Да… Юноша помнит. Окончательное осознание, как ледяное лезвие, пронзило душу в шестнадцать, когда прожекторы выжигали глаза своим светом, а ветер завывал на открытом этаже шпиля.

Зачем он существовал дальше? Он не понимает себя и своих желаний до сих пор. Как пустая марионетка, двигающаяся, как и многие другие в этом городе, просто потому что «надо»

Светловолосый быстро облизывает губы и четко обходит замах, пытается парировать удар, но слышит лишь смех в ответ. Его маты сквозь зубы, но в голове совершенно другое.

Он все же доходит до своей точки невозврата, когда приходится очнутся и поглядеть какого хера происходит. Чужие лезвия мелькают перед глазами, рвут в нескольких местах кофту, но он успевает отпрыгнуть. А ему все еще не до концентрации на чертовой потасовке.

Когда он понял, что хочет быть нужным? В двенадцать, четырнадцать или пятнадцать? А может, осознание наконец дошло только к девятнадцати? Но он, все же, понял… и захотел. Первоначально, когда его «подобрали с улицы, как паршивого котенка» он думал, что нужен. Будет нужен. Но нет, оказалось все по-другому.

Его просто использовали, а он лох, малолетний и доверчивый. Второе осознание, что он хочет быть нужным, быть не бесполезным… Быть для кого-то, проявилось еще позже — два года назад. Но он и на это плевал. Закрыл в себе и думал что само собой сдохнет.

Удар в скулу он пропускает, из-за чего теряется на доли секунд и отпрыгивает назад, позволяя полоснуть себя по левому предплечью. Но боль не приносит за собой страха или панику, только еще сильнее злит его и заставляет смеяться над своим гребаным поведением все эти годы. Херов мечтатель. Жертва, твою мать…

«Ты должен выживать любыми способами, маленький Джек… Разве тебе не говорили об этом родители?» — слишком четко память выуживает эту фразу из подсознания.

А он только и может, что кривиться от воспоминаний этого голоса и его, собственно, обладателя. Чертов наивный мальчишка, посчитавший что нужен, открывшийся и доверившийся.

Только вот после полного своего же использования, понявший и, да, твою мать, закрывшийся! Не верящий ни в какие благие дела и поступки, зная, что любое действие совершается с корыстью и желанием поиметь выгоду.

Все в его жизни хотели его поиметь, если уж не фактически, то уж точно морально и фигурально.

А он больше и не верит. Закрыл себя, закрыл эмоции, сжег все человеческие чувства. Он пуст внутри и снаружи его никто не держит. Так зачем продолжать? Зачем быть нормальным и живым? Да, проще стать неуравновешенным диким зверьком. Подзаборным и агрессивным, варясь в своей же ненависти к окружающему миру и медленно сводя себя же с ума. Повышенная самозащита, а мозг легко переживает все психологические трагедии и моральные тупики? Похуй, Джек! Загони себя в рамки, выбери одну линию поведения и начни допускать безумие. Ты сам не заметишь, как придешь к своей смерти, если уж так сильно её хочешь, а больше ничто не ценно для тебя в этом мире.

Мат с левой стороны, а он только рычит, не заботясь о раненом предплечье и полосуя ножом самоуверенно приблизившегося типа, и таки задевая его руку острым кончиком лезвия. Звонкий удар чужого ножа об каменную плитку на полу, эхо отдается от стен и обтекает весь тоннель. Отдаленно, из-за его шума в ушах, слышится что-то вроде «сука, убью!» и «щенок, я тебя мордой в этот пол вбивать буду!»

А ему абсолютно похуй. Рваный вздох, чтобы организм функционировал и мысли вновь не о бое — вновь о себе. Вновь ему надо подставляться под ножи, чтоб мозг по-настоящему трезвел за все эти месяцы. И при адреналине вспоминать, какого вообще хуя он забил на себя.

Он должен был осознать и принять… еще с самого начала — он никому не нужен — всего лишь очередной подросток, брошенный в гнилую бездну этого города. А он надумывал, придумывал еще одну причину, почему в его жизни все так. Так и никак иначе. А придумывать и нечего, ровно, как и выставлять себя единственной жертвой.

Все кончено!

Хватит играть с самим собой и строить из себя больного психа, загоняя сознание в тупик.

«За что» и «Почему?..» — это убогая пелена, которая его больше не спасет. Он думал, что продержится вечно с тех самых шестнадцати лет. Но хер там был.

