«Сука, ну почему нельзя было тебе, Ужас мой, сделать вид, в который уж раз, что тебе похуй?

Почему нужно было заметить и принять вот такой, как всегда ебанутый, способ узнать?..»

— А ты бы рассказал? — следует вопросом на вопрос, едва с намеком на усмешку, и Джек морщится от того, что последнее сказал вслух. Опять проговаривается. Опять в чистую перед своим персональным Ужасом.

«Нет, конечно же», — усмехается про себя парень. Он бы ни за что… до последнего бы молчал.

— Я никому и никогда не рассказывал, и… — слишком сипло, потому Джек прерывается, чтобы продолжить более нормально, но равнозначно тихо, как будто это всё ещё тайна, — И не показывал… Никогда. Кроме родителей никто и ни разу не видел…

— Это?.. — охуенное у него сейчас красноречие и построение нужного вопроса, просто пиздец, но новая информация от Джека просто блядь путает.

Ложь. Этот взгляд выбивает нахуй всё из твоей головы и ты даже нормально смотреть на мальчишку не можешь. Ну или же слишком жаждешь полностью рассмотреть, а потому полумеры тебя сбивают.

— Это с детства, — неохотно отвечает Джек, обнимая себя руками, отлично поняв, что имел в виду Блэк.

— Я не про это. Ты никогда не…

— Да, я никогда никому и не показывал! — обрывает и огрызается Фрост, вновь злобно зыркнув на мужчину, — Лишь… родители знали. Они…держали меня дома, пока мелкотой был, а потом купили линзы… И больше никто меня таким не видел. Никогда.

Ему неохотно. Ему непривычно и отчасти боязно — чего? Джек и сам хер пойми чего боязно. Угрозы ведь нет, да и Питч слишком серьезный рядом, издеваться по этому поводу явно не будет. Но Джеку все равно неуютно. Это блядь было тем что он желал вырвать и утащить с собой, это отклонение, как говорили родители, это не нужно показывать кому-либо то ещё. Это никому не должно нравиться по тем же их словам. И Джек свыкся, понял что это так. Перечитав множество статей уже когда стал взрослым, он понял что процент людей рождаемый ныне с таким цветом глаз слишком мал. Люди мутировали и светлая яркая радужка это скорее отклонение, нежели данность как сто лет тому назад, к примеру. И он видимо тоже отклонение по всем параметрам. Парень едва кривит губы, словно не желает себя принимать таким, хочет вновь закрыться, но блядь уже нечем. И его проблема все еще никак не решена…

— Визос? — прерывает лаконичным Питч, и Джеку приходится отпугнуть все гребанные невеселые мысли по поводу себя хуевищного. Суть одного слова заданного в вопросе приходит в осознание только на седьмой секунде, и парнишка неловко кивает, однако не может не дополнить, хоть и звучит сконфуженно:

— Визос-С6…

— Экспериментально-скандальная партия, выпущенная четырнадцать лет назад… Слишком многое заявили Визоские производители, и слишком бешеную поставили цену, — Питч незаметно усмехается, оглядывая сжавшегося мальчишку с ног до головы, и даже игнорирует испепеляющий злой взгляд посланный ему ответом.

— Знаю. Они пиздец сколько стоили, учитывая, что могли продержаться без сноса больше трех месяцев, — фыркает Джек, — И как раз таки один из их «брака» — та пленка из нано волокна, которая нихуя не держит влагу дольше других, но которая охуенно так обесцвечивает родную радужку глаз, — Джек закусывает губу, жмется, пытаясь обнять себя ещё крепче, нервничает и не хочет продолжать говорить, но хуй пойми из-за чего, всё же продолжает, делится, может потому что впервые эта тема обсуждается хоть с кем-то: — Мы переехали из-за этого, а после отец… Он машину продал, чтобы закупить мне эти линзы, хотя бы на первые десять лет. А после, когда уже начали кончаться, я не знаю, как, но они докупили, не стали ждать моих пятнадцати и вручили маленьким блоком на четырнадцать. Сказали мне зарегистрировать ячейку в хранилище на чужое имя и там их хранить. А через два месяца всё случилось… я оказался на улице, но выживал благодаря тому запасу, который у меня хранился.

