А смешки всё не смолкают.

И ему, конечно же, не хочется заходить в комнату, но, всё же… Любопытно.

— Ну, а хер ли вы хотели? Думали, будет проще? А нихера! Я вам скажу, что… — распинается в шрамах паренек, но его перебивает другой, боле крепкого телосложения и с ядовито-желтыми волосами, пихая в бок:

— Да заткнись, Нас. И не матерись при ребенке!

— И кто тут ещё ребенок? — он заходит в операционку всё же первым, посасывая через трубочку оставшийся на дне стаканчика сладкий холодный кофе-шок, и смахивает с лица черную челку, яростно кидая взгляд на этих трех придурков позади себя.

— Да ладно тебе, Дай, — ерошит волосы пацаненка старший из Троицы, тот самый из района С17 — Лиот, — Парни любя. Не бери близко к сердцу.

— Угу, любя! Их за это любя мой Бес вздернет, — Дай оборачивается на Лиота, смотрит всего с секунду, но хищно неестественно жестоко растягивая губы в улыбке, — И тебя тоже. Медленно, тоже «любя». Ведь я неприкасаемый.

— Гм… В общем… — от черного взгляда пацанишки тушуется Лиот и переводит тему, кивком головы указывая на операционный стол, — В общем, вот. Как вы и просили. Мы нашли его. Точнее ебаным чудом выловили. Случайно, что аж пиздец.

Дайли лишь лениво переводит взгляд, осматривает отключившегося на столе пацаненка, морщится брезгливо, скрывая под этой гримасой непонятную ему эмоцию. Действительно ведь — один на сто тысяч или на миллион. Уникальный. Легкая игла зависти прошивает затылок волчонка, но Дай лишь скидывает это чувство и холодно ухмыляется.

— Прекрасно. А теперь товарищи, внимайте! Ваша первоначальная и главная задача, если уж не поймать приоритетного, то над этим сученышем прекрасно поиздеваться.

«Ведь должна же быть хоть какая-то справедливость!» — возмущенно думается подростку.

— Кстати, — Дай вновь оборачивается к позади стоящим парням, — Где вы его выловили?

— Да мотался неприметной шлюшкой по Кромке, точнее почти за, рядом со старыми линиями метро. Видимо ебнулся совсем из-за жары, в прострации или под кайфом. Даже не замечал нас до самого последнего.

— Ааа… А я думал будет сложнее, — кивает важно Дайли и вновь прикладывается к погрызаной темной трубочке, громко посасывая оставшийся на дне кофе, делая несколько последних глотков и, оторвавшись, дает последние наставления, — В общем, вы знаете, что делать. Поиздевайтесь, помучьте, только чур без всякого секса…

— Мы по девочкам, — мерзко ухмыляется Нас, и даже не обращает внимания на тихие маты своих сотоварищей.

— Да мне похуй по кому вы! — рявкает внезапно Дай, сузив опасно глаза, так, что ухмылки и неприятные улыбки слетают с лиц парней, и их отрезвляет на миг этот непредсказуемый, но смертоносный взгляда пацана, — Я просто… не люблю всю эту муть. Да и в конце нам нужен определенный результат, без всяких извращенств. Больше эстетики, мальчики! Больше безумия нужно вложить в этого сученыша…

Волчонок хлопает по плечу Лиота, и подмигивает специально. Желание обернуться и посмотреть ещё раз на бессознательного уникального велико, но Дай себе запрещает, и в молчании, пока Троица дожидается его последних слов, обдумывает весь план ещё раз, и как-то с грустью смотрит на пожеванный кончик трубочки. Жалко, что вкусность купленная любимым так быстро кончилась, хотя он и старался растянуть на несколько часов. Но здесь о таком грустить не стоит, и парнишка вырывается из собственных образов, мотая головой и опять позволяя челке закрыть пол лица.

— Завтра к вечеру он должен быть готов, — спокойно произносит Дай, все же собравшись с мыслями и осматривая каждого из Троицы поочередно, — И никакой кислоты и жестких пыток! Всё аккуратно, все благородно, без звериных ваших замашек. Мы должны подготовить идеальный подарок Ужасу. Думаю… — он всё же закусывает губу, забавно склоняя голову вбок, — …Он заявится за белобрысым или поймет, что случилось только к завтрашнему утру, не ранее. Потому время у вас есть. Двенадцать часов минимум. Развлекайтесь, ребята. А мы с Каем позвоним вам завтра. Чаушки!

