Дать поддельникам из общаг ключи доступа к зашифровкам на экономические и банковские ресурсы, пуская курсы кредитов на ноль и устраивая пиздец в экономике? И опять-таки, почему и нет? Информационно пустить вирусы во все сетевые ресурсы, подливая масла в огонь и транслируя на всех онлайн сайтах жестокие расправы тех самых хранителей порядка над мирными? Или же, как босы Шпиля устраивают аукционы работорговли, сбыт наркоты, и просто гуро-оргии с участием обколотых несовершеннолетних — народ ведь должен знать, как проводит досуг богема! И это только начало, одна малая часть сделанного, подстроенного…

Ужас осматривает творящийся пиздец на одном из мостов, внизу второй магистралью идет двести тридцать пятое шоссе, и скорее всего… Наблюдая за тем, что вокруг, внизу, на крышах соседних многоэтажек, на заглючившие билборды с красным и непрекращающиеся отовсюду крики, визг полицейских броневиков он бы наслаждался кровавым хаосом лет семь-девять тому назад, упивался страданием и болью каждой мелкосортной твари, в равной степени и тех, кого сейчас жители добивают в роскошных небоскребах. Но сейчас…

Насколько переоценено? Насколько уже не нужно?

Да нет, просто нахуй выгорело давно, — с предпоследним затягом сигареты, лениво осматривая погружающийся в красный 604. Когда дошло до такой лояльности и почти безразличности? Не то, что не хочется сейчас думать — просто бесполезно, есть мысли куда более нужные и необходимые.

Этот ядовитый термитник давно перестал казаться целью, разве что на потеху собственной скуке и гордыни — побесить, вывести на псих, поиграть в вершителя и на ночь устроить анархию, давая понять верхам насколько он может всеми управлять — не более — это было, вроде как, целью те месяцы подряд в начавшемся сезоне. И казалось резонным, разумным, тем, чем ещё себя развлечь на Севере. А потом… потом произошел тотальный, и то, что казалось его здесь не держит — хуета полная. Не держит блядь, да. Конечно.

Аж три блядь раза, не держит.

Питч докуривает сигарету, затушив окурок о железные периллы моста-магистрали, и цыкает раздраженно на кого-то далекого, кто орет, поднимаясь сюда — на верхнюю точку; машины же уже как часа четыре здесь не ездят — все перекрыто блоками.

Заберет Фроста и нахуй ублюдский город, который толком ничего и не дал ему, лишь наоборот…

Он достает ножи как раз в тот момент, когда двое укуреных «праведников» анархистов подходят слишком близко, пытаясь взять на страх давно опустевшими стволами — долбаебы, магазины-то давно вытащены…

Всего два движения хватает на возбужденных и перепивших, и ублюдки захлебываясь кровью падают на асфальт, пытаясь схватится за кровоточащее горло и что-то хрипеть, но через минуту тела постепенно начнут терять тепло. Ужас брезгливо отходит от них, пытаясь не влезть в лужи крови расползающиеся неровной паутиной по трещинам.

Склад в нескольких десятков метров от магистрали на юг, и с этого расстояния вообще не понятно используемый ли он. Но естественно. Используемый на сегодняшнюю ночь, и уже все кто учавствует, давно находятся на своих местах.

Ужас немного ведет плечами, разминая лопатки, спину, оценивая себя и свои будущие возможности, и ясен хуй, что тело устало, не на пределе, но столько он ещё за одну ночь не вырезал. И этих, ясно не меньше двадцати хорошо обученных и на стреме будет не то чтобы сложно, но уже не так похуистично. Его заденут, может и не сильно, но на процентов девяносто вероятно, может и не сразу…

Ебать ты оптимистом стал!.. — со слишком радостной шизой выдает интуиция и таки да, слишком блядь оптимистичные прогнозы, учитывая, что теперь сучка Фея просто так ничего игнорировать не будет. Единственное, что может быть просто — это если они держат мальчишку в отдельном маленьком помещении, где максимум двое-трое дежурят.

Если же нет, экспромт не прокатит, и ты это прекрасно знаешь, но все же опять идешь за ним.

Всё же признал своего белоснежного не за погибель... Он — твоя безумная белоснежная жизнь. И лучше сразу под казнь сучки наемницы если не будет возможности вытащить его и уехать вместе.

