— Хватит. Давайте будем в адекватном состоянии, и... — Ник прочищает горло и встает все же между этим двумя, и пусть ему известны их шашни вне работы, но вот здесь и правда уже конфликт интересов назревает, а это никому не на руку, да и цапаясь они опять проебут дорогое время, — И давайте подумаем о том, как проще можно сфабриковать на него такие данные, чтобы…

Договорить Нику не удается, в двери стучатся и на пороге стоит офицер, держа в руках наполненную чем-то разноцветным корзину. Ну такая поебень обычно на праздники, там конфеты, цветы, шоколадки. Но с хуяли и почему, сейчас никаких красных в календаре нет, и это, мать его, центральный участок 604, где вопреки никогда не бывает ничего праздничного и радостно украшенного.

— Чего надо? — заметив также офицера, стоящего в проеме, злобно спрашивает девушка.

— Вам… — офицер прочищает горло, — На стоянке нашли, по камерам пробили, какой-то укуренный оставил. Думали себе прибрать, но на... на открытке… Кхм… — парень жмется и странно косится на Астера, и не знает, как продолжить.

— Поставь на стол и проваливай, — указывает Туф, хотя её интуиция орет что это не просто так, да и взгляд, кинутый полицейским на Астера слишком многоговорящий. Ну какого ещё хуя-то?

— А ничего, что это бомба может быть? — когда уже ретируется офицер, спрашивает Норт, упирая руки в бока и подозрительно косясь на посылку такого рода.

— Учитывая, как наши идиоты перетаскивают вот такие презенты, не думаю, давно бы уже активировали механизм, да и внизу больше людей и проще создать локально направленный взрыв чем здесь. Плюс здесь сигналки глушатся любые, — за это она спокойна, потому смело подходит и достает сперва сложенный пополам листок лежащий на обычной оберточной бумаге, открывает и резко бросает взгляд на подошедшего уже Банниманда.

Надпись простая, в два слова, печатными машинными буквами, но Астер удививший написанное отшатывается хлеще, чем от разорванных трупов в тех общагах. Его выражение лица меняется и он сереет, а потом бледнеет, за миг превращаясь в неузнаваемого перепуганного человечка.

«Пасхальному Кролику»

А под кучей блесткой, явно праздничной бумагой с радужными пони и зайчатами — такие обычно получают в дар детские больницы на старую Пасху — обнаруживается всего один диск, в дискетной прозрачной коробке, лежащий на трех кроличьих шкурах. Здесь нет ни крови, ни расчленении с отрубленными конечностями, или даже вынутых кишок, но это и стопорит в страхе, это более…адекватнее, и с посылом — вас трое, и шкур будет трое, но первым будет шкура Кролика.

Как Банниманд, едва слышно матерясь, отходит в дальний угол и сползает по стенке вниз бледной тенью Туф не замечает, ровно и Норта, стоящего волевым усилием ещё рядом и шипящего ругательства уже вслух. Она, озабоченная диском, сразу его вытаскивает, чтобы проверить на ближайшей аппаратуре и вывести на главный, самый большой экран. Послание. Это блядь новый уровень посланий.

Впервые и такое? У нее теперь блядь нет сомнений, что мальчишка как-то связан с Ужасом! И связан так, что эта тварь не потрудился выйти на контакт! Эврика, блядь! У них в кармане победа длиною в семь изнуряющих лет!

Однако, как только видео, небольшое по времени, загружается, и появляется картинка, ликующее внутри у Туф обрывается с душераздирающим звоном и падает вниз души.

В явно затемнением помещении, до жути ей знакомом, где всегда дофига диванчиков и мягких подушек с игрушками, разбросанными по полу — центр гостиной, — сейчас слишком темно и мрачно; возле или на этих самых диванчиках сидят до боли ей знакомые, но сейчас настолько заплаканные и бледные, — те кого она считает…

— Туффи?.. — тихий, всегда звучащей весело, но сейчас жалобно голос шестилетки режет по внутренностям, — её названная помощница, ещё одна Кроха в приюте, который Туф давным-давно поклялась…

— …Нам страшно… нам очень страшно, Туффи! — всхлипывает мелкая девчушка в зеленой пижаме, с заплаканными лицом и все еще худенькая, забравшаяся на диван с ногами, сжавшая вся, но обнимающая прижавшуюся к ней другую потеряшку — златовласку четырех лет. Кроха смотрит словно прямо через монитор своими большущими зелеными глазищами, пытается не плакать, но губы у нее всё равно дрожат, — Туффи… Здесь страшный дядя… Он... — девочка всхлипывает вновь, перепуганная, но упрямо выполняющая то что ей велели, — Он говорит, что вы… вы взяли и держите у себя то, что принадлежит только ему!.. И… это самое глупое... что вы могли сделать. Он сердится, он очень-очень сердится на вас...

