Вернуть! Вернуть самовольную тварину, и вбить в тупую беловолосую башку, что лишь он здесь главный! Что только на его условиях мальчишка будет здесь жить! Только с теми эмоциями, которым он позволит ему быть, без требований и своих ебучих капризов!
Ты хотя бы сам себя слышишь?
Едкость шизанутого подсознания разъедает, прогрызает надуманные ненужные причины. И, сука, прекрасно становится понятно, что это лишь оправдание для раздутого эго и самомнения. Он сука просто до кровавой пелены бесится от ухода Джека, и поднятых в пылу скандала тем, бесится с себя же и с того, что на словах, ебнат, молодец — послал, оскорбил, на словах даже себя выгородил, только на деле…
Блэк скашивает звериный взгляд на монитор ноута, на двадцать кубиков — разных камер, и приглушенно рычит. Его нигде нет. Этого ебучего белоснежного смертника нигде нет!
Но блядь, конечно же! Это всего лишь злость! Мальчишка всего лишь посмел поднять ненужные темы, — объясняя самому себе и одновременно понимая, что может спокойно над собой поржать. Поздно, блядь, сваливать всё на гольный инстинкт и эгоизм.
Временная собственность, да?
Тогда какого хуя ты сейчас бесишься диким зверем, и готов весь город перерезать, дабы его найти и приволочь обратно?
К противоречиям внутреннего конфликта, к тому, что это уже нихуя не временная «собственность», прибавляется ещё и впервые ощущаемое отторжение. Отторжение мысли, что этот сученыш стал настолько… важен? Да блядь бред!
Он отталкивается руками от стола, едва сдвигая его под скрип ножек, и вновь начинает расхаживать по комнате, морщась, что сигареты закончились вот уже как три часа назад.
Так, если просто надумка, если не важен, если так уж похуй, оставь его в покое! Сучка сама вернется, приползет к тебе… И вновь завалишь его, оттрахаешь хорошенько и всё придет в норму. Будешь медленно резать ему глотку, слизывать дурманящую кровь и жадно вбиваться в ломкое белоснежное тело, охуевая от наслаждения. Всего блядь делов-то! Выключи камеры, сверни эти ебучие программы и займись настоящим делом!
Так и нужно поступить. И, сука, он поступит. Ведь это всего лишь трах. Привязанность его зверя к редкому экземпляру. Всего лишь…
Ужас оборачивается вновь к столу, смотрит на скучные кадры онлайн камер и фыркает пренебрежительно, медленно подходит ближе. Замирает, задерживая пальцы над клавишей «Esc». Одно движение в простое доказательство, что на отъебись этот мелкий ему не нужен. Одно движение, дабы доказать и ему, и себе, что действительно ничего серьезного, действительно лишь… временная собственность. Два сантиметра над клавиатурой, один…
Несдержанный рык, и схватив первое, что попадется под руку, с разворота швыряя тяжелую коробку с дисками в стену возле входной двери. С грохотом цветные односторонники разлетаются в разные стороны, вылетая из пластиковых упаковок, и глухим звоном падая на пол.
Что блядь происходит…
Он дышит через раз, быстро и глубоко, непривычно нервно для себя, не понимая, почему не может успокоиться, и дрожащими пальцами зачесывает выбившие пряди волос назад.
— Что происходит?.. — хрипло на грани слышимости, но всё же в слух, анализируя пиздец творящийся в мыслях, и что хуже, где-то под грудной клеткой, где давным, блядь, давно поселился зверь.
Оборачиваться и смотреть на ноут нет никакого желания, и так, сука, ясно как день, что хуй он отключит камеры, ровно, как и забьет на эту белоснежную паскуду.
Отторжение и непринятие своих же мыслей медленно осыпается, и Блэк, наконец, чувствует первопричину злости и своего общего ебнутого состояния, чувствует, что под этим всем мечется тот же зверь… только, блядь, впервые напуганный зверь. Своими же эмоциями и напуганный.
Нихуя не временная. Нихуя не собственность.
Найти? Приволочь обратно? Отравить? Пулю в лоб? Дать разъяснительную работу или промыть хорошенько мозги? Оформить нормальные документы и выслать в другой город? Дать шанс на новую жизнь? Или всё же перерезать глотку?
