Прямо там, за столиком напротив, лицом к нему сидел спокойно отрезающий очередной кусок бифштекса Дольф. Клюге скрипнул зубами и незаметно ущипнул себя за запястье, точно желал убедиться, что ему не чудится. Мираж не пропал. Губы дрогнули. Со стороны, наверное, выглядит сейчас полнейшим идиотом. Пялится, как будто восьмое чудо света увидел.

Какой процент был у шанса встретиться вот так, случайно, в настолько большом городе? Один к миллиону или к миллиарду? Да еще и сесть на такие близкие места… А может это беспощадная судьба решила сыграть по-грязному? Черт.

Не хотелось его видеть. Вообще. Абсолютно. Потому что Клаус был уверен, что смог справиться со своим нелепым интересом, но теперь мог думать лишь о том, что белый пиджак на Рейхенау сидит просто восхитительно, а жесткий даже на вид ворот рубашки выгодно оттеняет худую шею с чуть выступающим треугольником кадыка.

Казалось, что с их последней встречи прошла целая вечность, но Дольф ни капли не изменился. Разом вернулись все отступившие совсем недавно сомнения, и захотелось срочным образом убраться отсюда, чтобы хоть немного успокоить разгоревшееся меж ребер пламя.

Особенно хреново стало тогда, когда Клаус понял, что не может разглядеть Рейхенау целиком отнюдь не из-за столика, а из-за чужого плеча. Он пришел не один. Конечно же он пришел не один. На обратное было бы глупо надеяться. Но ситуации это не помогало.

Чуть ли не силой пришлось заставлять себя опустить взгляд в тарелку и взяться за приборы. Еда показалась безвкусной, а вино — обыкновенной водой из-под крана. Клаус бросил это гиблое дело, отвернувшись к окну, чтобы сконцентрироваться на чем-нибудь там, на улице, но опустившаяся на Берлин темнота словно бы ехидно отразила сидящих дальше людей. Отсюда было плохо видно, но, кажется, вместе с Дольфом сидел какой-то смазливый паренек. Клюге поджал губы. И что теперь делать?

Стоило задаться этим вопросом, как тихо скрипнул стул. Пришлось вновь поднять взгляд. Рейхенау, промокнув уголки губ краем салфетки, встал, на несколько мгновений опустил ладонь на плечо своего спутника и, что-то проговорив, двинулся вперед. Клаус сделал вид, что бесконечно увлечен тарелкой, когда он размеренно прошагал мимо, и, выждав буквально секунд десять, тихо извинился перед Хорстом и поднялся следом.

Просто пойдет и умоется, чтобы привести мысли в порядок. Никто ведь не гарантировал, что Дольф пошел именно в уборную, верно? Вот и все, значит, ничего такого в этом нет. Обычное дело. Могло произойти с каждым.

Но какого-то хера произошло именно с ним.

Совершенно тихий хлопок двери показался пушечным выстрелом. Клюге почудилось, что он оглох, а затем яркий свет потолочных ламп ослепил на несколько мгновений. Или ему просто хотелось, чтобы так и было. Мимо прошел какой-то низенький, потирающий лысину мужчину, и вот тогда тишина воцарилась по-настоящему.

В образовавшемся вакууме отчетливо было слышно лишь одно: частый звук, отдаленно похожий на стук. Кажется, набирали сообщение на телефоне. Клаус шагнул дальше, к ряду раковин, и дернул вверх начищенную до блеска плашку. На подставленные руки хлынула холодная вода, мгновенно превратившаяся в ледяную.

Он пришел сюда только умыться. Не более.

Капли заструились по лицу, очерчивая длинные линии по губам и соскальзывая с подбородка. Клюге, уперевшись ладонями в раковину, посмотрел в свои же глаза, показавшиеся в эту секунду какими-то мутными, будто сонными. Собственный взгляд же был лишен всякой мысли. Брови взъерошились и теперь походили на две зубные щетки, которыми драили обувь. Про покрасневшие белки и говорить нечего было.

Расплакался бы еще, право слово.

Клаус не сразу понял, что стучащий звук прервался. За спиной скрипнула дверца. Где-то сбоку зашумела вода. Одновременно хотелось и повернуться, посмотреть чуть ближе, точно это могло облегчить тянущую боль от завязавшегося в районе живота противного узла, и уйти обратно к столику, отчаянно убеждая себя в том, что это все не по-настоящему.

