Хотя…

«Ты ведь будешь защищать его до самого конца. Сдохнешь, но никому никогда не скажешь про…»

— Любовь моя… — только губами, беззвучно, ударяясь лбом о холодную столешницу пару раз.

Сука, если он выберется каким-то чудом, если его к завтрашнему утру не пристрелят и не отправят в химотделы и он ещё раз увидит свое Солнце… Джек больше не сможет молчать. Всё скажет и… будет что будет! Он так заебался и не его роль быть хладнокровным ублюдком. Он…

Джек фыркает и думает, что Ужас будет прав, если кинет его. Нехуй. Он бы себя тоже кинул.

— Он что-то знает! — вспыльчиво доказывает она.

— Да что он может знать? Ну был он на облаве, когда Шипа загасили, и что? Ну выбрался, блядь, чудом, ну засекали его не раз на Кромке и А7, ну в общаги хакеров мотался… Но блядь это почти каждый, сука, подросток живущий на Кромке делает!

— Они все там полегли! Все, Норт! — уже орет Туф, и плевать, что её идеальная прическа пошла котам под яйца из-за постоянных резких движений, — Все йети, все подростки, там не было ни одно живого! И это либо сделал Шип, либо после дочистил сука ебаный Ужас! Так почему, когда мы проверили на высокочастотке этот снимок и улучшили изображение, то там был правда этот пацан, почему он выбрался как ни в чем не бывало?!

— Ты блядь посмотри на него! — Фея делает взмах рукой на широкий экран с камеры в допросной, — Посмотри внимательно! Он — хуев альбинос, он блядь находка для любого психа в этом ебучем городе! Шип бы от него просто так не отстал, он бы из него фарш сделал, перед этим обкончав! Мальчишка не мог выбраться из здания живым, не мог вопреки, сука, всему! Равно и не может он с такой внешностью выживать на улицах А7, в глубинах А7! И это значит, что он либо шлюха, либо блядь... я не знаю!..

— Хочешь всем этим ором высказать, что его тогда пощадил по каким то причинам сам Ужас?

— Да я блядь не просто это хочу сказать! Я ору вам про это! Долбаебы! — она скидывает с края стола кружку, разбивая в дребезги. В переговорной на минуту гнетущая тишина, и лишь едва слышно сбитое дыхание самой наемницы.

— Я хочу вам показать его поведение и доказать, что он не просто свидетель, он связан с Ужасом. Хуй пойми как, и хуй пойми насколько сильно, может, не знаю, это питомец его, может хер пойми — информатор, но пацан знает его, — Туф говорит уже спокойно, тихо, но от этого более уверенная в своих словах и интуиции. — Мне нужно ещё пять часов… Мы его расколем, какой бы тварью упрямой он не был. У каждого есть своя точка боли. А после, уверена, мы сможем выйти на Ужаса. Потому верьте мне, сученьки, и за работу!

К нему заходят поочередно, как ебаный кастинг палачей. Заходят, задают пару вопросов, под оконцовку надавливают, выискивают, блядь, слабое место и наконец кульминация — припугивают отделами ниже тридцатого… Там, где одни отбросы, которые давно превратились в животных и не помнят даже свои имена, — гнилостный сброд ублюдков на которых даже не тратят время и место на электрическом стуле, их просто используют в виде рабов. И его пугают этим, пугают что запихнут туда, и даже там охраны никакой нет, только ток в ошейниках и твари с шизой в проломленных головах.

Но Джек в ответ лишь кроет матом, ржет, и пытается уколоть в ответ. Сука девка кривится, но не пиздит, в отличии от Астера, и того высокого седоволосого амбала. Она действует более тонко, почти доводит до слез, поддевает за мясо, но Джек сдерживается, шипит ей в ответ гадости и вновь применяет приемчик, как с Астером — указывает какая она и тот же Астер шлюха, и вновь ржет, пряча под ехидством мандраж и боль.

Он знает, что за ним наблюдают даже когда уходят... Камера. И блядь зная, кто истинный может наблюдать, Джеку хочется разреветься, позорно, горько, от страха и обиды, от неизвестности своего поганого будущего. Ему хочется показать, как ему страшно и мерзко от всех этих разговоров и запугиваний. Но он не может. Эти пидоры в своих наблюдательных тоже смотрят, тоже наблюдают, и только ждут того когда он выдохнется и проколется. А... Ему нельзя.

— Пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста!! — одними губами и как самую нужную молитву, не то желая, чтобы его вытащили, не то, чтобы прекратили эту пустую болтовню и пристрелили. Всё равно шансы, что он увидит после этого Ужаса сводятся к нулю, так нахуя же нужно тянуть резину?..

Он не хочет без своего Солнца... Он до безумия боится, что Солнце его отвергнет после этого, не примет... И он до дрожи боится если его все таки сошлют, если хоть кто-то посмеет к нему прикоснуться...

Джек стонет и подумывает какого хуя… Он продумывает, как будет поступать дальше, но не находит выхода, не находит в себе сил и дальше быть тварью и циничной потаскухой сукой для этих ебнатов детективов. Он ненавидит их всех и себя заодно. Он выбивает короткие односложные — блядь, пошел нахуй, и, ебитесь сами! Он выкручивается в последующем и не замечает за этой нервотрепкой, которая как по расписанию — раз в полтора часа, как пролетает день. Он запоздало понимает, что уже ночь по оговоркам тех проходящих офицерского состава, кто за дверью. Парень устало фыркает и вновь роняет голову на сложенные руки на столе. Херово всё это. Но что предпринять или как сбежать — ни одной ебливой мысли в голове.

Когтями по краю стола, с закинутой ногой на ногу, и допивая горячий мерзко сладкий кофе, последнее — забота ебаного любовничка. Туф фыркает, но всё же едва переводит мысли, пока двое напарников переговариваются за другим краем стола. Уже пошел третий час ночи, а у них хуй с маслом. Пацан не колется, хотя девушка и видит, как ему порой сложно не взбеситься, даже порой страшно, но, блядь, закалка у него пиздец какая — стальная, и даже она не знает, что при этом делать. А ещё он огрызается и опускает её, как последнюю шалаву из подворотней С17, сучонок мелкий!

Фея цыкает, царапает ногтями стол, хотя скорее маникюр потрескается, нежели на этой громадине царапины останутся. Но ей похерам. Ей нужен новый план. Нужен новый козырь. Ей нужно как-то выбить эту белую тварину на разговор. Одного его слова, что он шатался возле тех общежитий будет достаточно, но вот без его подтверждения, с теми обмудскими косвенными, что у них есть все впустую. Она уже знает, что нужна подстава, нужно сделать что-то пакостливое и в ее лицемерном стиле, чтобы его вывело на эмоции, на действия. И если предположить, что он защищает Ужа…

— Да хуевый этот план, Банниманд! — басом орет Ник и Туф рефлекторно на такую громкость тянется к пистолету, подрываясь со стула.

— Вы что, совсем охуели?! — орет она на двух дебилов детективов, отдергивая руку от кобуры, нехуй им знать, что её нервоз на пределе допустимого, — Что, блядь, такого важного, чтобы стоило так орать, Норт?!

— То, что этот еблан младший решил отпиздить пацана, мол, боли он побоится и…

— Ты долбаеб, Астер? — даже не дослушав Ника и поворачиваясь к младшему спрашивает Туф, — Серьезно, блядь, долбаеб! У пацана на теле возможно живого места нет и он сидит и ржет над нами, как нехуй делать, а ты решил болью его? Ну, давай, иди! Попизди мальчика, пусть он харкается кровью от отбитых почек… — Фея медленно так при этих словах начинает идти на опешившего Банниманда, прищуриваясь и едва улыбаясь, — Но не дай ебучие кровавые боги он после этого ничего не расскажет или выясниться, что он нужен живым и целым! Ты не только потеряешь иммунитет, но и место. И тут даже я и Ник твою жопу не прикроем. Но, сука, если ты так уверен в своем идиотизме — вперед, долбаёб!

В переговорной наступает тишина, а Туф всё ещё показывает молодому мужчине на дверь, типа — давай, пиздуй, делай, но Астер лишь насупливается, окидывая сучку Фею холодным взглядом и складывает руки на груди в защитном жесте.

— Иди нахуй. Я только предположил, — фыркает почти обиженно он.

— В жопу свои предположения себе засунь! — рявкает девушка и её терпение действительно на исходе, и у нее нет времени думать ещё за них двоих. И как блядь они продержались в детективах столько лет и вели это дело, а?