Питч злобно ухмыляется и встает, покровительственно возвышаясь над беловолосым мальчишкой, который все также не отводит от него наивного, равно щенячьего, взгляда.

— Тем более я не так глуп, чтобы всю вину спихивать на неопытного наивного Духа, который три сотни лет тому назад из пеленок вылез. Ты не знаешь меня и недооцениваешь, Фрост.

— Но… Что же теперь? — Джек запихивает свои внутренние возгласы куда подальше, действительно понимая, что выяснять их отношения это последнее что нужно, и задает тот вопрос, который действительно важен. Для него, для, наверное, самого Кромешника… Для детей и Хранителей в будущем.

— Собираюсь исправить то, что творит твой любезный золотой друг каждую ночь, — Питч улыбается Джеку настолько хищной и в то же время многообещающей улыбкой, что опасный колкий холодок впивается иглами в спину Фроста. Но на ужас и подлое ликование одновременно, юный Дух ничего против не говорит, даже не имеет. Лишь кривится от упоминания золота и отводит, наконец, взгляд.

— Делай, что хочешь… Только детей не… не… — Джек не может это сказать, даже вымолвить не может и до белых костяшек сжимает руки в кулаки, а вокруг него расползается круг острого инея, раскрывая тем самым все его внутренние переживания и боль.

— Не убивать? — хмыкает Король Кошмаров, — Кто я по-твоему? Маньяк? Садист? Тварь из глубин, что похерила последние остатки здравого смысла и эмоциональных связей? Или считаешь меня таким же фанатиком, как твои дражайшие Хранители? — Кромешник конечно же не может не вставить издевку, несмотря на всю печальную ситуацию, для Фроста будет полезнее, как минимум та же злость, к которой мужчина постепенно его толкает, — Пойми, Джек Фрост, я — лишь Дух Страха. Тот, кто держит твоих любимых деток в праведном страхе, тот, кто естественно питается их страхами, насылает Кошмары, но я не убийца, по крайней мере, я никогда не убивал людей, тем более детей и существ, которые не могут за себя постоять.

— Прости… — прикрывая глаза, впервые Джек говорит с полным осознанием того, кому и для чего это извинение. Он знает, каких наломал дров и это минимальное, что может сейчас сделать. Это кажется ему маленькой крупицей, того что нужно исправлять.

— Не мне. Себе это скажи и прости.

Серьезный и вовсе без злобы или насмешек голос Кромешника раздается над головой парня, но когда Джек резко распахивает глаза, осознавая суть сказанного, и вновь поднимает голову, чтобы посмотреть Королю в глаза, того уже нет в подземельях. Только тени ласково стелятся возле босых ног парня, окутывая на дикость живым теплом.

***

Он медленно исправляет за добрым, очень, твою мать, добрым, Песочником сны. Превращает золотой песок в чернильный — крупицу за крупицей. Крадет и себе немного, восстанавливает силы, изменяет слащавые сны изощренными Кошмарами, потому что простые уже на добрых бесстрашных детей не действуют, вскармливает новую армию Кошмаров и медленно сплетает новую опасную игру, действительно теперь серьезную для Хранителей.

Джек же, только на следующие сутки, и то под вечер, выбирается наверх. Он сидит возле одной старой ели, без посоха, молча и почти не шевелясь, смотря вдаль — на кусок леса и ещё даже не до конца застывшее озеро; пусть и конец осени, но теплый, даже морозов особых не было, а он… Он и не хочет морозов.

Питч появляется бесшумно, мрачной тенью нависая над мальчишкой, злится на него, хочет ещё одну или даже две пощечины залепить, так, чтобы парнишка вновь взбрыкнул, начал махать своим дурацким посохом и даже обвинять во всех грехах мира. Такой увядающий Джек — унылое зрелище. Сломанный своим же лелеемым светом, Джек.

— Долго будешь сидеть? — раздраженно кидает Кромешник, но пока что попыток физически разозлить парня не делает.

— Не знаю. Если я тебе мешаю, могу улететь…

— Как же! Разбежался, мелочь, — фыркает Питч, явно своим тоном давая понять, что это слишком тупая идея для Фроста.

— Тогда, можно я останусь на твоей территории ещё какое-то время? — Джек не поднимает головы, по-прежнему же смотрит вдаль, но в душе под эти слова что-то едва шевелится, будто затаенная надежда поднимает свою голову.

