Только вот вся паника, злоба, растерянность и страх улетучиваются, стоит ему вскинуть голову и… оказаться рядом с едва видимым под завалами входом в... подземный переход? Джек выпадает в осадок и тупо пялится на искореженный вход, с которого нехило так веет влажной прохладой и запахом старого машинного масла.

«Какого, простите, хуя?»

И откуда здесь подземный переход, ведь больших автострад нет… Мозг в смятении пытается вспомнить старые карты этой местности, но ни черта не проясняется, а Джек не помнит ничего из переходов или подземных тоннелей в этой местности. Только вот Ужасу виднее, и он не церемонясь цепляет мальчишку за левое плечо и небрежно втаскивает в холодный сумрак, утягивая за собой по едва видимым со света ступенькам.

— А… — возмущенный возглас Фроста так и обрывается, когда он чуть не наворачивается, судя по всему, с последней ступеньки, фразу закончить не удается и все благодаря тому, что предстает его взору.

Глаза постепенно привыкают к сумраку, а прохладное помещение начинает потихоньку вырисовываться и все благодаря тускло горящим красным лампочкам впереди железнодорожных путей.

«Какого хрена?» — восклицает внутренний голос и Джек согласен.

Он в жизни бы не подумал, что в таком позабытом месте еще сохранились линии метро, с, твою мать, нерасключенным и вполне функциональным аварийным освещением. А он почти забыл, как выглядели станции… Почти все линии метро в 604 закрыли еще двенадцать лет тому назад, посчитав за расточительство содержать еще такую, много жрущую, хрень как подземные поезда, на которых ездило едва ли тридцать процентов всех жителей города.

Фрост тихо усмехнулся, медленно двигаясь вперед, разглядывая высокие мокрые потолки и потрескавшиеся стены полуразрушенной станции. На некоторое время он даже забыл о своем страхе, наслаждаясь пусть и немного затхлой, но явной прохладой, и приглушенным аварийным светом, что отбрасывал яркие красные лучи на все еще блестящие рельсы. Но реальность разрывает недолгое спокойствие, когда резкий шуршащий звук привлек внимание.

«Прекрасно…»

Джек чертыхнулся, понимая, что ему придется последовать за мужчиной, что спрыгнул на железнодорожные пути и тенью уходит вдаль тоннеля. Мороз, который так любил парень, невольно начал пробираться под кожу, вонзая иглы неуверенности, но ничего, кроме как последовать за палачом ему не оставалось. Окончательно спятил, и Фрост это понимал.

Однако, странный домысел, что убивать его пока не собираются, поселился в сознании, никак не желая перекрываться паникой. И все равно парнишка лишь откинул надежду, и какое-то нездоровое любопытство, и спрыгнув с высокой платформы следом, покусывая губу, осторожно последовал за Ужасом.

Здесь… неуютно. С арочного потолка то тут, то там капает вода, влага на темных от мха стенах блестит в отсвете красных ламп, а гравий между шпалами шуршит слишком громко. У Фроста сводит зубы от запаха старого машинного масла и тошнотворного запаха мха, но сказать он ничего не может, лишь пытается прожечь темную спину злым взглядом, но, кажется, кое-кому наплевательски похер на него.

«Херова марионетка», — рычит подсознание. А Джек следует за Ужасом, уходя с путей, по рабочей узкой лестнице налево, и поднимаясь на высокий парапет, сворачивая в более узкий тоннельчик, и через него, за несколько тяжелых минут, перебираясь совершено на новую ветку путей.

«И с какого черта меня тащить по этим одинаковым дебрям?!»

Все домыслы, как испуганные кошки, разбежались по углам сознания, а то и вовсе испарились, и Фрост лишь досадно стонет про себя, не понимая, как намерений этого психа, так и своих эмоций к сложившейся теперь ситуации.

Новая ветка, начавшаяся вроде бы хорошо, резко изменяется, а парапет, что отделяет от, странно-осевших вниз, рельс сужается, превращаясь в неровную, в полметра, дорожку, с разрушенными от постоянной влаги краями и трещинами в бетоне. Чертовы красные, неровно горящие, лампы ухудшают картину, пугая парня темно-бордовыми тенями и большой, как оказалось, ямой, что разрушила в этой части половину рельс. Видимо, еще давно здесь неправильно проложили путь, не заботясь о подземных водах, что активно так размывали почву, а с годами она просела под весом железных и бетонных нагромождений. Сейчас же, часть линии железной дороги представляло из себя десятиметровую длинную яму, глубоко в которой едва ли отсвечивала черная вода, а заржавевшие и просевшие рельсы создавали хлипкое подобие на железную дорогу.