То что мальчишке повезло и родители пиздец как подстраховались — ничего не сказать, ровно, что и нехуй говорить мальчишке, что с ним было бы, если хотя бы кто-то его увидел без линз. Однако больше сейчас Питча интересует кое-что другое, о чем он напрямую и спрашивает, несмотря на разрушенный вид парня:

— Последняя?

— Да.

— Посмотри на меня? — и вместе с тем вновь нагло заставляя белоснежного задрать голову, но мальчишка слишком раздраженный и верткий, что его непомерно так бесит и он срывается: — Да не вертись блядь, Фрост!

Ну вот зачем это этой беспардонной охуенной скотине, а? Зачем, спрашивается, Ужас его сейчас так доебывает то?..

— Мне неприятно! — силясь вырваться, шипит Джек, также пугано избегая зрительного контакта.

— Да чем же, твою мать?! — не выдерживает ебанутого поведения мальчишки и грубо дергая его к себе ближе.

— Тем, что это было последней преградой ко мне! — выкрикивает Джек, резво отстраняясь и нахуй посылая безопасность и собственный страх, потому что впервые так прямо и злобно смотрит на свое персональное смертоносное Солнце, — Никто меня таким не видел, ни разу, блядь! Только… мам… только они! И все! И никто даже не подозревал. Но нет! Тебе, сука, нужно было даже это вытащить наружу, блядь, нужно было понять, вывернуть меня наизнанку и взбеситься при этом! А я теперь стою, нихуя не понимая что и как делать, как…. как… Как блядь с наголо содранной кожей, и все, блядь, и приехали! И этого не изменишь! А ты да, ты потешил своё любопытство, ты, как всегда, принял решение за двоих и сука такая доволен! Доволен ведь, я тебя спрашиваю?!

— Значит, твою мать, раз такой ранимый и пугливый, зная о таком серьезном, стоило подумать тем что у тебя еще осталось жидкого в черепной коробке и сразу мне все рассказать и показать, чтобы твое ебанутое поведение я не принял за начинающуюся ломку!

— А ты, сука проницательная, не подумал, что я, может быть, и не собирался рассказывать и, уж тем более, показывать тебе это?

— И почему же, блядь?

— Потому что неправильный! — выкрикивает в последнем злостном порыве Фрост, наконец поняв, что так его коробит и что пугает, — Неверный… Не… нужный. Не стандарт… — и совсем опустив голову, едва различимо шепчет, — …Аномалия уродская какая-то.

Ты идиот — не срывается только по той причине, что сил и терпения на слова вовсе не осталось, испарились твари, равнозначно ярости и бешености. Ужасу хочется вновь наорать на мальчишку, хочется даже привести несколько весомых доводов, и равно хочется охарактеризовать этого индивида отборным матом, но всё что Питч делает — вновь сократив между ними расстояние, отталкивает растерявшегося в момент Джек к окну, к подоконнику, зажимает его, выставляя руки на стекло по обе стороны от плеч мальчишки и молча смотрит в лицо непонимающего ничего парня. Не сейчас этого долбаеба материть, но и успокаивать — не его конек, даже с учетом этого растерянного и испуганного взгляда ярко-голубых глаз.

Молчание на раз-два, но им похуй, потому что один винит себя и считает что это предел и последняя моральная стена, сломанная и назад всё — тупо нет пути, а другой просто прикидывает в уме нужные адреса, маршруты, схемы зданий и точки сходок контрабандистов.

— Дебил, — едва слышно цедит Питч через две минуты полного обоюдного молчания и игры в гляделки. И еще раз оглядев мальчишку, отстраняется от него так, что неприятный скрип стекла режет уши.

И пока белобрысый дурень немного в ахере и прострации, накручивает как всегда себя, Блэк прекрасно понимает что так оставлять дело нельзя. Не с Фростом и его ебучим везением, не с этим пиздец каким важным открывшимся фактом.

— Сиди здесь, и сука даже не вздумай куда-либо съебывать, — кидает сухо Питч, на ноуте уже быстро узнавший нужное расположение кое-какой маленькой базы, — И не дай ебучий шестьсот четвертый ты нацепишь то что в ванне лежать осталось, — предупреждающе оглядев сжавшегося и ничего еще не понявшего парня, но кивок в ответ Питч получает, наигранно раздражено хмыкает и, захватив куртку, уходит, громко хлопнув дверью и закрыв на два оборота.