II.

01:15

— Ну… у нас же точно… всё будет хорошо? — он немного смущен, ни то вот таким откровенным разговором, ни то новыми улицами в желтом рекламном неоне от нового, совершенно чужого города.

— Хорошо? У нас? Ты действительно в это веришь? — и взгляд родных золотых глаз проходится с насмешкой по нему.

— Единственный походу, кто тут пытается… — бурчит парень, — Хоть кто-то оптимист? — со смешком добавляя.

— Это не оптимизм, Фрост. Это психиатрия… — Блэк докуривает тлеющую сигарету и осторожно ерошит его белоснежные волосы, в последний раз оглядывая вот так — с мягкой усмешкой, почти покровительственной, почти любящей, — Просыпайся, белоснежная моя погибель, и, возможно, всё будет по-твоему — оптимистично…

Джек равно выдыхает и с испугом распахивает глаза, готовясь уже к чему угодно, но не к тому самому ебучему оптимизму.

Жаль, опять был лишь сон, лишь морок чужой желанной жизни. Испачканные в крови губы растягиваются в ядовитой усмешке, и парень думает, что стопудово попал на свою казнь.

Какая же сука эта Фея с её командой мудаков. А он мог бы быть и поосторожнее и не пользоваться главным выходом из ненавистных апартаментов, но нет!

Инстинкты подвели, и сбежать не получилось, равно и увернуться от очередной дозы снотворного. Какой-то ебический день, просто хаос и пиздец, других слов в затуманенной голове пока что не находиться или он их забыл, и Джек щурится от этих ярких прожекторных ламп вверху… громадного склада-ангара. Можно и пару истребителей сюда загнать, теснее не станет.

Парнишка шипит и едва хочет пошевелить руками, как понимает ещё одно попадалово — он на стуле, со связанными за спиной руками, и гребаные стрипы режут кожу вновь, но не это больше пугает, а то, что возле него, недалеко по масштабу пустого пространства, на стуле сидит сучка Фея, и внимательно на него смотрит.

— Очухался, — констатирует она.

— Не знаешь дорогуша, куда я тебе пошлю вновь? Повторить, как пару дней назад? — по прежнему щурясь от яркого освещения, хрипло произносит Джек и тут же морщится от того, что на лице слева что-то жутко стягивает. Блядь! Кровь…

Когда Джек вспоминает чья, то блядская хищническая улыбка сама появляется на его лице, и он так злобно из-под челки вновь смотрит на нервную детектившу.

— Ты ебаный твареныш, который даже в проекте не должен был быть, не то чтобы рождаться! — выплевывает она и так издевательски наставляет на него пистолет, используя спинку стула, как подпорку для прицела.

— Неужели ты дошла до такой стадии, что шиза ебнула в голову? Ну, так стреляй, мне ситуация пиздец знакома, — Джек не знает, почему опять настолько борзо огрызается, не знает и почему всё ещё адреналин в крови не унялся и даже на боль ему похуй.

В черепной коробке проигрывается это бешеное, но охуенное, как он удачно смог ебнуть тех трех зашедших к нему в комнату у Лунного, а после и добрался до самого въедливо белого пидораса, притворяясь накаченным и растроганным, и вновь сработало! Сработали и отработанные техники ранее, и, как минимум, он разукрасил этой твари лицо, а дальше просто были те, кто хотели его схватить и здесь… здесь Джек зажмурится, потому что воспоминания сливаются в одну мутотень.

Всё до блядство не четкое, шумное, и выстрелы чуть не лишили его слуха; кто-то стрелял очень близко, но он до сих пор не знает кто, помнит лишь следящее, как выбежал из апартаментов в холл и уже было по лестнице вниз, но шлюха пестрая, сидящая сейчас в паре метров от него хернула дротиком, и опять гребаная темнота и адская боль в голове.

Сколько можно его накачивать разноцветными ампулами он не знает, лишь материться не то про себя, не то вслух.

— Чё, очухался, замшелый? — новый громкий голос издалека, эхом режет ещё чувствительный слух, и Джек кривится, вжимая голову в плечи.

— А ты ещё не пошел себя ебать морковкой, а, Банниманд? — ухмыляется Фрост, когда понимает, что идущий из дальней части склада никто иной, как Астер.