— Сученыш! — теперь не грубое, скорее просто затыкая его, представляя в какой позе выебать мальчишку в первый раз, позволяя Джеку дергать себя за волосы и возобновляя влажный с привкусом чьей-то крови поцелуй.
— Твой… — отстраняясь хрипло шепчет Фрост, глядя в желтые глаза хищника.
Его чертов черный тигр. Его Ужас.
Контрольный, Джек умудряется вновь — единственной фразой, сорвать всё к херам. Это контрольный, блядь! И потираться о возбужденного парнишку хоть и охуенно, но уже недостаточно. Блядская кровать со спинками. Впервые его это бесит.
Два шага, три удара чужого пульса, загнанно бьющегося в сонной артерии под его языком. Блядский, охуенно распутный Фрост! Питч кусает мокрую шею, и от несдержанного вскрика внутри все довольно урчит, клокочет, сука-ярость преобразовавшаяся, как только коснулся мягких сухих губ, теперь это ебаное собственничество с бешеным желанием подчинить, доминировать, держать под собой.
Горячий юркий язык на скуле отвлекает, и Ужас с коварной ухмылкой перехватывает инициативу, но тут же разжимает объятья, и Джек от неожиданности, и потеряв опору, сваливается на кровать, и в мгновение оказывается прижатый чужим телом. Да! Да! Да!
Джек так пошло стонет и призывно раздвигает ноги, вздрагивая и чувствуя, как его мужчина устраивается между ними. Блядско охрененное ощущение. А вжик молнии на толстовке приводит в реальность, которая слишком…
Всё слишком, но сбросить ненужную ткань слишком просто, и так быстро поддаваясь верх, обнимая мужчину за плечи, целуя в шею, прикусывая за кадык, поднимаясь кончиком языка до подбородка и позволяя жестко вернуть поцелуй, глухо вскрикивая от острых зубов на своей нижней губе. Но жгучее ощущение боли сейчас только еще больше заводит и становится невозможно.
Его ведет, и психику — ебучее восприятие — кладет на нет.
Одной рукой парень уже тянется к своим серым джинсам, намереваясь расстегнуть тугую пуговицу и молнию в придачу, дав чутка свободу напряженному члену. Но нихера. Так просто не выходит, с Питчем вообще просто не выходит, и Ужас моментально перехватывает руки мальчишки, хлопая по ладони и отшвыривая руку в сторону. Он хищно улыбается в поцелуй и расстегивает сам, накрывая ладонью, поглаживая возбужденную плоть, сдавливая, от чего Джек надрывно стонет и его выгибает.
Разгоряченный мальчишка сексуально сглатывает и для Ужаса изящество, та доверчивость, с которой Джек открывает ему покрасневшую шею, разгоряченное тело, всего себя без остатка.
Делай что хочешь, бери как хочешь, владей как пожелаешь. Блять и эта доверчивость и желание мелкого кроют. Его, взрослого, матерого мужика, кроют, как семнадцатилетнего.
— Сука Фрост, — хрипло, прикусывая мочку уха, чтоб Джек едва ли расслышал, тратя секунды и расстегивая до конца, сдергивая с мальчишки джинсы окончательно и откидывая в сторону.
Своя черная привычная майка снимается быстро через голову, и швыряется туда же, с нижней одеждой тяжелее, но реакции слишком хорошо отточены на любое движение, и всё черное через пару мгновений отшвыривается, вровень, как и Джек нетерпеливо снимает и выкидывает последнее, что было на нем после джинс.
Сука мальчишка. Хорош.
Блэк дает себе две секунды и тихий жадный рык, осматривая нагое тело и широко разведенные ноги. Сволочь. Слишком стройный, почти идеальный, бледный, и ебучие тазовые косточки такие острые, почти порезаться можно, изящный и одновременно слишком беззащитный, ни мышечной массы, ни поджарого пресса. Худющий. Только похуй и на это даже. Потому что Джек дрожит и тихо скулит на одной ноте, расширенными темно-серыми от возбуждения глазами осматривая его. Почти восхитителен...
Замешательство, взгляды пересекаются, в комнате молчание на три секунды, и вновь вскрик разрезающий жаркую тишину утра: мальчишку обнимают сильнее, сдавливают в ребрах, ведут длинными пальцами ниже, трогают везде и он выгибается — слышно как хрустит позвоночник и шея. Поддается, хнычет и целует в ответ, позволяя трахать свой рот горячим языком и пытается податься под теплые руки еще сильнее, почувствовать везде. Ещё-ещё-ещё!
