— Эй? Фрост, твою душу? Ты меня слушаешь? — громко рявкает Джейми, стоя напротив парня и щелкая перед ним пальцами, — Прием! Ты здесь? Что вообще сегодня с тобой творится?!
— Да что ж ты орешь то так, половина А7 тебя уже услышала, придурок! — отмахиваясь от протянутой руки, что норовила сбросить капюшон, морщится юноша, раздражаясь даже пусть от невинного, но всё равно внимания по отношению к себе. Он этого не любит, и ненавидит прикосновения…
— У тебя зрачки расширенны… Дыхание сбито. Что, опять энергетик? — сменяя свою придурковатую легкость и задор, на холодную проницательность, выдает Джейми, с недовольством пытаясь посмотреть в серые глаза приятеля.
— Не твое дело. Мне без него не добраться до других, да и обратно…
— Обратно в глушь Кромки тебе тоже не добраться, учитывая, что эта дрянь на тебя действовать стала хлеще прежнего! Совсем сдурел, или хочешь кони двинуть?
— Не твое дело, сказал же! — морщась от поучительного тона в котором действительно слышится беспокойство, Джек на автомате забирает из рук паренька пластиковые пэйнты, и несколько пачек сух пайков, и в отдельном пакете банки с жидким белком и тем самым проклятым мясом.
— Доведешь себя, — хмыкнув на мрачного Фроста, Джейми не глядя берет у него карточки и несколько талонов оплаты за прошлые две недели работы.
— Моё дело. Хотя не стоит переживать и в данное время подыхать я не намерен, так что возможно еще загляну на днях, не получится — значит уже после жары…
Джек даже не прощается, просто сразу все скидывает в рюкзак, рассовывает нужные деньги и кредиты по карманам, и вновь хорошенько закрепив черный рюкзак на спине, быстро выходит из прохладного магазинчика-морга. Острый взгляд осматривает множество тварей, что как пираньи снуют по всем направлениям, интуиция пока молчит, а значит слежки за ним пока нет, потому Фрост вновь сливается с общей массой, надеясь заскочить еще в одно место перед тем, как выбежать из этого балагана, возвращаясь в ставшие почти родными края Кромки.
Как глупо… Считать хоть одно место в этом городе почти родным…
Он хрипло выдыхает, глухо опускает рюкзак рядом с разворошенной кроватью и нараспашку открывает окно, вопреки остальным соседям по кварталу. Да, он псих, никто и не сомневался… особенно сам.
Темные облака нависшие над далекими шпилями почти скрывают острые верхушки, разряды ярко-фиолетового цвета пробегают изогнутыми молниями над городом, словно внизу и так не хватает ярких, неоновых вспышек от закоротивших рекламных баннеров. Парень щуриться от ядовитой цветовой гаммы, что давит на зрение постоянным миганием и фыркнув, отходит от окна, сразу же заваливаясь на кровать и закидывая руки за голову.
Едкий воздух с ощутимым дымом от химии пробирается в темную комнату, освещаемую лишь изредка вспышками молний и неоновых подцветок, и вместе с легкими порывами летнего ветра заносит капли начавшегося ливня.
Скотство. Но так приятно почувствовать на себе холодные брызги дождя и ощущать сквозняк, что заставляет разгоряченную кожу покрыться мурашками. Ради этого стоило со скоростью метеора нестись обратно по Кромке и, не взирая на боль и недосток кислорода в легких, перепрыгивать через метровые препятствия, и даже не заботясь о том, что наступил темный вечер…
Всё, он точно труп на ближайшие сутки. Ухмылка криво бежит по бледному лицу, а веки невольно опускаются, но он всё еще в сознании, пытаясь расслышать окрики в подъезде и включенное на полную мощность радио в соседней комнате. Опять новостные блоки, со звоном гремят арматурой — видимо решили этими палочками в случае чего защищаться. Джек вновь гадко ухмыляется, прекрасно зная, что от монстра не убежать и не защититься.
«И тебе не защититься… И ты это знаешь», — шепчет подобно змее внутренний голос, но сил его прогнать или переключить мысли нет, боль с каждым новым стуком капель по подоконнику, распространяется по всему телу, вгрызаясь стальными челюстями.
