Тьма захлестывает, обрывает кусочек фантазии, где есть их счастье. И мозг панически возвращает сознание в реальность. Суровую, мать её, жестокую реальность. Воспоминания ершистым облаком, что режет, пролетает в башке, и парень вздрагивает всем телом.
Ну что ж за паршивое блядство?
«Ты мыслишь, это ли не паршивость?»
Значит, его не убили? Он жив?
Джек резко распахивает глаза, замирая на секунды. Он в испуге прислушиваясь к своим ощущениям, к тому, что происходит с телом, за секунды дает себе точно понять — не сон, не другой мир, он всё ещё вполне себе блядь жив. И только после этого осторожно переводит внимание на реальность, пиздец знакомую и одновременно… нет?
Слишком знакомое ощущение в пространстве, но планировка… Какого хуя-то?
Голова нещадно раскалывается, и проще было бы разъебать кувалдой или отрубить, но Джек пересиливает себя, осторожно приподнимаясь на локтях с кровати. Знакомой кровати, равно и плед коим сейчас укрыт. Под грудиной знакомо болезненно ёкает, когда он полностью формирует свою картинку мира и ориентируется. Это стопроцентно Север, и сто процентов квартира Ужаса. Только пустая, с переставленной по другому кроватью, без большей части мебели, даже нет стола посередине комнаты, такая голая… вровень остальным на этом и других этажах.
Блядское — он тебя оставил, пожалел и оставил, а сам свалил! — бухает где-то в воспаленном сознании, но Фрост это неохотно отметает. Как минимум, он не помнит вчерашнего, нихуя из того, что было на заброшке возле труб. В него же целился этот уебок Дай, и выстрел… Джек слышал… Так почему сейчас он здесь, почему опять… Одно неловкое движение и парень шипит от резкой боли под левыми ребрами. Всё-таки сломаны?
Пальцы касаются грудины, оглаживают ребра и злоебучий комок мышц, перекачивающий кровь, хуярит болью второй раз за пробуждение — половина грудной клетки охуенно так туго перевязано бинтами. Остальные мелкие порезы заклеены, обработаны. Значит очередной вывод…
Парнишка зажмуривается, пытаясь угомонить в раз взбунтовавшиеся эмоции и панические мысли. Не может он за эти блядские пару минут пробуждения устаканить всё, что творится в эмоциональном и осмысленном плане. Нет у него ещё на это энергии, равно и отчасти желания. Но приходится, силясь перебороть, переиграть — не ощущать, не чувствовать, не надеяться на охренительно положительный исход, ведь он толком ничего и не понимает, да и в равной степени…
Скрип половиц обрывает все нити мыслей, а голос, раздавшийся в следующее мгновение, оглушает:
— Не думал, что ты очухаешься раньше пяти…
И Джек в эту же секунду распахивает глаза, перепугано смотря — нет, блядь, не на приведение! — хуже… наверное.
«Солнце моё…» — сладким в мыслях, только вот сердечко уже нихуя не ёкает, оно, суко, обливается кровью. И Джеку пиздец как хочется не то разораться на эту идеальную суку, что стоит в проеме меж кухней и этой комнатой, не то разреветься, не то в окно — тут блядь близко, одного рывка хватит.
Но всё на что хватает мозга и организма — рвано шумно выдохнуть, наглядно, словно ответом на фразу Блэка, и вновь прикрыть глаза, так, чтобы вновь вдохнуть и выдохнуть — понять как все же должны функционировать легкие, и по идиотизму дать себе шанс не ебнуться ещё раз.
«Да по какому же невьебическому кругу-то?!»
— Как ты меня… — начинает Фрост, но тут же замолкает, нервно облизывая губы. Блядь, опять начинать по этому треклятому кругу, да что за дрянь?
— Не находил, — звучит лаконично и уже слишком близко; и не нужно быть сверхом, чтобы понять, что мужчина подошел ближе, и сейчас опасной тенью возвышается над сжавшимся на кровати мальчишкой, — Ты сам приперся сюда.
— Что? — Джек резко открывает глаза и задирает голову, силясь понять — бред ли, и похуй, что сейчас в его взгляде недоверие: ну не помнит он, чтобы сюда добирался — анрил! — Я… Я не мог! Да и эти уебки… Дай…
Парень морщится, припоминая мелкого сукиного сына и вопреки нынешнему, по коже вновь проходит мороз, от тех ебических трех дней заключения. Тишина до блядства ненужная, липкая. И Джек уже хочет себя обнять руками, закрыться, забыть обо всем и о себе тоже, но этот проклятый хриплый голос вновь всё рушит:
— Что ты помнишь последним?
