— Прием! Йети!..

Он смотрит перед собой и вроде успокаивается, ведь это его конец, последние силы уходят на щелчок и хриплое, затихающее:

— Йети, на… связи. Первая группа не отвечает… Повторяю, первая не выходит на связь…

— Что? Какого хрена?!

— Неизвестно… — голос слабеющий и затихающий, понятно, что солдат на последнем издыхании, однако и в рации затихли.

— Что? Что у вас творится? Повторить по протоколу!

— Он здесь… Командир… Ужас…

Слышится надломленный вдох, хрип, долгий — надрывный и тело напрягается, выгибаясь, замирает и через неполную секунду полностью расслабляется, падая на пол. Мужчина замолкает, выдохнув в последний раз.

«Все превратилось в Ад… И ты знал, не так ли, Фрост? Или ты хотел именно этого Ада, а?»

Беловолосый забегает в большой пустынный зал, под ногами так противно шуршит щебенка или это гравий, уже плевать, он задыхается, а всё еще теплые брызги крови на щеке жгут кожу словно лава.

Командные выкрики двух последних из группы захвата раздаются позади в коридоре, а он так некстати спотыкается об что-то большое и мягкое. Только падать уже не больно, не смотря на разодранный рукав кофты и разрезанную вдоль руку. Ледяное понимание обо что он споткнулся: в чертовом зале пятеро подростков, и двое из них еще дышат, как показывает беглый взгляд, дальше по периметру гравий залит кровью, точно так же как и стены, с которых всё еще стекают багровые подтеки, блестяще, густые, они скатываются вниз широкими полосами. И в длинные окна без стекол так удачливо-паршиво падает фонарное освещение с дальней, но яркой магистрали, частично освещая то, что эта тварь сделала с подростками. И хуже только осознание, что три отряда, хрен пойми откуда взявшиеся, почти вырезаны: их трупы разброшены по трем верхним этажам, как какие-то ненужные сломанные игрушки. Подростки аналогично бойцам лежали на лестницах и в коридорах, в неестественных позах, где тянулись красные шлейфы из багровой крови, здание превратилось в одну смертельную, кровавую ловушку, а он же последний из выживших… жертв?

Парень бы и поднялся, отряхнулся и побежал дальше, вот только нет времени, нет больше сил, нет больше терпения и выдержки: его загнали, рядом слышатся шаги, и отчаянный вскрик срывается с губ. Беловолосый резко оборачивается, смотря на тени в коридоре и стихающий крик последнего действующего агента, он не встает, только пятится назад, к дальней стене, хотя до нее еще приличных восемь метров.

Убьют, убьют. Просто и без промедлений.

«Нет, маленький Фрост, тебя не просто убьют. Сначала порежут, наделают в тебе отверстий, изранят и пробьют ножом все органы, а потом поизмываются еще, пока ты медленно и мучительно будешь отходить на тот свет, захлебываясь собственной кровью!»

Он загнанно дышит, легкие плавятся, а голова раскалывается от невыносимой боли и непонимания. За что? Как? Зачем?!

Парень пытается взглядом обшарить комнату и подростков, найти в чернильно-кровавом хаосе хоть что-то похожее на защиту, хотя прекрасно знает, что тот монстр, что сейчас выйдет к нему, легко выбьет из ослабевших рук любое оружие. А Джек просто не в состоянии уже бороться. Хотя, в одном он оказался прав — сегодня подохнет.

Резкий удар, полузадушенный хрип, что заглушает шум снаружи от дорог, и полумертвый спец вваливается в начало помещения. Вид изуродованного лица и перерезанного горла не так пугает и вводит в ступор, как почерневшие и окровавленные глазницы, его кто-то пинает в бок и человек просто валится на землю, охваченный предсмертной дрожью. Белые, испачканные кровью и пылью, ботинки по нахальски наступают на спину бойцу, и заходящий безразлично переступает его.

А Джек ощетинивается, чуть ли не рыча, у него нет никакого желания проявлять слабость или усталость в свои последние минуты, он скалится и прищуривается, глядя на высокого и широкоплечего мужчину во всем белом. Правда кипельно-белое это было скорее вначале, сейчас же рубашка и белые джинсы военного покроя представляли из себя влажное, липнувшее к телу кровавое тряпье.

Парня чуть ли не выворачивает от этого вида и нахальной, но явно нездоровой улыбки на правильном, можно даже сказать красивом лице молодого мужчины.

