Башкой о шершавую стену позади, пару раз, чтобы мозги встали на место, но они не встают, и он не помнит, как добрался до этого запасника, как и где вообще подобрал нож... Ещё один опасливый взгляд, нет блядь, не заляпанный в крови, уже радует! Может это и к лучшему?
«Твой инстинкт выживания в таких случаях никогда к лучшему не приводит, Оверланд!»
Только окрики сверху не дают далеко уйти в несознанку, не дают отпустить мнимый контроль, окрики и вызов подкрепления, маты, шум, выстрелы... Все смешивается в дикую ебанину панического гомона. Кажется, кто-то выпустил ебнатов, сидевших во временных карцерах и клетках, ну а сейчас начнется пиздопляска! Ему нужно бежать! Бежать наверх, может быть как-то сможет перебраться через крыши и...
Крики рядом, за тонкими стенами, пугают, и Джек ощетинивается, готовый, что в любую минуту снизу или сверху могут вбежать, как временные заключенные, так и ебучие хранители, решившие проверить путь через запасные лестницы. Сукина ночь! Джек рычит и отталкивается от стены, прислушивается, какого хера орут остальные и что вообще происходит, безопасны ли верхние этажи... Крики глушат, заставляют морщиться, где-то внизу уебки настигли парочку оборонявшихся офицеров и решили развлечься... Ебаный психоз город со своими шизоидами.
...Подкрепления не будет, паника нарастает, оружия аналогично на всех, кто остался в участке, не хватает и... что-то там ещё про пятерых зарезанных, но это он уже не слышит, пропускает на отъебись, зацепляясь за вырванное из контекста, но такое понятное ему слово, такое опасное, но сладкое для него — «Ужас!»
Гремучая смесь страха и адреналина смешивается с невъебической радостью с больно щемящим под ребрами, так, что аж дышать становится тяжело, и что не время, не место — Джеку теперь по настоящему поебать. Он всё же пришел... Довольство от того, что Солнце вытворило, кроется тем самым — блядь, это участок, это, сука, шаг за грань и... если у него не выйдет, если его поймают... Радость смывается острым, мать его иронию, ужасом, и Джека окатывает, как ледяной водой. Взгляд наверх, туда приблизительно, где на третьем этаже или даже на крыше звучат ещё выстрелы.
Он не станет той гребаной погибелью, которой Питч его называет. Ни за что! Потому он так резко кидается по лестнице наверх, чтобы наверняка, чтобы не было потрачено время впустую, чтобы...
— Стоять! — рявкает молоденький парнишка, видимо ещё стажер, но уже в форме, вырастая перед Джеком из ниоткуда, хотя, скорее всего, с третьего этажа вниз решил сбежать. Молодой офицер наставляет на беловолосого пистолет трясущийся в руках, и хуево контролируемым голосом приказывает, – Живо в клетку пацан, иначе стреляю, ну!
Джек же лишь холодно склоняет голову в бок, перекручивает нож в руке, и с таким едва слышным, но опасным произнося:
— Только ты сейчас стоишь между мной и тем, кого я так безумно хочу увидеть...
Лестничные чертовы пролеты, белые обшарпанные стены и лишь свое дыхание с фоном чужих криков вокруг и еще хер пойми чем, кажется внизу началась маленькая гражданская война за участок, но плевать, и парень с разбегу влетает на крышу, не потрудившись даже подумать, будут ли здесь тварьские хранители или вообще это просто...
Он глотает сырой удушливый воздух, но рад ебучему ветерку и гребаному неону повсюду, под ногами хлюпает, но шум и яркость 604 ослепляют и оглушают — кроют, и он дезориентирован, и понять что это на полу и сориентироваться тупо не успевает. В висок упирается ствол очередного пистолета и, резко обернувшись, парень натыкается на обезумевший взгляд ещё одного служителя, мать его, закона, только этот уже старый и жирный, с трясущимися руками и от страха уже не осознающий, кто перед ним.
Джек ощетинивается, понимая патовость попадалова, но ничего не успевающий предпринять: щелкает предохранитель и срабатывает ебанное ты ж нахуй дежавю. Он на прицеле, как при той облаве, но полицейскому филигранно распарывают глотку черные лезвия одним привычным и точным движением, и дергающуюся в конвульсиях тушку, как нехуй делать, отшвыривают подальше, и блядь... приплыли. И сам Он вновь перед ним, в истинной ипостаси того самого зверя, в привычно черном, в крови, но... он. Он!