— То что был на прицеле?.. — не весело так усмехается Фрост, и ему пиздец вообще как не хочется говорить, вспоминать… Он уже устал и не хочет вновь чувствовать это лавовое — безысходное, только от одного взгляда Ужаса, и здравствуй пекло по новой! но ощущая, как гребаное и неуничтожимое по новой раздрабливает и открывает ребра, чтобы пролезть внутрь, выплавить всё там, выжечь и остаться навсегда.
Ну так же нельзя! Ну ебните его уже наконец по настоящему! Ну не может Джек это выдержать. Заебался, просто заебался, и лучше бы Дай пустил пулю, как и планировал! Нереально больше вывозить и проходится по девятому кругу одного и того же. Он не хочет, чтобы эта схема продолжалась… Он как никогда блядь готов на тот свет.
— Тебя накачали в хламину наркотой, устроили ебаный передоз… — ему не хочется, как рассказывать хотя бы часть произошедшего, так и просто быть сейчас рядом с мальчишкой. Слишком много всего произошедшего за эти сутки, слишком много нужно самому переварить, принять.
И самозащита, в привычный обход тому самому — принял, понял, — пытается задушить нужной холодностью. Быть прежней похуистичной тварью. Только вот хищник на это злобно рычит внутри, не подпускает привычное и понятно. И сейчас говорить с мальчишкой, так словно ничего и не случилось, до ублюдства не неверно, не нужно уже, но и по новому, более открыто пояснять глупому белоснежному за дальнейшие, проверять его состояние здоровья столько неприкрыто и раскрывать планы на будущее… пиздец стремно, до одури непривычно, непонятно даже. И может нахуй бросить затею звучит и не так позорно, только вот до момента, пока Блэк не изучает очнувшегося мальчишку.
И Фросту, по его виду, уже настолько — никак, настолько на все похуй, словно перегоревший светлячок, что-то внутреннее, заткнувшееся вчера, когда понял что он жив, вновь поднимает голову в ебнутом, теперь уже постоянном глубинном страхе. Если сегодня Ужас не изменит их отношения, вообще отношение к Фросту, то он его потеряет, по-другому, не на физическом уровне, но от этого ещё более хуевищней.
Мальчишка теряет веру в гребаное и пресловутое — доброе далеко, теряет желание и стимул продолжать эту ебань с чувствами. Это слишком ярко отражается на его уставшем, осунувшемся лице и в потухших глазах.
И прежнее — послать нахуй — и близко не прокатывает. Даже представлять не хочет. Но равно и на розовые сопли-слюни-признания не тянет, не то. Все почти не то. Лишь одно оставшееся подходяще, то самое дикое, глубинное — захапать и присвоить, сказать по факту и похуй, что там надумал глупый мальчишка, не дать шанс даже вырваться, увезти с собой и дальше разгуливать всю поебень между ними творящуюся. Так проще…
Ты хочешь его до исступления, и сука город действительно зальешь кровью или напалмом, но его не отпустишь уже. Точно так же чувствуя всё ещё на паскудство часть своей вины, той ебической эмоции, которой, как считал, у тебя больше нет. Попадалово… И тут уже не просто нервы на вилки наматывать из-за Джека, тут блядь душу положить, точнее еще ошметки.
Конечно же он это знает, ровно, как и не может по старому сценарию общаться с этим тупым… идиотским…
Блядь! Ну какой же ты все ещё глупый белоснежный! — сдается подсознание, и единственное, что остается — внутренне последний раз побеждено выдохнуть, спустить ебучее лезвие гильотины и послать все прошлое отношение нахуй. Понятие не имея как теперь общаться с этим зажавшимся, еще не отошедшим от передоза подавленным подростком.
Не показывая ебаного ахуя от самого себя и как впервые не знает что делать и как вообще, Питч всё же нехотя присаживается рядом с кроватью на край тумбы, что ныне служит табуретом, напротив пацана, и не церемонясь, по старой привычке, поворачивая голову Джека к себе, осматривая мельком часть ран на шее, плечах, проверяя незаметно для мальчишки пульс, качество заживлений мелких царапин и порезов — на большие раны и ожоги толку смотреть нет, а вот незначительные повреждения дают прикинуть сколько и как быстро регенерирует тело. Как и всегда, по началу хуево, но, он надеется, через пару дней, если всё будет нормально, пойдет быстрее и на Фросте, как всегда, как на собаке всё заживет достаточно быстро.
