— Никем, — пожал плечами Себастьян, раздумывая о том, что Адольф слишком уж болтлив.
— Так не бывает, — покачал головой мальчишка. — Нет, правда, герр Краб, кем Вы были?
— Правда никем, Умник. — Он потрепал его по голове, поднимаясь. — Рисуй давай, не отвлекайся.
Адольф уже хотел возразить, как ближе подошел Зорн. Себастьян, кивнув ему, продолжил путь в сторону кресел, попутно оглядывая полки. У одной из них он остановился и, фыркнув собственным мыслям, вынул первую попавшуюся книгу. Фиолетовый увесистый томик встретил его именем Драйзера на обложке. Эхт помнил, что однажды что-то у него он читал. Тогда это, если не изменяла память, была «Американская трагедия», теперь же в руках лежала «Сестра Керри».
Он наугад открыл книгу, так же выбрал абзац и принялся читать. Персонаж, реплика которого попалась ему на глаза, говорил о что-то том, что на работу требовались только счетоводы и переписчицы. Себастьян невольно усмехнулся. Эта, казалось бы, незначительная деталь приковала его внимание, и Эхт, перевернув до самого начала, к креслам пришел уже не с пустыми руками.
Некоторое время он виделся себе ребенком, которого впервые пересадили на велосипед без боковых колес — в книге был сплошной текст и после Дефо в детском издании это казалось странным, но, вспомнив, что он уже не десятилетний малец, Себастьян углубился в чтение.
— Интересно? — не успел он перевернуть и десяток страниц, как сверху раздался голос Зорна.
— Вполне, — качнул головой Эхт, свободной рукой ища в сумке то, что можно было использовать в качестве закладки, — нахожу много общего с главной героиней.
В ответ Зорн лишь на секунду вздернул брови и, по-видимому сочтя такое сопоставление странным, поспешил сменить тему:
— Вы говорили, что по образованию экономист, так? — Без приглашения он уселся на стоящее рядом кресло и, закинув ногу на ногу, продолжил: — И Вас не так давно уволили. Предполагаю, что поиском работы себя Вы еще не обременяли?
— А что, хотите предложить? — с ухмылкой догадался Себастьян, так и не найдя ничего подходящего. Пришлось по старинке между страниц заложить палец. — Буду учить восьмилетних школьников счетной грамоте?
— С одним Вы угадали, — пропустил мимо ушей сарказм Зорн, подаваясь вперед так, чтобы рукой упереться в край подлокотника, — работать предстоит со школьниками. Так уж вышло, что недавно в местной школе…
И он пересказал ему то, что Себастьян уже слышал от Конрада. Эхт, как и в прошлый раз, заставил внутреннее воодушевление смениться скепсисом.Школ на своем веку он натерпелся.
— Я понимаю, что такое решение принимается не сразу, — продолжал уговаривать Зорн, переходя на покровительственный тон, — но обязательно над этим поразмыслите. Может, захотите и остаться в Драйтештадте.
Себастьян нахмурился. Впервые за столько времени он услышал название города, в котором ему приходилось жить. Драйтештадт. Какая безвкусица. Этого, он, конечно, не сказал, а только покивал в ответ и пообещал подумать. Зорн, радостно пожав ему руку, мгновенно исчез в толпе прибывших за своими дачами взрослых. Эхт вновь остался один на один с книгой.
И опять погрузиться в чтение ему не дали — в этот раз помешал Адольф, украдкой подобравшийся к Себастьяну с папкой наперевес и бесцеремонно усевшийся на подлокотник так, чтобы видеть текст. Наверное, тот показался ему слишком трудным, потому что он тут же разочарованно хмыкнул и поспешил привлечь к себе внимание.
— Почему не идешь домой? — не поднимая глаз, спросил Эхт и перевернул страницу.
— Там скучно, — пожал плечами Адольф, складывая руки Себастьяну на ключицу. — Я хотел сходить к папе на работу, но он говорит, что начальник опять будет ругаться.
— Он не любит детей? — Эхт чуть повернул голову, сталкиваясь с взглядом темно-зеленых глаз, слишком уж преданно смотрящих в ответ. Пришедшая на ум ассоциация вышла грубой, но мальчонка напомнил Себастьяну недавно взятого из приюта щенка.
— Он никого не любит, — вздохнул Адольф. — Только ругается и все. Его, наверное, тоже никто не любит.