Ему хочется выгнуться дугой на кровати, завыть в голос или прокусить губу до крови, настолько организм отторгает синтетические добавки, что просочились в кровь, но ничего из желаемого Фрост не делает. Он просто тяжело дышит, плотно зажмурившись и стараясь отвлечься на шум усилившегося ветра и дождя, и мерзкий вдалеке, скрип от проезжающей электрички.
Как же ему осточертел этот город, эта жизнь и как же он ненавидит собственное бессилие, даже сейчас, бессилие от невозможности скорректировать мысли и запереть в дальнем ящике подсознания картинки прошлого. А всё ведь начиналось с обычной вылазки по Кромке… Парнишка ощетинивается, преодолевая боль в грудине, и с хрипом вытягивает вниз руку, нашаривая рядом проклятый рюкзак.
Пару крепких ругательств сквозь крепко сжатые зубы, вжикает молния на боковом кармане и слышится плеск в пластмассовой банке. Вновь несколько глубоких хриплых выдохов, под зажмуренными веками проносятся картинки сегодняшнего дня, крики, маты… Шум, воспоминания о комендантском часе, невольно мозг начинает паниковать от сменяющихся слайдов и Джек чувствует, как подступает новая волна паники.
Нет.
Только не снова.
Одновременно с агрессивным шипением на самого себя щелкается крышка банки и делается первый глоток практически безвкусной желтовато-молочной жидкости. Парень морщится, не хочет открывать глаза и на ощупь ставит баночку обратно на пол, откидываясь на старое подобие синтетической подушки.
— Не смей… — шипит он в пустоту, и морщиться от своего скрипучего голоса. Вроде сегодня точно не орал… Ан нет… Это все чертов энергетик. Он же еще с повышенной дозой углекислоты, что обдирает гортань не хуже наждачной бумаги.
«Какая досада, наш мальчик не может не только шевелиться, и собрать мысли в кучу, но и говорить тоже не способен…» — ехидно подцепляет подсознание и от этого становиться более тошно, так, что хочется удавиться. Но новый раскат грома и яркая белая вспышка отвлекают, и немного успокаивают разыгравшееся воображение.
У него с дождем ничего не связано… С летом и жарой — да, в это время объявляется ублюдский Ужас, с зимой связан холод и боль от ненавистного одиночества и пустоты, с засушливым ветром и тихими весенним ночами… тот гребанный этаж небоскреба, и ненавистный белый свет от прожекторов, но вот с дождем — практически ничего. Дождь его спасает. Единственно отвлечение от боли физической и морального пожирания себя, хотя…
Фрост улыбается вымученным оскалом.
Уже сожрать то и нечего: один стальной каркас переломанных костей, напрочь испорченные химией внутренности и черный клубок эмоций, который только с виду живой, хотя на самом деле это просто сокращение мертвых мышц… надежд, мечтаний, чувств. Всё атрофировано.
Надсадный, хриплый смех заполняет комнату, приглушая посторонние звуки и создавая жуткое ощущение одного психа в закрытой камере больницы.
Как же ему надоело быть… Просто быть!
Фрост сглатывает, чувствуя как горло першит от каждого движения, но не обращает на это внимание, вновь улыбается и вспышки молний соединяются со слайдами-картинками в голове, отчего создается сюрреалистичная картинка что происходит всё заново. Боль из-за энергетика добавляет реальности происходящему, и в голове и в эмоциях.
Эмоции. Есть они у него? Остались ли еще или это просто одно название вровень и засохшим чувствам? Он хочет порвать этот круг, и больше не спрашивать себя, больше не влезать в глубины души, проверяя, есть ли изменения в этом черном клубке.
Да нет же!
Нет изменений, и не будет! Он всего лишь… функция. Всего лишь направленное живое существо, которое живет — старается выжить, но не больше. Робот, андроид, киборг? Как там писалось в фэнтезийных книжках полувека тому назад?
Бред! Он — просто идея. Он просто существует и знает, что ему нужно выжить… Но самого желания жить, вот чтоб с эмоциями, рвением и красочной пеленой перед глазами, нет… Сердце не стучит быстрее из-за чувств, адреналин пусть и зашкаливает, но только на стимуляторах, ему почти не страшно за следующий день, уже почти не страшно, потому что жить не для чего, не для кого.