Но Клюге лишь выпрямился, пригладил брови, оторвал бумажное полотенце и промокнул им лицо, следом выбрасывая в небольшое мусорное ведро. Шум воды прекратился. Раздался короткий кашель. Клаус обернулся на него быстрее, чем успел подумать. Чертовы рефлексы.

Дольф, замерев у самой последней раковины, степенно вытирал руки, глядя исключительно на него. Хотел бы Клюге прочитать хоть что-то в этом взгляде, а не гадать, глупо всматриваясь в чужое расслабленное лицо. Нужно ли заговаривать? Поздороваться хотя бы? Или это будет лишним? А то, видимо, так и будут стоять по разные концы уборной до самого закрытия.

— Как вино? — первым произнес Рейхенау, делая шаг вперед. Клаус вздрогнул, отшатнулся от раковины, с по-детски изогнутыми бровями следя за тем, как тот выбрасывает полотенце, и пожал плечами.

— Так вот кто его заказал… — Вышло тихо и неуверенно. Клюге даже разозлился на самого себя.

— Не мог смотреть, как вы собираетесь есть мясо без аперитива. — Дольф, чопорно пригладив подолы пиджака и застегнув пуговицу на животе, выпрямился, заводя руки за спину, и смерил Клюге таким взглядом, точно тот был не более чем раздражающей пылинкой на только начищенном ботинке.

Пауза затянулась. Клаус, оскорбившись до глубины души, привалился спиною к стыку двух кабинок и свел руки на груди, выдерживая эту немую конфронтацию, по итогу которой Рейхенау, буквально на секунду скривившись, сделал шаг навстречу, попутно говоря:

— Рад, что ты не выкинул это все. — И подбородком указал на костюм.

— Была такая мысль, — сухо ответил Клюге, шевеля желваками. — Теперь снова появилась.

Надо же, так очароваться вначале и прийти к тому, что голову занимает одна-единственная повторяющаяся из раза в раз оглушительная мысль: начистить бы Дольфу его наглую рожу. Клаус как-то и забыл, почему тот еще в первые недели знакомства раздражал его больше, чем интересовал — потому что был невероятно надменен, точно всегда знал все лучше всех.

— С кем ты пришел?

— А ты?

Между двумя этими вопросами прошло меньше секунды. Рейхенау усмехнулся и, ненадолго отведя взгляд, хрустнул шеей. Клюге, отлипнув от своеобразной подпорки, выпрямил спину, приблизившись на шаг.

— Не тот ли это парень, которому ты обещал подумать? — Дольф выгнул бровь, тоже подаваясь вперед.

— Он. Дальше что? — Клаус развел руками, фыркая. — Я думаю, диалог стоило закончить еще на вопросе о вине. Мне пора.

Едва он попытался сдвинуть с места, как Рейхенау крепко, но при этом как-то аккуратно схватил его за талию, не давая пошевелиться. На секунду почудилось, что за непроницаемой маской надменности блеснуло беспокойство. Будто бы не хотел отпускать. Клюге даже усмехнулся этой мысли. Ну конечно, да. Идти сюда было плохой идеей.

— И как, строятся серьезные отношения? Перспектива себя оправдала? — почти прошипел Дольф, дергая на себя. Вырваться не получилось. И вовсе не из-за того, что пытался плохо.

— Пошел нахрен, — огрызнулся Клаус, дергаясь еще раз, но сделал лишь хуже, потому что по инерции отбросило вперед. — Отпусти. Ты же помнишь, чем все закончилось в прошлый раз. Не умеешь контролировать гнев — к людям не подходи.

Рейхенау порывался что-то ответить, но тут же замолк, так и не произнеся ни звука, по-странному перекосился в лице и, споро облизав пересохшие губы, прижался ими сначала к щеке, а затем и к чужому рту, притягивая еще ближе и хватаясь руками уже за голову так, чтобы не дать отстраниться. Клюге брыкнулся, чувствуя на языке привкус до невозможности сладкого вина, и только безвольно замычал, мажа кулаками то по предплечьям, то по ребрам.

Дольф, зашипев в поцелуй, перехватил его за запястья, заводя те за спину и толкая вперед. Затылок больно стукнулся о стену. Клаус часто задышал, испугано оглядываясь на дверь и молясь, чтобы кто-нибудь вошел. Но тщетно. Рейхенау, передернув плечами, дрогнувшей ладонью прижался к его похолодевшей щеке, вынуждая посмотреть себе в лицо. Запястья не сжимали. По контуру губ прошелся большой палец, точно очертивший границы. Клюге сморщился, чувствуя, как постепенно замедляется сердцебиение.