Порез на предплечье горит огнем и постепенно приводит в чувства. То что ему и нужно. Это еще больше подтверждает…

«Жизнь — сплошная игра, маленький Джек. Но выживает здесь не тот кто сильнее, а тот кто помнит правила и обходит их с умом… А город, не бойся его, это всего лишь одна из локаций. Неважно — главное выжить.»

Точно твою мать. Хотя он и ненавидит этот голос… эти воспоминания.

Удар в висок прилетает с левого края, чего он не ожидает, из-за чего приходится досадно зашипеть и вновь отступать в тень, уклоняясь от едва ли видных в этой темноте лезвий.

Он замечтался, выставляя себя очередной марионеткой–жертвой. Виня всех вокруг. Полный долбаеб, сам забыл где живет… сам забыл, что все что происходит — обыденность. А его реакция и защитный механизм — стрелочка на похуизм, не срабатывает уже давно.

Хочет он свихнуться? Да пожалуйста — дело одной недели или даже одного дня. Хочешь подохнуть? Просто опусти нож или подставься под удар. Все просто, если не хочешь нести ответственность. Все обыденно, если не хочешь больше за себя бороться. Это же тебя ужалило, Фрост? То, что кроме тебя кто-то попытался тебя спасти? И неважны мотивы. Кто-то уязвил твою херову гордость самоубийцы пока твоя душа медленно разлагалась, а мозг готов был свихнуться окончательно. Надо же. Кто-то взял ответственность. У кого-то, помимо собственно тебя, есть силы бороться еще в этом мире и выживать!

Ну, давай теперь, мальчишка. Опускай нож, становись полным психом и подохни — тут же. Всё ведь просто по твоей логике. Лучше уж так, чем реально посмотреть в какой жопе ты живешь. Словно неженка — не желая смотреть, как за окном буйствует снежная буря. А она там постоянно. За твоим же окном постоянно желто-ядовитые облака и пары химикатов, запах крови и гнилого мха, маты соседей и сводки новостей о жестоких убийствах. В твоем мире все так живут. А ты всего лишь не хочешь ничего понимать и решать… Совсем скатился, псих недоделанный.

— Хватит… — мысли разрывают голову, только вот почему-то опускать нож совершенно не хочется, несмотря на всё еще длящееся легкое опьянение и усталость от этих скачек — уворачиваний по тоннелю.

Мысли его портят, мысли его сбивают, и опять из-за них он проигрывает. Нож почти выскальзывает из его рук, ткань на правом запястье рвется, и Фрост лавирует в тенях, шипя на эту недоделанную шайку и с ненавистью слыша противный смех, эхом отдающийся от сырых стен. Ненавидит. Как же он все это ненавидит. И себя ненавидит. Но…

Выбор опять ему сделать не дают и решают за него.

Кто-то пинает его ногой в живот, и Фрост не успевает среагировать из-за удара и падает на мокрую, от чего-то, плитку.

Ненавидит. Всех. Каждого.

Себя.

А они всё ржут, как недоделанные, твою мать, уголовники, что-то там выкрикивая и поддакивая. Конечно что, он не слышит — отказывается слышать. Слишком громки свои же мысли. И ему… как в тот раз. В тот чертов раз, в той самой подворотне, пять лет тому назад, приходится решать. А он этого так не хочет.

Но несмотря на все он… все еще хочет жить? Или ему это кажется? Мнимая иллюзия на спасение, мнимая иллюзия, что после этого будет проще?.. Ага, как же!

Думать последние секунды и решать.

Жить?

— Существовать, твою мать…

У него не появляется вдохновения ради выживания, глаза не загораются надеждой на лучшее, мысли не рисуют борьбу с этим миром и радужную перспективу настоящей жизни. Фрост просто кривит губы в злой усмешке и как только к нему подходят ближе, резко меняет положение: привставая с земли и делая подсечку первому приблизившемуся, второго случайно, но так удачно задевая ножом по запястью.

Он, воспользовавшись временной дезориентацией группы, теснится к боковой стене, переводя на минуту дыхание и понимая, что за такое эти подонки его действительно порежут, совсем не ожидавшие такой прыти от него. Джек надеется, что сможет выбраться, зарыться в переулках, чертовых и пыльных, и, наконец, попасть на Кромку, и он обещает себе — не вылезет оттуда пока не пройдет хренов сезон…