчиво впихивал ему яблоки, овощи, куриные яйца и все прочее, что обильно водилось у него на ферме, что отказаться становилось невозможно. Этот раз не стал исключением. Пришлось сворачивать на соседнюю улицу.
— Ты куда-то ездил? — безошибочно определил Луи, хотя ничего во внешнем виде Вельда этого не выдавало. — По работе поди?
— Ага, — просто ответил Рудольф, привычно нажимая на нос лебедю из шины. Он все надеялся протереть в нем дыру, чтобы Легрим уже наконец выбросил это недоразумение. — Машина сломалась?
— Нет. Сплюнь, — отмахнулся Луи и пригладил свежевыбритые виски. — Ко мне недавно знакомый заезжал, притащил целый мешок кукурузы. Хрен знает, где он ее откопал — да еще такой молодняк, — но я ее один точно не съем, а коровам отдавать жалко. Возьми себе половину, у тебя же пацан любит вареную вроде.
— Любит, — кивнул Вельд. — Но не знаю, сейчас сезон кончится, и что ты зимой есть будешь, раз все запасы раздаешь?
— Картошки у меня целый погреб, да кур наплодилось за лето столько, что я полгорода могу кормить теперь. Без кукурузы не помру. Бери давай, я тебе там еще овощей отложил.
— Лучше бы так на новую резину откладывал, чтобы мне не приходилось по третьему кругу нижние ряды менять, — покачал головой Рудольф, проходя через висящую над косяком ленту из пластиковых бусин. Легрим обладал плохой привычкой не закрывать за собой двери.
— От Файста не убудет, — усмехнулся Луи, поправляя очки. — А если убудет — ну и черт с ним. — Он зашел следом и, мимоходом глянув на затухающий огонь в камине, дверь все же прикрыл. — Так что там с работой? Я слышал этот… как же ж его… А! Эхт ходил к Флигеру за тебя ратовать.
— Ты где таких слов умных понахватался? От коров, что ли? — Легрим только несильно толкнул Рудольфа в плечо и тут же развалился в придвинутом боком к столу кресле. — А что, он прям-таки ходил?
— Ну, Вилли мне так сказал: мол, пришел вчера днем, спрашивает, ищут ли сотрудников, а потом плавно к тебе подвел. — Луи подхватил со стоящей посредине чаши яблоко и принялся вертеть его в руках. Вельд слушал, привалившись спиной к взгроможденному на подпорки холодильнику. — А он — ну, Вилли, — не знал же, что ты раньше со всей этой летной бурдой возился, так еще и удивился. Но номерок, как я понял, дал. Вот я и спрашиваю — как там с работой?
— Да взяли вроде. — Рудольф потер под носом костяшкой указательного пальца. — Если завтра взлететь смогу — глядишь и не уволят в первый же день.
— А чего это не сможешь?
— Я последний раз в самолете сидел лет… — он нахмурился, — да уже и не вспомню сколько назад. Вся надежда на мышечную память.
— Ну-ну, — заулыбался Луи, жестом прося щелкнуть чайником, — все-таки обер-лейтенант, разве какой-то там кукурузник не поднимешь? Ты вот форму как давно надевал?
— А хрен знает, — Рудольф уселся во второе кресло, притык поставленное к широкому подоконнику со сваленной на него мелочевкой, — я даже из шкафа ее убрал — только глаза мозолит. Теперь пылится где-то на чердаке.
— А жаль, красивая.
— Не начинай. Захочешь порефлексировать — откопаешь свою.
— Ну ты сравнил… — конец выражения скрылся в глотке свежезаваренного чая. — Форму сухопутки делали с закрытыми глазами в темноте люди с синдромом Паркинсона. Это вам в люфтваффе повезло, не изменили почти ничего с войны-то.
— Ну ты еще начни наименования званий сравнивать, — фыркнул Рудольф, беря с небольшого блюдца конфету. Луи оживился.
— А ты послушай, вот есть у тебя лейтенант, а есть унтерштурмфюрер. Первое — хрень полнейшая, а второе — звучит! — Он выставил вперед указательный палец, чуть ли не подпрыгивая на месте. — А форма какая! Это я уже и о петлицах с погонами молчу. Умели же раньше делать… До сих пор форму деда храню — полюбоваться, как тошно станет.
— Так вот поэтому тебя на выход и попросили, — тихо засмеялся Вельд, игнорируя брошенный в свою сторону тяжелый взгляд. — Хотя у брата вроде как тоже дедовская лежит где-то.
— А твой разве служил?
— Да вроде, раз форма есть. Петлиц не помню, но звание, кажется, невысокое. Так, юнкер, может быть. — Он хлебнул чая, силясь сбить чересчур приторный привкус.
— Так это унтер-офицер, от чего ж невысокое?
— Давай не будем, пожалуйста. — Рудольф поморщился. — Меньше всего сейчас хочу всю эту армейскую хрень вспоминать. У меня вообще там ребенок один дома, а я тут с тобой сижу чаи гоняю.
— Дольф тебе что, дом подожжет? — хохотнул Легрим. — Умный же пацан, привыкший.
— Вот именно, что привыкший. — Вельд со стуком отставил чашку. — Мотаюсь вечно черт пойми где.
— Для его же блага, — махнул рукой Луи, с точностью прожженного баскетболиста бросая огрызок в мусорное ведро. — Деньги сами не зарабатываются.
— Он мне так же скажет, когда я в старости с постели встать не смогу.
— Да ты и не доживешь до старости-то, — фыркнул он, отряхивая руки.
— Я еще тебя переживу, салага. — Рудольф встал одновременно с Легримом и, дождавшись, пока тот вытащит из-под стола увесистый пакет с овощами, шагнул к двери.