Когда грозит опасность, когда есть преграда или же всё вместе, сразу появляются варианты, как от этой ебучей преграды-опасности избавиться. Избавиться раз и навсегда. Вот и варианты скопились…
Действительно уверен, что все эти варианты прокатят? Такой наивный или первый год с самим собой живешь? Реально?
Думаешь, поможет? В хуевом случае, думаешь, рука поднимется на него? Даже мысленно? Если уж представить этого не можешь, закрываешь даже образы этого от самого себя… А в хорошем… Даже если не будешь знать где он, даже если отпустишь. Промыв самостоятельно ему мозги или запугав... Уверен, что тебя остановит незнание города? Ты его из-под земли достанешь. Признайся уже…
Послать себя же — клиника. И он лишь бесится, невозможно бессильно взвыв, словно попал в какой-то ебучий капкан.
Знал же раньше, понимал! Но нет! И этот идиот… Слишком… верный. Идиот. Сволочь! Тварина, которая…
Питч взвинчивается окончательно, но запрещает новым подстегивающим мыслям появляться, ровно, как и отрекается от своего же страха, и того, что стоит за этим страхом. Он хуй поддастся этому, и уж тем более подпустит к себе этого белоснежного сученыша. Верное в этом ебучем скандале было одно — его слова — он давно перестал за себя бороться, и всё давным-давно похерил. И из-за какого-то шлюховатого пацана меняться или что-либо изменять не собирается. Не в сценарии проклятущей жизни. У него здесь одни смерти, грязь и личностная ванна наполненная кровью проклятых грешников. Вот это его реалия, а не ублюдский мальчишка вбившийся в голову лишь своей внешностью.
Упертая хладнокровная тварь, желающая лишь выжить!.. Хорошо. Давай посмотрим, что будет дальше. Насколько тебя хватит с такой тактикой…
Но Ужас херит голос в голове, своё же блядское недоздравомыслие, которое всегда и выручало, и плюет на глубинные мысли и страхи своей бешености. Плюет на первопричину того, почему так желает вновь найти и вернуть мальчишку.
Он останавливается на том, что ему пока что нужен этот бессмертный долбаеб. Никаких необходим. Просто нужен. Просто он не… наигрался с ним.
Тошнотворное и грязное после этой аналогии поднимается изнутри, и у него такое ощущение, что сейчас сам себя же этими словами и обмазал, как гноем, а не сравнил мальчишку с высокостатусной игрушкой.
— Ублюдство… — цедит хищник, но всё же сдается. Зная, что не сможет ждать. Прекрасно уступая хотя бы этому внутри себя. Чувствуя, что это его сожрет, медленно, но до конца.
Он найдет его… А потому загоняться уже нет резона.
После. После того, как найдет, после того, как вернет… Он всю ебнутую душу из Фроста вытащит, поиздевается над ним знатно и навсегда покажет, что этот блядский альбинос для него не больше, чем игрушка. Чтобы, тварь мелкая, больше не смел выдвигать свои ебнутые предположения и чего-то хоть требовать.
Благо ноут после всплеска неконтролируемой агрессии цел, и программа с онлайн камерами так же в норме, и можно собраться с мыслями, и проанализировать, куда Джек смог съебаться после того, как сбежал с территории Севера.
Три ветки метро. Две из которых в А7, и последняя за Кромкой. Первая совсем заброшенная, вторая — та, по которой он вечно добирается. Возле второй, которой они пользовались, камер нигде нет, лишь через улицу, через промежуток домов выходят на центральную А7. Но там по камерам мальчишка и близко не был замечен.
Питч просчитал точное время, за сколько бы быстрым шагом Джек до туда добрался, и уже оттуда смог бы упиздовать, либо до своих приятелей, либо на Кромку, либо в общаги.
Но в определенное время — с погрешностью в плюс-минус десять минут — его не было, камеры вообще никого не засекли в такую ебическую жару. Третью, самую длинную ветку метро он не берет в расчет, с самого начала не брал. Та темная, под конец не освещаемая и ведет к заброшенному нагромождению магазинчиков-будок за Кромкой. Там тупик, и пиздец резонно вколоть себе в ногу или руку какой-нибудь ржавый кусок старого металлолома.