Идея, что что-то могло пойти не так уже отчетливей долбится в подкорке, и конечно же она может быть верной; с Фростом всё блядь всегда не так, и он надеется, что у Лунного так же.
Блядская интуиция подстегивает без опаски осторожно пересечь холл и, бесшумно приоткрыв дверь, зайти в обширную залу. Только вот на ожидание выбеленной яркостью и стеклянно зеркальной гостиная не является, и предстает до уебнищенства другая картина… Его тело, привыкшее к любой опасности, медленно расслабляется, и ему почти вслух хочется произнести то самое короткое — «Блядь».
Свет здесь вырублен, а точнее лампы, судя по всему, от беспредельной пальбы разбиты, с дальней двери некогда стеклянной, но ныне разбитой, ведущей на широкий балкон, херачит прохладный сырой воздух. Сквозняк гуляет по сумрачному помещению, позволяя неону чужих зданий и прожекторам мало-мальски освещать залитый кровью пол и ковры, белую обивку дорогой мебели, стен и колонн… Поломанные дохлыми куклами четверо, и ещё четверо более живых сидящих на полу, прислонившись кто к какой опоре из мебели или стеклянных столов, и где-то там, за ними, посередине в пятнах ковра, ещё одна фигура, в заляпанном белом. Нехуево так Шпиль разхуярили вместе с его главой…
Когда один из более очухавшихся, кто его замечает, наводит пистолет, увидеть не сложно, в равной степени оказаться за пару шагов рядом и просто перерезать глотку, так чтоб уж грузный придурок не мучился от кровотечения. Троих остальных зашевелившихся, но не успевших подорваться, Ужас добивает просто и без особых изяществ. И всё это на глазах заебанного Лунного, который держит пистолет наготове, прикрывая чем-то правую часть лица и злобной белой тенью пытаясь встать на ноги.
Осматривать погром и на блядство перебитую охрану не хочется, равно слабаки, но вот по небрежности тех, кто попал случной или намерено под пули… можно судить характер стрелявшего. Ужас задумывается, просчитывает и вовсе не замечает.
Как на него наводят пушку и снимают предохранитель лениво даже наблюдать, равно и метать в шипящую что-то паскуду Лунного ножи, потому решение обыденное и давно проверенное: вытащить один из своих пистолетов и, лишь взглянув на бледную фигуру в свете лучей неона, выстрелить. Вскрик разрывает стеклянную тишину, а дальнейший мат переходящий на крик всё же доказывает, что Холд знает ненормативную.
Ужас медленно ухмыляется, обводя взглядом залу, некогда охуенно обставленную, вылизанную под светский гламур и стиль, пока Луноликий пытается чем-то перебинтовать простреленное запястье; его пистолет теперь валяется в нескольких от него метрах.
— Тварь… убить сука мало!.. — шипит наконец молодой мужчина, с ненавистью оглядывая, — Но я знал, что ты припрешься, знал блядь!
Но Питчу похуй настолько, пока он занят одним единственным вычислением, хотя уже есть догадка кто это устроил. Небрежность, приправленная истинным зверством, на похуй осторожность и лишь на инстинктах… Он неохотно переводит взгляд на Лунного и наконец полностью осматривает раненого Главу этого ебучего города. Что ж… надо было заметить раньше…
А красиво…
— Хорошо выглядишь, — почти с весельем констатирует Блэк, склоняя голову на бок и присматриваясь к длинному кровоточащему порезу по всей правой стороне лица бледного Лунного. Ну чуть ли не улыбка Глазго получилась.
Довершить, что ли?..
— Твой звереныш постарался!.. — выплевывает шипяще злой Холд, но не желает вот так просто сдаваться, выискивая выход даже из этой ситуации, и проклиная свою идею вновь вернуть к себе этого белого черта.
— Мой, — подтверждающе с ноткой собственничества, и уже на похуй скрывать, ведь здесь они одни, однако вспоминая о своем мальчишке и сразу же меняясь в лице, с нажимом задавая всё то же единственное: — Где он?
— Думаешь, скажу? — Лу усмехается. Он медленно, по осколкам хрустящего стекла, добирается до ближайшего кресла, садясь на подлокотник и всё ещё пытаясь быть прежним — таким охуенно крутым и престижным, — Или думаешь, тебя не прирежут те, кто через пять минут тут будут?
