Нет, Олег не командовал, а покорно ждал, пока я развяжу упаковочную веревку, которую можно было просто разрезать, а я будто нарочно тянула время, хотя уже конкретно перебрала с таймаутами в этой конфетно-букетной неделе.

       — Олег, принеси нож! — не выдержала даже я сама, и он брякнул очень громко:

       — Наконец-таки…

       Хотел перекричать закипающий чайник, которым сам же и озаботился. Хороший мальчик… Это я плохая девочка, что порчу ему всю малину — нет, клубнику. Ну ничего, я ведь тоже что-то смыслю в клубничке: не первый год замужем, как говорят.

       Скоро, скоро, скоро… Часы на стене — хоть и без кукушки — откуковывали последние минуты детского времени. «Спокойной ночи, малыши» заканчивались в серьезных взрослых домах, а у нас — в чайлдфри с одной большой взбесившейся собакой — только начинались.

       — Агата, да что с тобой? Какая муха тебя укусила?!

       Олег присел подле овчарки и сразу прилег — под нее.

       — Даже не надейся, я не пойду с тобой гулять… Я знаю, что стемнело, но для меня суббота еще не закончилась — собачьим будет воскресенье и даже не надейся…

       Он отводил от лица собачью морду, но не думал вставать. Я не стала просить их подвинуться и просто обошла валяющуюся под ногами парочку — был бы чайник холодным, точно б облила их водой. Впрочем, они не дерутся, так что разнимать их не требовалось, а дружбу их, кажется, теперь даже водой не разлить. Разливать следовало чай — по двум чашкам, но Агата мечтала бы поставить свою миску на наш стол и получить кусок торта.

       — Место! — Олег оттолкнул ее от стола и выставил ногу в качестве барьера, который Агата, не глядя, переступила, как последнюю черту в его терпении. Он схватил ее за ошейник, вскочил со стула, на который только что присел, и оттащил упирающуюся псину к ковру у дивана: — На эту ночь это твое место. Оно мягкое, чистое и безопасное. Ко мне подходить сейчас опасно. Поняла?

       Агата кивнула, улеглась, зевнула во всю пасть и во весь голос, но как только Олег отошел от дивана, потрусила за ним следом, как ни в чем не бывало.

       — Место! — обернулся он и встал.

       Агата села и склонила голову на бок.

       — Ну ты ведь понимаешь, о чем я тебя прошу. Ты не слушаешься мне назло, верно?

       Собака перекинула голову на другой бок. Олег снова присел подле нее на корточки:

       — Послушай, ты не хочешь делить ее со мной, я это понял и оценил.

       И я поняла, что они обсуждают меня у меня за спиной — нет, перед глазами. Я аж просверлила взглядом Олегу затылок. Может, пора прекратить дурачиться и сравнивать собачий ум с моим!

       — Но ты не оцениваешь все риски. Ты упускаешь маленькую деталь в устройстве человеческого мира: хочешь чем-то владеть, не забудь поделиться. Иначе усе — ни вершков тебе, ни корешков, — он взял собаку за толстую шею обеими руками и притянул к себе, точно собирался перейти на шепот. — Только от меня сейчас зависит, будет у тебя Мила насовсем или ее не будет совсем. Ты ее не удержишь, а вот я могу — поняла? Так что действуй со мной заодно, иначе не увидишь ее, как своих собственных ушей. Кстати! — он взял двумя пальцами одно ухо и обернулся ко мне: — Как думаешь, они могут видеть свои уши?

       Я заржала — вот действительно, как лошадь.

       — Олег, иди пить чай. Она все равно не останется внизу. Ты же знаешь — у нее тревожность.

       — У меня, по ходу, уже тоже, — он сел на стул и взял нож, чтобы разрезать клубнику в центре торта, но нож завис в воздухе. — Но я не могу разрезать тебя пополам и оставить одну половину Агате, вторую взять себе. Потому что мне нужны обе. Тьфу, не вы обе, а ты целая…

       И он опустил нож мимо клубничины, потом подхватил ее двумя пальцами и положил мне на тарелку.

       — Ты руки не вымыл после собаки, — сказала я не для того, чтобы отругать, а чтобы замять в памяти только что сказанное им.

       — Я мыл ее утром с шампунем. Она не успела запачкаться, — ответил Олег совершенно серьезно и придержал пальцем кусочек торта, который положил рядом с целой клубничиной. — Поверь, ей рядом с нами находиться куда противнее. Если помнишь, Шерлок Холмс говорил, что криминалист должен различать семьдесят пять запахов, чтобы успешно работать. Наверное, потому и говорят, что у сыщиков собачий нюх. Вот смотри, — Мне предлагалось смотреть на собачий нос, который лежал возле коробки с разрезанным тортом. — Получается, что собачий нос лучше человеческого. Как думаешь, на нюх влияет размер носа или что-то другое?

       — Олег, пей чай…

       — Нет, ну ведь если задуматься над тем, что собака давно не волк и живет с человеком, который ее кормит и иногда поит, — он подмигнул, кидая камушек в мой огород. — То нафига, спрашивается, ей различать семьдесят пять запахов, если в сущности собаки теперь ищут только место, которое посетила другая собака…

       — Олег! — повысила я голос.

       — Ну чего… Я же не сказал, где другая собака поссала… Я веду с тобой культурную беседу, не заметила?

       Я лишь заметила, что в рот мне попала смешинка, хотя непонятно как — я не притронулась ни к торту, ни к его ягодному украшению. Наверное, смешные флюиды шли от Олега.

       — Не заметила. Пей чай и прячь торт в холодильник, пока Агата не захлебнулась слюной или не заговорила человеческим языком, чтобы сообщить нам, чем в действительности этот торт пахнет.

       — Он пахнет романтикой, — Олег чуть наклонился над столом, но я не подалась к нему, но точно знала, что спокойно дотянусь до его лба ложкой. — А вот наши отношения что-то романтикой совсем не пахнут. От них за версту несет…

       Я выдержала взгляд: остро-колкий, пока он не опустил его к мокрому чувствительному носу собаки.

       — Скажи, Агата, чем? Ты ее дольше знаешь… Что надо с ней сделать, чтобы она превратилась в Фею Драже?

       Он снова смотрел на меня, потому что собака не ответила на его вопрос.

       — А я видел ее только в роли Феи в неглиже… И тогда от нее пахло злостью. А если снять с нее лягушачью шкуру и сжечь… Кстати, Мила, хочешь зажжем камин? Это должно быть очень романтично для собаки… Тогда Агата никуда не пойдет, и мы все трое будем спать на ковре. Идет?

       — Олег, пей чай…

       — Вот заладила! Ты мне что-нибудь туда всыпала, что ли? — повысил он голос, который постоянно менял тональность, точно Олег тоже с чем-то боролся: с чувством своего солдафонский юмора, наверное.

       — Да. Снотворное. Пей быстрее и пойдем спать.

       — С собакой? — снова перегнулся он через стол и получил от меня ложкой, все еще чистой. Только не по лбу, а по носу, до него легче было дотянуться.