“Закончим.

С тебя хватит нервотрепки о том, кого ты и близко к себе не подпускаешь и не подпустишь никогда, с меня хватает ярлыка — временная.

Захочешь убрать, как свидетеля — твое право.”

Парень не дает себе право подумать о том, а действительно есть ли у Ужаса это право и применит ли он его? Джек уходит впервые так тихо и осторожно, для такого как он филигранно незаметно, будто его никогда и не было в жизни Ужаса 604.

Усталый потерянный вздох всё же срывается с потрескавшихся покусанных губ, когда Джек безразличным взглядом скользит по такой знакомой, но одновременно чужой комнате.

Он на Кромке, в том же общежитии что когда-то и жил, только этажом выше и левее. Планировка та же, бетонная коробка та же, даже кажется мебель одинаковая — нежданная свободная квартирка покинутая сталкершой тридцать минут назад теперь в полном его распоряжении. Здравствуй новое-старое убежище. Не дом…

Парень почти спокойно скидывает полупустой рюкзак на грязный линолеум и думает, стоит ли спать или же пойти в омерзительно-ледяной душ, как позади входную дверь открывают, и Джек слишком явственно слышит щелчок со снятия предохранителя, а в затылок ему через секунду упирается твердый ствол пистолета с глушителем.

Комментарий к Глава

XLIII

Вот такая стекольная главушка. Дальше будет хуже...или лучше, но потом все равно хуже... Надеюсь, вы, мои дорогие читатели, оцените и вам понравится. Лис извиняется, что так долго меня не было и глава сильно запоздала. Были причины не связанные с творчеством, которые заставили меня на время уйти в реал с головой. Но вот вроде как я вернулся.

На счет проды, пару важных новостей. Первое – прода будет ближе к 4-5 числам октября, и второе, так как Лис уже переезжает, то прода будет выложена сначала в моем новом домике на Фикусе, а после уже и здесь. Но учитывая, как я выкладываю главы, промежуток времени не будет превышать часа-двух.

Новый домик Лиса —> — https://fanficus.com/user/5d8b03e17fe01100170eebda

V.S Все ваши комментарии к прошлым главам я читала, и всем большущее спасибо за теплые слова и подержку! Однако полные ответы каждому, как и всегда, чутка позже напишу... по времени просто не успеваю раньше.

====== Глава XLIV ======

«Всё же слишком быстро… Хотя чего ожидать от того, кто не терпит самовольничества?» — ехидства в подсознании нет, и Джеку даже индифферентна эта теплота с которой он думает. Блядь… последние секунды, а он думает о том насколько быстро по его душу пришел любимый Ужас.

«Хотя почему не ножи», — всё же навязчиво крутится в мыслях.

Говорить последнее слово не хочется вовсе, парнишка просто прикрывает глаза, а внутри что-то словно обрывается, но не падает громогласно, а просто опускается, как натянутые, но хорошо скользящие тросы. Уже параллельно. Он достаточно намучился, а смерть от рук ставшего бесценным и дорогим — самое лучшее для такого как он. Всё же не вышло у них высокой любви. Вообще нихуя не вышло.

— А ты послушный, вот так и стой! — гнусавый чужой голос режет, уничтожает в момент предсмертное спокойствие, и Джек в ту же секунду распахивает глаза, невольно напрягаясь всем телом. Парень не успевает подумать о последствиях, просто на инстинктах быстро разворачивается, наплевав, что от такого движения и впрямь его могу подстрелить.

— Какого… — его озлобленный рявк обрывается, стоит увидеть троих вышколенных упырей, что стоят на пороге его временного жилища. Одного сука взгляда на вылизанных, в черных костюмах, шкафов хватает, чтобы понять кто они и откуда.

Память… Она режет, она подкидывает картинки прошлого и заставляет задохнуться от панического тошнотворного страха.

Внутренняя безопасность Шпиля. В хуевость его мыслей и домыслов, самый широченный и с коротким ежиком, что все ещё держит его на прицеле, мерзко лыбится с таким неотвратным сообщая:

— Пора возвращаться к хозяину, белоснежка.