Он кривит губы в издевательстве, эдаки прям говоря — поймал, хотя бы тебя! Но сейчас на такой пафос хищнику статически похуй. Даже раздражает. Уже второй день подряд всякие уебки пытаются оттянуть неизбежное, и при этом манипулирует тем, что вроде как уже даже его, даже навсегда, даже хуй кто посмеет отнять, и это ему не сильно нравиться.
Перекрученные в руках серповидные ножи едва ли дают красноватый блик от света прожекторов, но даже так в этом синем сумраке можно увидеть, как некогда красивое белое лицо Лунного вытягивается и становится серее, ещё страшнее, не смотря на уродливый порез. Все же напускная маска победителя до конца не может ему помочь.
Ужас тянет, даже если действительно здесь вскоре будут с два или три десятка вышколенных спецов, ему поебать, от только медленно, но так смертоносно приближается к напрягшемуся Лунному, смотря в глаза полные испуга. Настолько унизительный страх, настолько бешеное желание сбежать и эта трусость до омерзение ему неприятна, он не любит таких убивать, тратить время, усилия… Но с этим уебком он поиграется, очень даже.
Лу не соображает, что происходит, просто не успевает уследить, но когда его пригвождают к креслу, вонзая ножи в плечевые суставы, становится поздно, и вместо крика один задушенный трусливый вопль; шок же не дает боли по первой отрубить создание. И Ужас слишком близко теперь к нему, со взглядом смертоносного хищника смотрит в глаза, и таким обещающим шипит едва слышно в лицо:
— Давай поспорим, что ты скажешь? — он наслаждается испугом на скривившемся от ужас лице, наслаждается этой паникой в чужих ртутных глазах, но этого сейчас так мало, совершенно мизерно. И просто для разогрева Питч медленно проворачивает ножи в чужом изящном теле, разрывая мышцы и мясо, выворачивая часть кровоточащего месива наизнанку, и вот теперь Холд орет как бешенный, дергаясь в болезненных конвульсиях, почти также как и та «бабочка», пришпиленная, загнанная, отправленная на смерть. Правда не скорую…
— Так где, говоришь, мой звереныш?
Обратной дороги уже не будет ведь, ты в курсе?
Это четкое и неизбежное, приговором. И он сам палач, сам судья, сам тот, кто и не может отменить. Цепная реакция запущена, а 604 уже в темпе сходит с ума и некогда дикость — расчелененки в успешных и «цивилизованных» Кью сейчас данность, и по городу идет ебаная волна тотальной анархии и геноцида — он дал этот спусковой, и люди, оставшиеся здесь, ебнулись, разрешая себе всё и пытаясь установить свою «справедливость».
От одной такой «справедливости» до сих пор отчасти радостно, но всё же удовлетворения нет, равно, как и даже напалм мало чем поможет. Он не чувствует, что кровь оставшееся после Шпиля хоть немного притупила то, что внутри растет и скоро вырвется наружу. То ледяное, подобно азоту, опасное и неумолимое, а еще до дрожи чернильное… не то что всегда бывает при его убийствах, намного хлеще и больше, намного страшней и тотально хуевищней для и так подыхающего города. Через два часа наступит эпик пиздеца и наутро 604 больше не будет прежним.
Но ему ни горячо ни холодно в перспективе, и приоритет лишь на то, чтобы найти и вытащить мальчишку. А мальчишку запрятали. Решили с ним в прятки. Хорошо, будут прятки.
Тела двух Глав, руководящих Шпилем после Лунного, уже разбросаны по их приемным да резиденциями, и это так — это он просто заглянул на полчаса к каждому. И давно стертая с лица и рук кровь метальными теплыми каплями ощущается до сих пор, только не удовлетворяет.
Всё не как всегда. Не как ранее. И вероятность того, что всё будет как раньше — по стандартной схеме — нет даже процента. Нахуй всё, под откос. Жизнь, сезоны, анонимность, сам город, всю верхушку города. А он же просил сучку Фею не трогать по-хорошему мальчишку… Но нет, ебаная шалава захотела поиграть!
Ужас приглушенно рыкнув ускользает в непримечательный зазор меж двумя высотками, где, по идее, в конце тупика черный вход, запасной для персонала управления. Ещё одно, но это уже чисто криминалистика, профайлеры, клерки, все ебучие эксперты, что его изучали, а ныне бегут, как крысы с тонущего корабля. Однако, если последний выпотрошенный и подвешенный директор Шпиля не врал, то именно в этом управлении есть человек, который как либо замешан в глобальной уебищной операции Феи, и может знать где она.