Её надрывный голосок обрывается из-за всхлипа двух мальчишек, что сидят возле кресла слева, поджав под себя ноги, но угрюмо молчащие, испуганные и не поднимающие голов.

— Ублюдок… Сука! тварь! — она не выдерживает того, что видит, не может выдержать, сжимая кулаки до такой степени, что в ладони до крови вонзаются ногти, но Туф не больно — это хуйня по сравнению с тем что происходит внутри. Он посмел... он нашел! Нашел самое охраняемое, оберегаемое годами, единственно, что у неё осталось, её маленький замок, её приют! Он...

— Ебаная ты тварь! — вскрикивает девушка на всю переговорную, не замечая, как Астер и Ник совсем близко возле нее и их шокированные взгляды. Ей даже плевать на слезы наворачивающиеся на глаза и страх, который вообще не должен существовать на её лице. Она вытравила все страхи, но сейчас ужас поднимается из глубин, смотря в зеленые глаза любимой шестилетней Крохи.

—Девочка моя!.. Они… Они же не причем…— шепчет вслух Туф, хоть и понимает что это лишь запись, но не может себя сейчас контролировать.

Это видят и напарники, но равнозначно не ожидавшие такого, всё что угодно, но не такого, прибывают в ахуе, не решаясь даже что-то сказать, хотя и Астер порывается, хочет положить руку на плечо девушки, поддержать, успокоить, видя её реакцию, впервые такую искреннюю. Однако Ник ловит его взгляд и мотает головой — не сейчас, не тронь её или пиздец.

«Он не сделает им ничего, не в его принципах, не в его стиле! Он не посмеет!» — бьется паническое у неё в голове, и Туф хочет надеяться, верить, только тишина вновь разбивается тихим испуганным голосом старшей из всех тех, кто собрался сейчас в темной гостиной:

— Туффи, здесь так мерзко пахнет… Тут... такой же запах как из сарая, к которому ты запретила подходить…

«В будке генераторы на горючем топливе», — с ужасом вспоминает Фея. Бензин.

— …И что-то рядом с диванами постоянно пикает…

Фея вздрагивает на этих словах, судорожно пытаясь не разораться или не... что вообще ей делать?! Что ей делать сейчас? Как... Но если запись, то наверняка с ними ещё всё хорошо! Наверняка.. Худшее может позади, осталось полминуты видео, мельком на таймерную полоску, но она ошибается впервые настолько жестоко.

— … нам очень страшно! Туф! — отчаянный оклик в пустоту, потому что там, в той гостиной, её нет, и её подопечным Крохам страшно до жути, и страшно до гребаной жути становится ей самой, когда она понимает почему все затемнено, когда черное серповидное лезвие появляется рядом с лицом зеленоглазой крохи, и темная рука, затянутая в черную перчатку, приставляет это серповидное лезвие к невинной детской шее.

Он стоит позади дивана, держа их всех на прицеле. Пол уходит из-под ног Феи и она отшатывается от экрана.

— Пожалуйста, Туффи... приезжай, приезжай к нам! Тогда ничего не будет... он так говорит. Вся твоя команда и… большие йети... и друзья, с которыми ты нас обещала познакомить... У вас два часа, ровно два часа с то…того как я закончу говорить, он так говорит... Туффи, пожалуйста! Мне страшно, а взрослые куда-то делись и не приходят к нам!.. — мелкая жмурится, но тут же вновь смотрит в камеру, дабы не напугать своим состоянием других ещё больше.

— Если всё сделаешь так, то... мы с тобой будем ужинать и играть, как раньше!.. А... если нет, то будет... как в Яблоке…

Видео обрывается на следующей секунде, и только черный экран и убивающая резкая тишина.

— Яблоке? — тихо недоверчиво переспрашивает Ник, хотя нахуя в такой ситуации и сам не понимает.