Джек не думает, Джек просто блядь не думает уже — стопора летят — бросается сразу, обнимая и утыкаясь в ворот плаща, с бешеным:
— Питч! Твою мать, Питч... ну зачем? Ты ведь... твою мать, какой же ты... Ужас мой!..
— Угомонись, смертник, — грубо, как и всегда, но вопреки ярости и раздражению на ебливый случай, мальчишку прижимая к себе сильнее, насколько сука позволяет ситуация — да она вообще не позволяет! Все вопреки правилам, тактикам, все вопреки всему и нужно было сидеть дома, или вообще нахуй сматывать с этого осточертевшего термитника нахуй. Но нет, вытащил козырь — поставил шалаву Фею на место, разворошил ебучее осиное гнездо... и ради чего? Кого?..
— Тебе нельзя сюда! — с таким протестующем жалостливым, но даже ни на миллиметр не отстраняясь выпаливает мальчишка, дрожащий, как промерзлый мелкий кошак.
— Я блядь что разрешения у города спрашивать должен?
— Ты не понимаешь? — вот этого гонора Джек рил не понимает, отстраняется, заглядывая в любимые желтые глаза, — Они скоро будут здесь и они тебя... не просто убьют, на казнь, на… Да блядь, блядь! — Джек не может это терпеть больше, он понимает, что нужно сьёбывать, и времени у них нет, но ему страшно другое — из-за него, из-за его гребаной шкуры... Джека кроет истерика и нервы из-за всего случившегося пережитого уже не выдерживают, а вновь сухое и сказанное так спокойно «Угомонись» не действует априори.
— Джек…
— Я блядь понятия не имею, на кой хуй ты это вытворил, ровно никогда не пойму, что творится у тебя в голове! Но я до ебаной пелены не хочу, чтобы с тобой что-то было! Мне предостаточно смерти любимых, тебя терять я не желаю от слова блядь совсем и потому! И если единственный способ, после моего жалкого спасания шкуры, уезд из города, то блядь и поступи так и разбежимся! Я не хочу, любовь моя, тебя терять!.. Не переживу ещё и этого... тем более этого! Так что хватит строить город и просто съебывай, пока они не натравили на тебя всех, кто есть в этом ебаном термитнике, ясно!?
Джек задыхается от безысходности, от своих же чувств и этой тишины, этого взгляда, но своего не отводит. И вот, блядь, представлял по-другому, но признался так... Да лети всё в ебучую бездну; просто он не может поставить равнозначно. Жизнь его — паскудная и пропащая — не равноценный обмен жизни и свободе любимого черного тигра. У Джека извращенная логика, но ему кажется, что Ужас сделал для города намного больше, да и вообще заслуживает, даже при всем случившемся, большего.
Мальчишка, всхлипнув, давит комок в горле и зажмуривается, упираясь лбом в плечо мужчины.
— Я... не смогу, Питч. Мы оба знаем, что начнется после этой шумихи... Со мной похерено, проебано, но не ты, Ужас мой... Хищник, любимый... Я не смогу...
Договорить в этой тишине не дают вскрики со стороны лестниц и громкий топот. Подкрепление из соседнего участка, два спецотряда, что получили приказ на уничтожение всех, кто в случае чего будет на крыше. Полная зачистка. А время на все эти разговоры у них проебано.
Мальчишка, как всегда балласт, кинуть его...
Тогда ради чего вытаскивал, залезая в чужое гнездо?
Ужас раздраженно рычит, отшвыривает от себя мальчишку, и бегло осмотрев крышу, подгоняет его и швыряет к трансформаторной; всё дано перенесено вниз, но сам укрепленный шкаф остался и для данной ситуации он идеален.
— Живо внутрь!
— Нет, я не...
— Не беси, и не смей вылезать! — и дверь захлопывается. А Джеку хуево, и он не знает от стрельбы, криков или того, что сейчас возможно всё закончится не так, как всегда.
Здравое давно покинуло свой перрон и помахало ручкой, и у Фроста подкатывает полная истерика, сдерживаемая целый день, сутки, месяцы? Да не знает блядь он! Не знает! Только страх за то родное и ужасное одновременно перебивает все инстинкты, и Джеку кажется, что он вот прям сейчас ебнется кукухой полностью, заорет в голос или уже орет? Или просто воет, сжавшись в стальной будке?.. И разумное «угомонись!», даже голосом любимого Ужаса, в голове не помогает, он не может себя не успокоить, не прийти в адекват, потому не замечает, как все вопли и крики стихают, вровень и стрельбе.