— Малыш остался один… — глубокий голос отдает безумием, — Редкий, интересный малыш. Ты станешь моей завершающей игрушкой! Подарком, ценой… примером! О да… Он увидит меня! Поймет, что я не хуже. А ты моя идеальная куколка.

Слова пропитаны гнилью, а в темных, не пойми какого цвета, глазах нет ничего кроме жестокости и желания насладиться кровью. Джек нихрена не может понять из этих слов, хотя и разбирать этот бред толку нет. Он знает свою участь, но по гребанному стечению обстоятельств или его уже давно сломанной психике ни черта жизнь не пробегает перед глазами, он не может вспомнить в каком возрасте последний раз ел мороженое или гулял по закрытому экопарку с отцом и матерью.

Ни черта!

Больно и противно, а еще стыдно. Стыдно, что подохнет от рук вот этого гребаного психа. Психа, подходящего ближе медленно, смакующего каждый свой шаг и пугая этим больше, но подходит и улыбается, крутя в руках по два коротких ножа, изляпаных кровью.

— Будешь моей куколкой? Слышь, малец? Куколкой, да? — резко склонив голову влево, сладко до тошноты тянет тварь, а парня передергивает, когда во взгляде этого давно ебанутого существа он замечает животную похоть. А после замирает, понимая, что последняя реакция скорее вызвана слетевшим капюшоном.

— Чертов капюшон… — шепчет Фрост и так некстати начинает тихонько смеяться. Это идиотство его или его судьбы, да и похуй уже… Но твою мать! Капюшон, еще и он слетел, сука!

А псих замирает, словно его ледяной водой окатили, а может реакция парня так и представилась маньяку.

«Ага, весь такой страшный, невъебенный, пришел за последней жертвой, столько трудился, а ты сволочь такая, Фрост, посмел неприлично заржать!»

Беловолосый только весело хмыкает, напоследок отсмеявшись, и делает еще одно надрывное движение назад и в сторону, но подняться всё-таки не получается — только отодвинуться. Но он хоть попробовал. Хотя чувствует, что крыша у него съехала окончательно, раз начал делать в принципе необдуманные и переходящие из крайности в крайность поступки. Но, это ведь оправданно? Это его конец?

«Правда, Оверланд?»

— Над чем смеялась моя куколка? — ласково так, почти полюбовно спрашивает черноволосый, прерывая его безумие и сокращая расстояние одним быстрым и широким шагом, нависая над Джеком и неподдельно довольно улыбаясь.

— Да хрен тебе! — шипит парень хоть и понимает, что финт с уворачиванием, если на него резко нападут, провернуть не удастся — реакции не хватит, ровно как и потерявшийся за этот час ловкости. Его тело не способно на что-то большее.

— Ошибочное послание, куколка… Приготовься, сейчас тебе будет очень-очень-очень больно… А мне хорошо! А потом будет хорошо нашему другу. Правда ведь?

«Правда? Правда ведь, Оверланд? И с чего теперь кажется, что подохнуть от язв в дыхательных путях и легких не такая уж и плохая перспектива, находясь на тридцатом подземном этаже хим отдела?»

 — Да, чтоб тебя разорв… — договорить яростную фразу не суждено, ибо Фрост давится воздухом, замирает и замечает черную высокую тень позади психа.

А микросекунда, за которую все пазлы этого безумия расставляются в голове, растягивается и Джек как наяву понимает всё, что не укладывалось в уме бешенных пару часов. Все ненужные «почему» и «за что» настолько легко понимаются, что становится по-настоящему жутко и смешно одновременно.

«Целенаправленное, кровавое, беспощадное… — Геноцид в миниатюре. Вырез ненужных, долбанутых подростков-беспризорников и один ушатанный на всю голову псих, да рассредоточенные бойцы по всему зданию. Или всерьёз думаешь, что три таких отряда не смогли бы завалить вот этого ненормального ублюдка еще на первых этажах? А может, это по вашу честь пригнали столько нарядов вымуштрованных бойцов спец назначения? Давай, Фрост, ты же черт дери, умный мальчик! Неужели раньше не смог сообразить? А недавние слова этого упыря? Ты подарок. Подарок для него. Он увидит, да? А что насчет работающей рации у того убитого спеца и четкого услышанного — он в здании?! Джек, подумай-ка напоследок своей башкой и скажи самому себе, о ком всё это время шла речь, а возможно для кого это всё устраивалось?! Кто мог за гребанных минут двадцать, как не меньше, вырезать почти три отряда лучших бойцов и остаться незамеченным для остальных? Давай Оверланд, блесни напоследок умом! Это ведь непростая Тень…»