- Сейчас, все эти мухи рассосутся, и двинемся с тобой, ты ведь торопишься искупаться в море? - болтала ногами Оля на старой деревянной скамейке в зарослях кустов.
- Я почти тридцать лет не видел моря, так что пару часов могу и подождать, - отвечал Макс, играя на солнце вином на дне кружки.
- Слушай, тебе наверное непривычно пить вот так, у вокзала, в кустах? - вдруг забеспокоилась Оля.
- Не только привычно, но и комфортно и интересно, - сказал Макс, и пояснил Оле про "экстремалки".
Оля слушала с интересом. Максу показалось, что она раньше представляла жизнь в столицах как нечто степенное, связанное с сидением в ресторанах, походы театры и кино и нанесение визитов друг к другу в костюмах и по выходным.
- М-да, представляю "экстремалку" у нас, - задумчиво сказала Оля, - автобус в поселки ходит раз в сутки - утром туда, а вечером обратно. Если только накачаться вином и в полях ночевать остаться, но лишь бы змеи не покусали...
Оба рассмеялись, и пожалели, что вино так быстро кончилось... Впрочем, к идее "экстремалки в поля" решили еще вернуться. Дальше грязная, душная, засиженная мухами маршрутка понесла их в сторону Анапы. Разговор, "смазанный" вином, шел легко и свободно, и Макс поймал себя на мысли, что уже задерживает взгляд на тонких губах Оли, на ее развевающихся на ветру волосах, ее немного водянистых серых глазах...
- Сейчас найдем тебе жилье, через час уже сидеть, сохнуть на Солнце будешь, - деловито рассуждала Оля.
- А где же море, в какой стороне? -Макс почти высунулся из окна маршрутки.
- А оно с двух сторон Анапу омывает, - поясняла Оля, вытягивая изящную руку с каким-то запредельно тонким запястьем, - вот там и там.
- Те белые шары - обсерватория? - спросил Макс, показывая на горы вдали, которые видел впервые в жизни.
- По-моему, какие-то военные объекты, - поясняла Оля, - у папы был приятель оттуда, все спирт носил (Макс заметил, как по серому взгляду пробежала печальная дымка). - Но, по-моему, года 3 назад часть оттуда ушла.
- Смотри, сколько планов, - вертел головой Макс, рассматривая показавшийся за окном частный сектор города, - в горы сходим, в поля съездим!
- Давай тебя устроим сначала и в море искупаем, - смеялась Оля. Смех у нее был суховатый, как у человека, уже много пережившего и потерявшего. Макс подумал, что, несмотря на 12-летнюю разницу в возрасте, Оля - тоже, как и он, "человек 90-х" с присущими им не только манерой одевать что под руку попадет, но и мрачноватым юмором и относительным цинизмом.
Вышли на Гребенской улице и стали подыскивать Максу жилье. Это удалось не сразу: большинство сдаваемых номеров было двухместными, в центре было очень шумно и мало зелени, и жить в окружении ночных баров и дискотек не очень хотелось. Так что парочка продвигалась по улице все дальше от Центра, по наитию сворачивая то на улицу Маяковского, то на улицу Толстого, в итоге сняв Максу отличную большую комнату в отдельном домике на одном из Партизанских проездов.
- Здесь вообще-то уже ближе другой пляж, галечный, - поясняла Оля, - но если он не понравится, на Центральный тоже ходить не так далеко.
- Надеюсь, здесь на набережной есть ресторан, - Макс решил взять инициативу на себя, рассматривая тонкие ключицы, проступающие через белую обтягивающую рубашку.
- Не знаю, - Оля неопределенно повела плечами, - здесь полно всяких санаториев, так что должно быть.
<p>
5</p>
Оля оказалась идеальной в обхождении: слишком скромной не была, от приглашения в ресторан не отказалась, но "туман" не наводила, была естественной, болтала умеренно, о чепухе вроде цен на одежду не разговаривала, болезненные темы вроде смерти родителей не обходила, хотя и сама не поднимала.
После ресторана в тот первый день они пошли на галечный пляж и долго купались. Хрупкое Олино тело залезло в воду легко и свободно, как рыба, а вот Макс долго поеживался (он представлял южное море, все же, теплее), переступая на скользких камнях, пока наконец не поплыл. Это было чудесно: купаться в чистейшей воде, в которой видны стайки микроскопических рыбок, аурелии, камни на дне, поросшие ярко-зеленым мхом...
День, начинавшийся с "медитации" в опостылевшем поезде и вдыхания куриных запахов, оказался словно перенесен в рай. Макс почувствовал это, когда они с Олей шли прямоугольными улицами Анапы в ресторан на набережной, и по всем улицам разносился пряный запах всевозможных цветов. Быстро темнело, Оля надела какое-то вечернее платье - снова до колена, зато с широким вырезом на спине (Максу показалось, что платье было мамино), так что, идя за ней, на дорогу он смотрел мало - больше на тонкие изящные лопатки, проступающие сквозь тонкую кожу у глубокого разреза платья.
В ресторане поговорить особенно много не удалось: играла живая музыка и многочисленные посетители, разогретые вином, коньяком и чачей, громко что-то обсуждали - иногда сквозь общий гомон проступал характерный южный выговор.
Поэтому, когда они вышли в южную ночь и прошли буквально 5 минут, тишина ночного вымершего города опустилась на них приятно и мягко. Они шли снова по Гребенской улице - как и днем, но с тех пор, казалось, прошли недели, если не месяцы. Перешли на Маяковского.
Работа, институт, родители, коллеги, Калуга, Люберцы - все это, казалось, отступило куда-то очень далеко и по времени, и по расстоянию. Впервые в жизни Макс понял, что по-настоящему расслабился. Это было не расслабление пьяного угара, не сексуальный выплеск, не приятное ощущение расслабленного тела после долго сна - это было расслабление именно во всем - в душе, в почти тридцатилетнем теле, в сознании. Мысли перестали роиться в голове, не тревожило ни прошлое, ни планы, ни будущее.
Сначала Макс думал, что они с Олей просто идут одной дорогой, а потом разойдутся каждый в свою сторону. Но когда справа показались черные заросли, Оля остановилась.