Лола резко спрыгнула со стула, и Агата сиганула мне под ноги. Спряталась. Хозяйка покачала головой и тяжело вздохнула.

       — Мы с ней намучаемся, но ничего. Она не виновата, что люди забыли, как должны взрослеть собаки. Виноваты разведенцы, которые стараются быстрее оторвать щенка от матери и продать хозяевам. А собаке нужно время для общения с собратьями, чтобы социально созреть, а не пару человек в закрытой квартире, которые носятся со щеном, точно с писаной торбой. Вот собака потом на улице и шарахается от всех, кто отличается от хозяев. Но мы сделаем из нее человека, верно? Будет много лучше некоторых двуногих. Пошли наверх!

       Это уже было сказано мне, а потом даже добавлено:

       — Я тебе комнату покажу и полный шкаф одежды.

       Накормить, одеть… Как нищенку какую-то, право! Но я покорно пошла к лестнице. Ради собаки. И Агата поплелась следом. Кажется, хозяйка ей, как и мне, не особо понравилась. Но у нее имеется еще и хозяин, которого она облизала с ног до головы. Впрочем, она даже первому встречному мужику хвостом виляла. Правда, облаяла сначала для приличия. Ну, прямо как настоящая су… баба.

       — И снова здравствуйте!

       Весёлый голос Макса не очень-то соответствовал злому взгляду, который он задержал на моем бледном лице. А вот я рада была его возвращению с работы, потому что его женушка тихо-мирно от смузи и шмоток скатилась в политику:

       — Я считаю, что если пускать кого-то в свою страну, то только, как в Тае, где в первую очередь заботятся о своих гражданах, чтобы те были сыты и обеспечены работой. А беженцы у них тихо сидят в своих лагерях и не рыпаются. Жалеют их только тупые европейцы, а тайцы говорят: не нравится, валите к себе. Минимальные условия и минимальное питание мы вам дали, можете переждать тут свои беспорядки, но никаких льгот и целований в жопу, как в Европе, вам не будет. И что ты думаешь, туда ездят европейские волонтеры и жалеют бедных… Им засрали всю Европу, а они до сих пор радуются своему милосердию. Вот скажу честно, Питер в сто раз теперь чище Лондона. И думаешь, это наши перестали мусорить? Да фига с два…

       Наконец она улыбнулась мужу или тому, что Макс поставил на кухонный столик — коробочке из кондитерской. Хотя нет, видимо улыбка предназначалась вселенной, потому что коробочка переехала на мою половину стола.

       — Это он морковный кейк купил, для тебя. Я после Вьетнама их не ем. Все не то, бе… Но вы ешьте, я вам даже чай заварю.

       — Я сам с чаем справлюсь, а ты можешь куда-нибудь сходить, — буркнул Макс. — С собакой, например, погулять…

       — Я уже гуляла! — брякнула я и снова получила острым взглядом в глаз!

       И поняла с опозданием, что Макс желает остаться со мной наедине, чтобы сказать пару ласковых, потому что Лола оставила меня на ночь, видимо, не столько из-за дождя, сколько для того, чтобы избежать неприятного разговора с мужем. Лола, как и следовало ожидать, оказалась упрямым бараном, твердо решивший лететь в свою долбанную Мексику, и потому она нажала на кнопку стеклянного чайника.

       — Ты нам сваришь кофе утром. По старой памяти, — потом она с милой улыбкой повернулась ко мне. — Он у нас бариста в прошлом.

       Я напряглась и даже перестала гладить собаку.

       — В далёком прошлом, — буркнул Макс, сунул руки в карманы брюк и сделал шаг к лестнице. — Доброй ночи вам, девочки.

       И начал быстро подниматься на второй этаж. Лола проводила мужа взглядом. Долгим. И, хмыкнув, пожала плечами.

       — Обиделся.

       Этот факт можно было и не констатировать. Она улыбнулась еще шире и тихо запела:

       — Мне говорят, он маленького роста. Мне говорят, одет он слишком просто. Мне говорят, поверь, что этот парень тебе не пара, совсем не пара. А он мне нравится, нравится, нравится…

       Лола вдруг оборвала песню и уставилась на подсвеченную зеленоватым светом воду в чайнике.

       — Папе Макс ужасно не нравился. Его бы разбил паралич еще раньше, узнай он у гадалки, кому достанется его бизнес. Я и в Тай-то свалила, чтобы Макс не маячил у папы перед глазами. Лола, как можно влюбиться в нищего?! Лола, это позор для нашей семьи! Папа даже на свадьбу не пришел. Только мама. Правда, и свадьбы у нас не было. Расписались в ЗАГСе и уехали на медовый месяц в Тай. Кажется, тогда у родителей и поползли отношения по швам. Но мама держалась еще пару лет, а потом плюнула, ушла и даже на развод подала. Тогда папу и хватил удар. И теперь мама чувствует себя виноватой и ходит за ним вместо сиделки.

       Лола резко перевела взгляд на мое лицо. Такой же злой, как был до того у ее мужа.

       — Она никогда не любила этого мужчину. Ей нужно было в Питере зацепиться и получить денег побольше. Вот она быстренько меня и родила, а потом и сестру следом, чтобы точно не ушел. Но это не работает долго, понимаешь?

       Я кивнула, хотя и не понимала, с чем соглашаюсь.

       — Так замуж не выходят, — отчеканила она. — Что там Горький в своем «На дне» сказал: за все, что мы берём, мы платим. Своим трудом и… порой жизнью. Так ведь, да?

       Я кивнула. Да и вообще весь ее монолог играла роль китайского болванчика.

       — Извини, что вывалила на тебя нашу грязь, — Лола шагнула к чайнику и продолжила говорить, стоя ко мне спиной: — Просто только после свадьбы я поняла, почему у меня не клеились отношения с матерью. И почему всегда чувствовала себя нелюбимой дочерью. Только взрослой поняла причину. Меня не хотел отец. Меня не хотела мать. Я была крючком, наживкой… Но не плодом любви.

       Говоря все это, Лола колдовала над чаем и теперь шагнула с двумя чашками к столу.

       — Поэтому мы чайлдфри, — произнесла она, опуская чашки на стол. — Если тебя это интересовало.

       Что скрывать, интересовало, но я никогда не задала бы ей подобный вопрос. Всегда ведь можно нарваться на горький ответ: что отказ от детей вынужденный. Из-за бесплодия, например. Или нестабильной финансовой ситуации. Не их случай, конечно, но тут, похоже, выбор тоже не свободный — с башкой у этой Лолы того… Малость… Но, может, она действительно любит мужа, а он — ее, а не деньги тестя.

       Вон как у них все закручено… Нет, нет, мне это не интересно. Никаким местом не интересно! Но понятно одно: собака в этой семье будет на данный момент самой здоровой. Куда я попала?

       А я действительно попала. Но отказаться уже невозможно. Собачья морда придавила мне колени, а ключ от соседского особняка, который я до сих пор так и не вынула из кармана, впился в мягкое место. Две работы — мажордома и догситтера — должны быть выполнены добросовестно, и тогда я с чистой совестью свалю обратно в свой мир, забыв, из-за чего плачут богатые люди.