Через час уже будет четыре вечера. А ебаный билет, смятый и порванный в кулаке давно нахуй не нужен. Потому что — вчерашний рейс.
Проебал, как и позавчерашний. Три дня коту под хвост, а ты всё ещё сидишь в этой разъебанной квартире, как последний трусливый ублюдок, не решаясь сделать ходу. Всё ведь уже готово!
Кого ты ждешь?..
Думаешь он вернется после того, что натворил?
Ты ждешь себя, ебливый ты трус! Ждешь, чтобы сделать рывок и съебаться… Его ты уже не ждешь.
Откинуть голову на шершавую стену пиздец как легко, а вот из головы выкинуть…
Ебучая ж ты ломка, такая, что и сматывать отсюда…
Теряет смысл? — подсказывает тварьский внутренний голос.
Ты не можешь сделать и шаг с этого города, пока… Пока он не будет рядом с тобой?
— Мальчиш-ш-шка… — шипит Питч, прикрывая глаза и сука настраивая себя на это ебнатское — уехать в шесть и не мотать себе нервы.
Продержался же как-то без него целых три дня.
Ленивый взгляд в коридор — теперь дверь отрыта и ему похуй абсолютно на вид коридора, часть мебели в разнос, в щепки нахуй, равнозначно зеркало в ванной и черный ноут, с половиной хуевых дисков, которые, по-хорошему, ещё были нужны. Всё нахуй. Вот как легко прошли эти три дня. А ебливый белобрысый сученыш так и не объявлялся. Туда ему и дорога, сука!
Но в херовой априори этим мыслям уставшее, едва слышное в слух:
— Джек…
— Оставь нас, пожалуйста, — Дайли просит холодно, пусть и прибавляет в конце это вежливое, почти нежное. Однако ему нужно самому попытать этого беловолосого чудика.
И Кай, отчасти злой тем, сколько выдержки у Фроста, ничего против не имеет. Волчонок умеет пытать, у волчонка больший потенциал садизма, и пусть волчонок повеселится. Но перед тем, как покинуть склад, мужчина подходит к Дайли и осторожно ласково целует его в макушку.
— Не сильно заморачивайся, волчонок, — тихо просит он и уходит, прикрыв за собой дверь. Вновь дневной свет исчезает, но одной лампочки здесь им хватит.
Джек же на эти ебучие сопли смотрит презренно, равно пытаясь абстрагироваться от боли, от порезов и содранной кожи на запястьях: Дай пиздец ебанутый и специально заточил внутренние края наручей так, чтобы при защелкивании они срезали частички кожи и впивались глубже. Уебанский малолетний садист. Но похуй. Уже параллельно, а скоро станет и вовсе.
Ведь Фрост на сто процентов уверен, он до ночи не доживет. Уже полдень, сверху слегка припекает, когда солнце выходит из-за туч, — так пояснял Дай…
По азарству в этих черных глазах явно, как ебучий хуй — ему не дожить до ночи. Им обоим, гребаным недоделанным голубкам, надоело, что он не колется. Третий день, и его даже отстегнули от трубы, оставив попросту у стеночки сидеть, пиздили и что только не делали морально-физически хуевого, а ответ он так и не дает. Джек ухмыляется, видя перекошенную улыбку пацана напротив. И вновь ничего не скажет. Хуй им.
— Ну и что дальше? — невесело спрашивает Фрост, пытаясь облизать саднящие потрескавшиеся губы, только хуево тут с водой, и дают пить лишь два раза в день, чтобы не сдох от обезвоживания, но ему невьебически этого мало.
— Ты нам скажешь, — активно кивая, словно зная на будущее, лыбится Дайли, прокручивая на указательном пальце среднего размера ножницы. — Скажешь, кто такой Ужас.
— Ага… Естественно блядь. Подам на блюдечке с голубой каемочкой! — фыркает беловолосый, хотя по правде боится, что их следующем шагом пытки будет какое-нибудь лекарство, которое сможет развязать язык без его воли и тогда пиздец. И тогда приплыли.
Стоит лишь надеется на их тупость, и что тот план, по которому они действуют, не включает в себя такие меры. А ещё стоит надеяться на то, что… Питч всё же уехал из города.
«Три дня прошло, Оверланд. Стопроцентно он съебался…»
Джек дергается от своих же мыслей, как от ещё одного бычка затушенного об него, и отводит резко взгляд в сторону. Что-то, на что он уже не имеет сил, ёкает, режет изнутри, и морально становится ещё хуевищней.
Как же это извести?
Да… Никак.
Это с тобой будет всю жизнь. Ты будешь, несмотря на то, что уже похуй, любить его всю жизнь. Это с тобой, как ебаное невыводимое клеймо, как не смываемая печать, как метка — укус зверя на сердце.