Он так засматривается, забыв о крошащейся под ногами дорожке, что не успевает переставить ногу, и соскальзывает вниз, не успевая зацепиться хоть, твою мать, за что-нибудь. Засушливый вскрик так и не срывается с губ, а его, подобно мелкому пакостливому котенку, подлавливает Ужас, за край воротника дергая к себе и припечатывая к стенке, не дав упасть в холодную черноту. Мужчина ничего не говорит, лишь шипит подобно змее и в красном свете жутко сверкают злобой почти янтарные глаза. Ужас недовольно отталкивает его к стене и вновь уходит вперед.

«Чертов псих…» — но Фрост уже не понимает, кто из них конкретно.

Ебаные тоннели, идиотский красный свет и чертовы минуты. Джек уже готов взбесится и, не смотря на панику, взъерепенится, потребовав от этого ненормального разумного ответа, но все его мучения и скитания на эфемерном поводке за Ужасом заканчиваются ровно через минут десять, когда впереди видится яркий свет и наконец они выходят из похожего заброшенного выхода метро.

Но выбравшись и привыкнув к свету, Джек замирает в изумлении, а перед ним простирается Призрачный Север. Маленький отчужденный квартал на севере А7, где когда-то жили люди, но сейчас лишь порушенные награждения серых, а то и выбеленных домов, что выглядят слишком апокалипстично с выбитыми дверьми и окнами, а жарящее солнце освещает давно покореженные, но где-то еще светящиеся псевдо металлические крыши пятиэтажек. Сюда трудно попасть кому-либо из местных — аварийные здания предназначенные для сноса этому способствуют, а доступ полиции же в принципе заказан, ведь, чтобы попасть в этот заброшенный квартал нужно пройти А7 напрямую и выйти на самый север района… Но уж точно не многие отважатся пройтись сквозь центр отмороженных банд.

Фрост отмечает, что это умно. Очень умно. Да и по слухам прекрасно помнит, что сюда и не заходит никто, здесь — зона отчуждения, где никого нет и никто не живет. И к Дьяволу не сдался никому этот район, хотя он по-прежнему, насколько парень помнит, на аварийных источниках питания. Ровно, как и это чертово метро.

А ветер раздувает сухой пыльный воздух, и в этом огражденном старыми мостами и пятиэтажками квартале, словно на другом конце мира — в действительности чувствуется земля после гибели всех людей. Пустая заброшенность выбеленных зданий, что разрушаются под безразличием ветров и вечностью времени, палящее ядовито-желтым солнце и тишина, почти идеальная — мертвая, не нарушаемая ни единым звуком человеческой гребаной цивилизации или звуками животных. Белая смерть, во всем антиутопическом пейзаже.

Но это даже завораживает его непонятным образом, на секунды отстраняя от собственных трусливых мыслей. Правда личный мучитель, которого про себя проклинает парень, вместе с собой конечно, не терпит заминки, и кинув на мальчишку недовольный взгляд вновь направляется вперед. А беловолосому пареньку так и хочется заматериться, и высказать, какого хрена они будут слоняться по этому забытому всеми кварталу, но он только фыркает, и не желая стоять на палящем солнце, почти догоняет мужчину, но все же не упускает возможности в живую осматривать призрачный квартал.

Тихо… Джек любит тишину, он почти позабыл, какая она бывает. Все эти магистрали, ругань, постоянные блоки новостей, переругивания и другие различные шумы настолько осточертели и забрались в подкорку, что он немного дезориентирован тишиной вокруг. Автострады и большие дороги сейчас далеко, машин не слышно, ровно, как и сигналок полицейских и говора людей, все это на дальней периферии сливается в один мерный тихий шум, но вокруг лишь тишина, жутко непривычная и такая же жутко желанная. Она разбивается только шумом в ушах от колотящегося на нет сердца и их шуршащим шагом по разбитой в хлам дороге.