Эхт кивнул. Фраза показалась ему слишком уж осознанной для восьмилетнего ребенка. Тем временем Адольф, покопавшись в папке, протянул ему на маленькой ладошке крохотную закладку в форме рисованной волчьей головы.
— Я видел, что у Вас нет, — объяснил он, укладываясь обратно.
— Спасибо, — улыбнулся Себастьян, возвращаясь к чтению.
Так, с мальчишкой, его не донимали кошмары прошлого, и текст плыл сам собой, и все шуршали страницы. Адольф не мучал его расспросами или разговорами, только мирно сопел где-то у уха, мельком выхватывая куски совершенно неинтересной ему книги, и временами менял положение, не мешая ерзаньем Эхту.
Может, было что-то неправильное в том, чтобы сидеть вот так, с чужим ребенком под боком, но Себастьяна это совершенно не волновало: во-первых, тот сам приластился, а во-вторых, ему было не до него.
Часто он останавливался на каком-нибудь абзаце и просто сидел, вперев взгляд в страницу, думая о чем-то своем или не думая вовсе. Сначала в голове крутились слова Зорна, но о нем Эхт предпочел бы не вспоминать — слишком уж интересным показалось его предложение. Деньги и правда были нужны, работа — тоже. Даже такая. Главное, что он смог бы жить недалеко и от мастерской, и от школы. Но… но опять мешались воспоминания. Такой опыт был, повторять становилось страшно.
Затем Себастьян размышлял о семье. Не о матери, а впервые за много лет — об остальных. О бабушке, что вечно была им недовольна, об отце, которого он видел пару раз так, мельком, и о котором знал буквально несколько вещей: имя, возраст и фамилию, что отличалась от его собственной; о многочисленных дядях и тетях, кузинах и кузенах, что съезжались каждые праздники в дачный дом деда, о тех, кто раз и навсегда отвратил его от маленьких городов.
Наверное, Адольф замечал его раздумья, потому что в такие моменты становился совершенно бесшумным — и дышал даже, казалось, намного тише. И тогда Себастьян чувствовал, как начинает щемить некогда черствое сердце.
Почти никого не осталось в их части библиотеки, и на них безмолвно взирали лишь лампы с потолка и томящиеся на полках книги. Временами у входа раздавались шаги и приглушенные голоса, но все это казалось таким далеким, будто происходило за тысячу километров отсюда.
— Вы разве дочитали? — шепотом спросил Адольф, когда Эхт заложил меж страниц закладку.
— Нет, но глаза заболели, — ответил он таким же тоном, и мальчишка догадался, что болят там вовсе не глаза. — Тебе пора делать уроки, Умник.
— Я их уже сделал, — пожал плечами тот и тут же коротко, мягко улыбнулся. — Я же Умник.
Себастьян тихо засмеялся и, дождавшись, пока Адольф спрыгнет с подлокотника, потянулся, чтобы размять затекшие мышцы. Нужно было записать на себя книгу. И вернуть предыдущую мальчонке.
На улице уже сгущались сумерки, когда они вместе вышли наружу. В этот раз библиотекарша не смотрела на Эхта как на врага народа, и тот довольно щерился, чувствуя приятную тяжесть на плече.
— Стемнело как-то рано, — хмыкнул Адольф, несясь вперед по пустующей, залитой светом фонарей и витрин улице.
— Да нет, вовремя, просто засиделись. — Себастьян сверился с часами. — Тебя отец ругать не будет?
— Не-а, он приходит только ночью, так что и не узнает, — отмахнулся Адольф, ненадолго замирая у одного из стекол.
— Купить тебе? — кивнул на подставку со сладостями Эхт, поравнявшись с мальчишкой. Тот поблагодарил за предложение, но отказался. — Да ладно, в качестве «спасибо» за совет читать. Давай.
Он подтолкнул его к двери кондитерской, и через секунду вечернюю тишину нарушило музыкальное переливание располагавшейся над входом стеклянной подвески. Адольф смущенно оглядел прилавок и, дождавшись Себастьяна, ткнул в самое цветастое пирожное.
Продавщица, определенно не знавшая никого из клиентов, с улыбкой передала в детские руки угощение. Себастьян не преминул купить что-то и себе, чтобы поднять настроение перед сном, и с предовольным Адольфом покинул магазин.