— Ты можешь оставаться здесь и в подземельях сколько угодно, Джек Фрост, — намного спокойнее заявляет Кромешник, удовлетворенный тем, что выбрал юный Дух, и вновь исчезает черной дымкой, чтобы продолжить свой план, чтобы подготовить всё и ждать нужного ему момента. Джека же с этого времени защищают Кошмары.

А время утекает, ровно, как и воспоминания Хранителей о том, что был такой мальчик — Джейми, ровно, что и где-то есть ещё Джек Фрост. Они даже не чешутся, не ищут, отмахиваясь — мол, он вновь играет или до основательной зимы заснул где-то в горах, под шапками вечных снегов. А Король Кошмаров в тенях, подслушивает, скалится хищно, желая разорвать их всех в ту же секунду, но дослушав не значащий разговор, лишь ждет нужного времени, вновь пускает по миру новых теней и Кошмаров, и под утро возвращается к себе, проверяя состояние мальчишки.

***

Джек не сразу оживает. Джек на медленной реабилитации, и Питч его не торопит. Не трогает, не вмешивается, когда не надо. Но он рядом. Всегда старается быть рядом, когда Снежному недоразумению это необходимо.

Через полгода Джек уже свободно гуляет по подземельям и едва улыбается Кошмарикам–коням, которые порой устраивают глупые гонки за мелким зверьем в лесу на поверхности. Джек не знает, что Питч за ним наблюдает всё это время, но Джек единственному, кому позволяет теперь себя видеть и говорить — он — Король Кошмаров.

Проходит ещё полгода, прежде чем Питч набирает свою былую мощь и даже намного больше. А Джек так же любит просторные виды леса и глади нетронутого человеком озера. Парень сидит, так же как и тысячу раз до этого, возле берега, поджав ноги к груди, и смотрит вдаль, не понимая, почему ему порой становится так неуютно от родной ледяной стихии. Ему становится холодно, мерзло, гадко… одиноко. Вот и сейчас так же. Ведь вновь конец осени, и скоро зима…

Ему холодно и неуютно, до тех пор, пока теневой теплый плащ не накидывается на плечи, и Фрост впервые чувствует столь родное, давно забытое, тепло и спокойствие, растекающееся нежной волной по его давно мертвому телу. Он в ту же секунду оборачивается, но темная фигура на грозном коне-Кошмаре уже исчезает в тенях, а сумерки сгущаются над лесом. Джек же впервые за прошедший год улыбается не проделкам теневых существ.

Морда ещё одного Кошмара тычется в плечо парня, и он по привычке чешет черного коня, смотря в то место, где секунды назад был Питч. Почему-то ему хочется, чтобы сегодня Дух Страха вернулся пораньше и вновь провел с ним время. Подольше. Побольше. Почаще.

Тепло вновь разливается под замершим сердцем, и пустота внутри, наконец, начинает отступать, уступая место чему-то более мощному, неумолимому и одновременно настолько щемяще хрупкому.

Но этого Фрост вовсе не боится, лишь с пробуждающейся индифферентной жаждой ждет следующего вечера, когда вновь почувствует это тепло или услышит шелестящий глубокий голос Короля Кошмаров.

***

Джек мается ещё с три недели, а на носу уже Рождество, но ему плевать, не это его тревожит — не это и не то, что Король Кошмаров полностью восстановил свою былую мощь. Нет, не ту, которая была четыре года назад, а ту — в темные века. Да он смог, и для Джека все ещё загадка, как такое возможно. Из-за чего и… ради чего?

Однако Джек не находит себе места, и после нового неожиданного теплого скопления теней вокруг себя, которое конечно же наслал Кромешник, не может больше оставаться здесь. Колышущеяся внутри недосказанность и неправильность больно колет острым крыльями, и подгоняет, не дает возможности больше молчать, закрывать глаза на всё, что происходит с ним. С ними. Между ними. Целый проклятый год, и эти новые эмоции, которые его вгоняют в ломку, когда… Питча нет рядом.

Морозный Дух довольно быстро находит свой посох, который полностью запылился за это время, лежа в тени подземелий, и моментально перемещается туда же, где чувствует самый чернильный шлейф Кошмаров и теней. Это происходит так же, как и год назад. Он не знает, как с помощью Тьмы и поднявшегося вокруг него бурана он смог так переместиться, но объединенная магия двух стихий — последнее, что его сейчас волнует. Не тогда, когда внутри всё горит от жадного желания увидеть и высказать всё, что вертелось на языке последние три месяца одному конкретному Королю Кошмаров.