Выдержка бы мужчины была разрушена, но вот выдержка Ужаса позволяет остановиться и, детально вспомнив вечер, выискать, благо рядом отшвырянную, толстовку, в кармане которой находится тюбик. Да, Джек загнанно дышит, нетерпеливо ерзает, развратно пытается потереться об него, только мальчишка подождет, и ему нравится, действительно нравится наблюдать за этой белоснежной течной сучкой.
Нет. Не сучкой. Не в том контексте, что все применяют к этому слову. Сволочь, дрянь, еще тысяча матов и оскорбительных слов, но Фросту даруется жалящий грубый поцелуй, и Питчу не хочется именно сейчас называть его сучкой или сравнивать с шлюхой.
Вовсе нет. Джек охуенен.
Но время… Сейчас время несущественно, да и похер, только хочется проклинать промедление, и минуты на ненужные действия. Скользкий лубрикант растекается по пальцам, оценивающий взгляд скользит по распаленному мальчишке, можно было бы даже без чертовых лишних движений, потраченных минут, но он сомневается, что Джек ежедневно с кем-то трахается и готов к неожиданному сексу.
Мысль логическая, возможно вообще последняя мысль. Но она есть, и факт, что Фрост был в эти дни или ранее еще с кем-то неожиданно кроет сознание черно-красной пеленой бешеной ревности и злости. Мальчишка его. И только его.
И словно в наказание или просто в нежелании терпеть еще хоть минуту, вогнать сразу, резко, два пальца в узкое колечко мышц, полностью до упора, наслаждаясь пошлым вскриком взахлеб. Хищная усмешка и пожирающие желтые глаза, от взгляда которых Джек задыхается, не смея шевелиться, но предательски выгибается и тут же вновь стонет от ощущений. Это по-подлому не так как представлял, не так как разрабатывал себя сам на одну фалангу. Совершенно по иному, крышесносно аж пиздец, и он готов ебнуть свой мозг только ради этих ощущений наполненности внутри.
Джек сейчас умный мальчик: кусает губы и откидывается на серый плед, вскрикивая на более резких умелых движениях. Блэк едва ли усмехается, глядя на развязно-податливого парня, размеренно быстро растягивая, чувствуя, как мышцы сжимаются вокруг скользких пальцев, и на секунду прикрывая глаза, зная, что внутри мальчишки через несколько минут будет еще лучше. Белоснежный стонет капризно, загнанно дыша и облизывая красные губы, слизывая подтеки крови, и взгляд чертовски неосознанный, но желание и похоть слишком явственны и мысли одинаковые. Ровно, как и терпения у двоих уже нет, а потому несколько резких движений, прибавить еще один палец, услышать вскрик и насладиться им, на будущее ставя памятку отодрать мальчишку медленно, но притом до боли, чтобы так же вскрикивал на одной жалобно умоляющей ноте. Это будет охуенно, и будет через пару часов, но пока...
Не предвещающая ничего хорошего усмешка, спешно вытаскивая пальцы и приставляя набухшую красную головку к скользкому растянутому входу, новый поцелуй, такой же жадный, быстрый, сплетая языки и заглушая крик парня, входя одним слитным глубоким движением, в награду чувствуя, как дрожь прокатывается по чужому телу.
Без слов, нахально смотря в глаза и набирая темп, чувствуя уже на грани возбуждение Джека, как его влажная, скользкая от смазки головка пачкает живот, и почти издевательски не позволяя мальчишке прикоснуться к себе. Целуя грубо, входя первые несколько минут плавно, медленно, желанно привыкая и позволяя Фросту с силой вцепляться в плечи и спину короткими ногтями, но через еще два стона и один развратный вскрик, почти выходя и резко входя в мальчишку до конца, удерживая одной рукой за бедро, а другой хватая за белые, блядско мягкие, волосы и оттягивая голову назад.
Хриплое «да!» подливающее масло в ебучий костер. А они в херовом котле, в чертовом чистилище или аду. Но похуй. Уже похуй. Мальчишка заслужил.
Джек стонет пошло, ненасытно, он не понимает когда всё сливается — его берут грубо, резко, но у него стоит, стоит колом и блять даже о боли Фрост забывает, целуя Блэка и подмахивая, раздвигая ноги еще шире и отдаваясь полностью. Его доминант, хищник здесь — рядом, не сон. Твою мать, он сходит с ума, еще одно жесткое движение и он несдержанно кричит, кусает Питча за плечо, оставляя яркий отпечаток зубов, но его поощряют, загоняя большой член еще глубже, и ток прошивает чертов позвоночник, а заветное имя срывается с покусанных губ.