Ему только исполнилось… зачеркнутые шестнадцать палочек черным старым маркером в какой-то давно разрушенной квартире… А на следующий день он верит, что счастье существует: такой испуганный и ещё не привыкший к пиздецу вокруг, но довольный, что удалось выхватить пару кредитов. И теми же перебежками в чужом опасном районе, самом опасном — А7, и вторично удачно стащив у лопуха продавца складной нож. Это круто!

Но воодушевление и радость от собственной смелости и удачи рассыпается гребаным пеплом, когда его настигают, негаданно, непредсказуемо. Зажимают в одном из проулков, коих в А7 сотни, зажимают с двух сторон и ржут, прокручивая в загорелых грязных руках ножи-бабочки. И он тупица — дурень, трясущимися руками пытается хотя бы правильно держать свой нож, новый, ворованный только что. Такой предсказуемый, и в серых глазах испуг, с пониманием, что хрен он выйдет победителем из этой ситуации.

Тупик, его зажимают в тупик, глумятся матами, опускают, как последнюю и конечную, и ему правда всё ещё противно и обидно на такие слова, но времени на тупые слезы нет. Он должен защищаться, даром что преследуемый годами, уставший от грязи и загнанный постоянно зверёк с глазами цвета… стали.

И ему первобытно страшно на последнее паскудство, когда глаза у ублюдков округляются, а улыбки становятся пошловатей — капюшон сполз и чужакам виден теперь его цвет волос, ослепительный в этой кровавой грязи и зеленых, покрытых плесенью, стен. Тошнота подкатывает к горлу, не то от запаха тухлятины и сырости, что пропитан этот тупик, не то от того, о чем говорят эти грязные гандоны.

И выхода у него нет, и нож не поможет, и придется, что… умереть? Подчиниться? Да ни за что он не будет подчиняться! Никому! Никогда! И умолять — умолять он тоже никогда… никого…

Его почти хватают жадные чужие лапищи, но визг от тормозов машин совсем рядом все прерывает. И он, долбанутый перепуганный мальчишка, не понимает, как в переулке, столь узком и запутанном, появляются три бронированные машины: кортеж из двух черных бронированных джипов, а по середине же серебристый броневик, в габаритах превышающий эти джипы втрое.

Почему — не успевает ещё сформироваться осмысленной мыслью в башке, как выросшие, словно блядь из-под земли, амбалы, наверняка охрана какой-то крутой шишки, крутят недоносков, которые минуту назад ещё хотели поживиться им.

На чужие громогласные вопли Джек не обращает внимание, просто испуганно таращится на всю сцену, которая происходит перед ним, и всё ещё держит перед собой нож, столь запыхавшийся и не менее удивленный.

И с хера ли серьезным и крутым понадобилось здесь? Разборки банд? Разборки лично с этими мразями, которые на него напали? Ну почему? Почему всегда он попадает в такие хреновые ситуации? Почему…

От матов и криков ублюдков он вздрагивает и тупо пропускает момент, когда из центрального серебристого монстра выходит Он.

«Может ли серебро быть столь ярким?» — думает Джек, впервые столкнувшись со взглядом этого необычного незнакомца.

Только ещё подумать не приходится: серебристый глава, сто процентов он и есть Глава — во всем бело-серебристом, ярком, столь, на дикость Фроста, идеальный, не вписывающийся в грязь этих улиц… Весь ослепляющий, жестоко-холодный — он нарушает всё на отъебись, он брезгливо не терпит шум и маты этих ублюдков, он не терпит того, чтобы самого Джека все еще крыли матом и порывались к нему. И как только один вырывается из захвата охраны, намереваясь коснуться испуганного мальчишки, пистолет, появившийся за мгновение в изящных белоснежных пальцах, четко пускает по пуле в головы несостоявшихся насильников. Глава не терпит даже движения в сторону испуганного Фроста…

Звонкое эхо вместе с перепуганным вскриком самого Джека разлетается по проулку, оседает где-то на потрескавшемся асфальте и всё охватывает устрашающей тишиной.

«Следующий я…» — панически вспыхивает в голове Фроста, когда он переводит взгляд на рядом стоящего и спасшего его главу. Но молодой мужчина только прячет с платинными насечками на рукоятке пистолет обратно в белую кобуру, под дорогущим плащом, и смотря в глаза Джека, едва усмехнувшись, но вовсе не пошло, доброжелательно протягивает руку.