Вообще, на все вопросы Оля отвечала прямо и кратко - и Маску это нравилось. Нравилось не только потому, что отвечало его немецкой натуре порядка и четкости, но и потому, что манера такого общения отличаласьот таковой у большинства девушек и женщин, с которыми он до этого сталкивался. Эту манеру Макс называл про себя "наведением тумана" - побольше неопределенности, намеков, неясного флирта, а точнее - попытки что-то выторговать для себя (рестораны, подарки, пышные ухаживания, комплименты и цветы), в обмен на свою внешность. Макс таких девушек не осуждал, но и общаться с ними большого желания не было.

   С Олей все было прямо наоборот. Она рассказала о себе, и в ее биографии не было чего-то скрытного или туманного. На вопросы о том, зачем она разместила анкету, она отвечала в том духе, что общаться ей не с кем, подруг нет, живет она одна, и кроме того, у нее есть просьба в деле, в котором может помочь любой человек, но лучше, если это будет простой парень вроде Макса.

   8 мая Макс побывал на своем лучшем, и, как показала жизнь, последнем концерте. Уже во время последней "экстремалки", он увидел грязно-желтые афиши с анонсом концерта "Сплин" в ДК "Меридиан". Пиратская кассетас альбомом "Коллекционер оружия" ему очень нравилась, и 30 апреля, на волне знакомства с Олей, и с желанием испытать новые ощущения, Макс поехал к метро Калужская и купил себе билет на этот концерт.

   К ДК приехал за два часа с желанием, во-первых, посмотреть бывший вход на бывшую станцию "Калужская" (когда она была конечной), а во-вторых, конечно же, выпить. Бывший вход нашел легко: типичные стеклянные двери, хоть и были закрашены почему-то белой краской, легко угадывались, а здание, хоть и принадлежало теперь УВД на метрополитене, по форме было типичным вестибюлем метро 60-х.

   Прямо здесь же, у бывшего входа в метро, Макс свел знакомство с какими-то двумя то ли хиппи, толи панками. Оказалось, что они приехали на концерт на электричке из Подмосковья и искали ДК, рванув по ошибке,при выходе изметро, в другую сторону. Сначала общение спорилось: быстро сообразили взять полтора-литровую бутылку джина с тоником, и расположились недалеко от бывшего вестибюля в каких-то кустах, распивая джин с тоником из тонких пластиковых стаканчиков без закуски. К концу бутылки у Макса пропало желание общаться с этими путешественниками, поскольку выяснилось, что приехали они только "потусоваться, поколбаситься", из песен "Сплин" слышали только 2-3 хита, которые крутились на радио, и понятия не имеют, что это за группа, откуда, как давно существует и сколько выпустила альбомов. Макс считал такой подход к делу невежественным, и, якобы отлучившись пописать, побрел по мелкой дороге в сторону от ДК, имея, правда, в голове компас с ориентиром цели - немецкая точность не давала сбиться с пути.

   Буквально через пару минут он наткнулся на еще одного рок-осмыслителя - неопределенного возраста, он просто сидел на небольшом полусгнившем бревне и тоже употреблял вошедший в моду джин с тоником. Осмыслитель представился, но Макс тут же забыл его имя, зато общение удалось - пилось с поклонником новой рок-волны легко и свободно, и, к тому же, он был прекрасно осведомлен о новостях общих с Максом исполнителей, тем более, выяснилось, что они вместе были не нескольких концертах. После "Коллекционера оружия", поведал осмыслитель, "Сплин" выпустили еще 2 альбома, но "Коллекционер оружия", конечно же, все равно лучший.

   Сам концерт прошел как в тумане, но не в смутном тумане предрвотного состояния и падений в канавы, а в тумане эйфории. До ДК шли уже обнявшись, и вовсю исполняя песни с "Коллекционера". Войдя без всяких препятствий, стопы приятелей направились в бар, где было куплено еще по сине-красной банке джина с тоником. Места оказались сидячие, но никто не сидел, а все стояли, прыгали и танцевали как могли. Концерт начался с самой небольшой задержкой, появление группы на сцене вызывало у всех дикий восторг, и с этой минуты, и до тех пор, пока в воздухе не растаял последний звук, Макс хлопал в ладоши, и чуть их не отбил друг от друга.

   После концерта договорились еще встретиться, в метро Макс ехал оглушенным каким-то счастьем, и впервые подумал, что Москва стала его третьим родным городом, после Калуги и Люберец.

   К концу мая переговоры с Олей, идущие в легкой и непринужденной атмосфере, обрели конкретную форму встречи, и как только пришел 45-дневный срок - до начала отпуска на работе и поездки, Макс съездил на Казанский вокзал и купил себе билеты на поезд: на 20 июля до Анапы и на 31 июля - из Новороссийска назад (хотелось посмотреть еще один город).Оля предлагала Максу остановиться у нее, но особенно не настаивала, и, по ее стеснительной натуре, Макс понял, что ему лучше будет подыскать съемное жилье - впрочем, Оля заверила, что с этим никаких проблем быть не должно.

   Оставшиеся недели до встречи прошли в выяснении взаимных биографий, предпочтений по противоположному полу, еде, выпивке, музыке, и тому подобным вещам.

<p>

2</p>

   Мать Оли была из Архангельска. Простая, скромная и тихая, из бедной семьи. "Не то чтобы посмотреть на мужчину, даже глаза бы не подняла никогда", - писала про нее Оля. В 1978 году, когда ей было 18 лет, ее отправили в один из анапских санаториев лечить малокровие. "Такая бледная всегда была, кожа иногда как будто светилась... прямо как у меня", - уточняла про мать Оля.

   Неизвестно, что привлекло ее в местном парне, сразу после школы отправившемуся работать на Анапский винзавод, только по возвращению в Архангельск она окончила 2-й курс педучилища, забрала документы и перевелась в Анапу. Тем же летом, через год, поженились, а еще через год, а день открытия Олимпиады в Москве, родилась Оля.

   "Я думаю, - писала Оля, - что мать подкупила твердость, решительность отца. Хотя и работал на винзаводе, выпивал очень умеренно, и больше не с работниками, а с близкими друзьями и дома. Потом, ждал маму целый год, писал ей такие письма, что у меня слезы текли (ма мне читала), дождался, получили в 1987-м от завода квартиру, в которой я тебе и пишу сейчас, ну и... были обычной семьей. Я, конечно, хотела братика, но он так и не появился. Мама работала в школе, но, по-моему, ей это не особенно нравилось..."

   Семья разрушилась с окончанием перестройки. В 1992-м винзавод перешел на трехдневку, а потом и на двухдневную рабочую неделю, ходили слухи о его полном закрытии, зарплату задерживали на месяц, потом два, три... Отец думал устроиться на Темрюкский коньячный завод, но там дела шли не многим лучше, да и нужно было бы переезжать. Можно было бы решить и с этим, но отец тогда по-настоящему запил. "Наверное, ум наш так устроен, - писала Оля, - все время нужно что-то делать... Отец был человек деятельный, на заводе многое предлагал, его ценили. А тут два в неделю работаешь, и то часто неполный день, остальное время под рукой дешевое вино и коньяк, такие же отчаявшиеся мужики..."