— Оо-о-у-у… — вмешивается в мысли Дай, и слишком уж хитро усмехается сам, — Кто-то всё ещё мучается? Не проще ли сдаться, а? Или считаешь, что у тебя такая невъебенно сильная любовь к тому, кому на тебя похуй?
— Пошел нахуй… — по слогам цедит Джек, опять не желающий, чтобы этот мелкий шизанутый сученок разворачивал его наизнанку. Ведь подцепляет знатно, за самые болезненные слова и темы. И эпик как и всегда — «Он тебя не любит! Ты и нахуй ему не сдался, он не пришел за тобой!»
Да знает это Джек! Знает блядь! Знает настолько охуенно хорошо, что аж удавиться хочется. Но даже вместе с этим, с тем, что Питч наплевал на него, не ищет как всегда, вполне возможно уже уехал, начал новую кровавую жизнь в новом городе… даже с этим Джек не может позволить этим мудозвонам узнать про него. Он до последней крупицы своего сознания будет бороться, он не выдаст его. Ни за что. Он не сможет, да и… по такому тупому будет до конца защищать? А зачем, нахуй надо и для чего — это уже его не волнует. Он и так прекрасно знает, что не найдет ответы, просто чувствует и поступает так. Просто до омерзения тупая и слепая любовь и преданность. Уж лучше бы тогда спрыгнул, нежели сейчас все это вывозить. Нет, ну правда. Не будет тут хэппи энда. Так какого хуя Оверланд всё еще терпит это блядство?
— А смысл тебе вновь всё это терпеть? — словно читая его мысли, кратко так спрашивает пацаненок напротив, — Ты ведь знаешь, когда придет Кай у тебя уже наверняка будут сломанные ребра… А может, хочешь отбитые почки к хуям, а, Джек? — теперь Дай подрывается резко, спрыгивая с бочки и в секунду оказываясь возле него, приседая на корточки. — Хочешь зубочистки под ногти или же…
— Пошел нахуй, шлюшка ебучая! — устало рявкает Фрост, и усмехается от того, как морщится темноволосый подросток.
— Ты будешь страдать, — Дай, рванув его за волосы, приставляет к горлу раскрытые ножницы, едва острыми лезвиями подрезая кожу, и взгляд у пацана становится бешеный на нет, — Ты будешь мучиться и сдыхать медленно, я об этом позабочусь! Но скажи, ответь — ради чего всё это терпеть? Тупо скажи нам имя и пиздуй на все четыре стороны, сука! Скажи!
— Ты ещё не понял куда я тебя послал? — едва приподнимая бровь, равнозначно похуистично интересуется Джек. Можно подумать не его жизнь сейчас висит на волоске.
— В чем смысл, Джек? — в этот раз меняясь в лице и становясь до невозможности хладнокровной сукой, спрашивает более серьезным голосом Дайли, заглядывая в серые глаза плененного, — Зачем ты делаешь это ради того, кто не придет? Кто не спасет? Ты ведь уже убедился, что он тебя кинул, учитывая, что, кажется, именно он тебя вытащил из участка. Теперь ему пизда, но видимо жертва была напрасной и…
— Заткнись! — не выдержав таких слов, рычит тихо Джек, и не понимает, почему не может сдержать эту реакцию.
«Да потому что у тебя стопора летят, долбаеб! Ты тупо эмоционально не вывозишь того, что происходит! Тебе, сука, страшно впервые за все время. Страшно, что действительно он не придет. Не захочет после случившегося вытаскивать. Или факт того, что раньше он приходил через пару часов, а ныне уже три дня?..»
— А чего же, Джек? — хитро прищуриваясь, продолжает словесную пытку волчонок, — Хули так надрываться? Ты ведь… подстилался, наверное, под него, ластится… с замирание когда он обнимал, да? — словно читая, как открытую книгу, и наблюдая пристально, — Не думаешь, что за всю боль, которую он тебе причинил стоит так страдать? Что он тебе дал, кроме секса и отношения, как к своей личной шлюхе? Жизнь спасал? Так каждый барыга свой товар спасет…
— Рот закрой, — холодно приказывает Фрост, потому что… это блядь слишком?
Это пиздец какой-то! И да, Дай — сука — попадает в точку. Джек ведь не полный кретин и пиздострадалец в розовых очках, он прекрасно знает, как к нему Питч относился, он всего лишь не хочет думать об этом так. Хочет оставить перед своим пиздецом хотя бы что-то позитивное, греющее воспоминание мнимой связи, отношений… нежности? Да какая нахуй? Её не было и в помине!