Темноволосый мальчишка ещё раз приободряющее подмигивает всем троим парням и, протиснувшись между ними, уходит из операционной, впрочем, как и желает покинуть эту глупое, однако пока ещё надежное укрытие. Не по себе ему в этих железных коробках, особенно когда из-за жары где-то совсем вверху металл крыши начинает скрипеть из-за раскаленных лучей солнца.

Дайли не сомневается в исполнении его слов, однако вот в том, что они полностью его послушают и сделают всё эстетично… Однако, успокаивает наверняка то, что эти садисты ограничатся бестелесным, более психологическим насилием над мальчишкой. И это правильно.

Маньячную улыбку Дай скрывает, низко опустив голову и прикрыв лицо челкой. Как же хорошо всё сегодня утром сложилось! И план, разрабатываемый целых десять дней, с учетом последних записанных наставлений давно сдохшего Правителя, более чем удачно теперь исполняется.

— Ты выживешь. Ты должен!

— Кому?

— Себе?

Он распахивает глаза, с беззвучным на губах — «Питч!» Только ядовитая лампа над головой безучастна и лишь слепит ярко, отчего глаза слезятся и болят. Приходится жмуриться, и быстро вновь всё вспоминать. Напоминая себе попутно какой же долбаеб. А то, что долбаеб и все ещё тот же наивный мелкий пиздюк — стопроцентно. Умудриться после всего охуенного попасть в эту облаву, а до этого в пух и прах разосраться с Питчем — верх его ебанутства!

Джек прикрывает глаза и не верит сам себе и своим воспоминаниям. Надо было вступать в спор, вот надо было ему!.. Заикаться о том, что… Парнишка всхлипывает, не может сдержаться, не может больше врать себе, в какой же он жопе находится. И полбеды того, что вновь на столе шизоидов, его, как полностью ебанутого с диагнозом, больше волнует их ссора. То что наговорил, то что наговорили ему, и страх, что они больше не увидятся, он не увидит своего Ужаса, свое Солнце, более явственно вгрызается в душу нежели возможные предстоящие пытки.

— Всё чего я хотел — предостеречь, попросить беречь свою жизнь… — Джек щурится смотря на белый свет, — Всего лишь, чтобы ты берег свою жизнь, потому что я не переживу, если что-то с тобой случиться. Хотел сказать, что… у тебя есть я, есть тот к кому можно вернуться, ради кого стоит жить…

«Уверен, что ему в принципе важно, что ты есть, и ради тебя он должен жить? Так наивно думаешь, что ты ему настолько дорог, что это будет служить стоп краном или тем самым буфером? Той самой волей вернуться живым? Не забыл, что ты лишь временная собственность, за которую он и нахуй не будет воевать? С тебя лишь поржать, идиотина.»

Взвыть в голос, мерзко ощущая, как эхо отходит от белого кафеля стен и звоном слышится в собственных ушах. Да что ж за блядство! Как же он устал! Устал от этого пиздеца! Устал! Устал! Устал!!!

Джек бы тряхнул головой, или смахнул тыльной стороной кисти слезы, что стекают по вискам, неприятно затекая в уши, но руки привязаны, шея фиксированная ремнем, тело подобно мокрой вате и не слушается вовсе, и даже ног он своих уже не чувствует. Хреново это.

Про то, что и в этой ситуации его спасут, Ужас примчится и всех убьет, вновь его вытащит, на самом деле речи уже идти не может. Во-первых, Фрост слишком достал своего единственного, во-вторых, Фрост даже не помнит, где его выловили и сколько уже прошло времени, были ли рядом камеры, когда его вылавливали.

«Ебаный мальчишка, верящий в розовый замок и благородного принца спешащего тебе на помощь!»

Да нет. Всего лишь в однокомнатную квартиру в центре Призрачного Севера и в истинный Ужас 604, всего лишь. Верю в то что видел, и всё ещё…надеюсь? Люблю сильнее? Несмотря ни на что? Вопреки всему?

Джек ядовито улыбается, чувствуя, как трескается от этого кожа на губах, но все шире растягивает губы в улыбке и жмурится, не зная чего ожидать дальше, лишь спятивши фантазируя. В реализм он больше не хочет, насмотрелся, научавствовался.

Смешки и разговоры с той дальней комнаты раздаются неожиданно, приглушенно, но теперь более близко и это заставляет Джека вновь напрячься.