Линчевские получили это письмо через день после того, как Сандро уехал из Киева.

- Боже, благослови Надин! - воскликнул он. - Нашлась Нина! – Сандро протянул вырезку Алексею Киселеву. – Благодарю вас за помощь и гостеприимство, но мне нужно немедленно ехать! Прошу, напишите вашему брату, он тоже должен об этом знать.

Но Данила Степанович узнал о существовании нового Милорадовского поместья гораздо раньше, чем пришло письмо его брата. Случилось это в доме Николая Авдеева, старого друга братьев Киселевых, при обстоятельствах весьма подобных тем, что не так давно позволили фон Моллеру разыскать Сандро. Правда, в отличие от Карла Ивановича, Киселеву помогло вовсе не любвеобильное сердце, а его медицинско-дипломатический опыт.

В ожидании ответа на свое прошение, Данила Степанович навестил господина Авдеева, который представил его своему свату, новгородскому помещику Савину. Тот сразу же вцепился в Киселева и не отходил от него ни на шаг, заставляя выслушивать бесконечные подробности из жизни своего семейства. Данила Степанович, хоть и не испытывал от того большой радости, но слушал, изображая интерес. Профессия врача обязывает, тем более, если ясно, что собеседнику не перед кем выговориться.

- Ах, Катенька-то Авдеева с Денисом моим, до чего же пара чудесная! – утирал слезу папаша, любуясь женихом и невестой. – Жаль, супруга моя Марья Ивановна не дожила до такого счастья. Мне бы еще дочь нашу, Лизу, пристроить, и можно на покой, к Марье Ивановне.

- Зачем же на покой, Илья Ильич, - утешал его Киселев, - еще внукам порадуетесь.

- Внукам? – удивился Савин. - Да что вы, мил человек! Катенька-то - Авдеевская, стало быть, и внуки их будут, так уж исстари ведется. А мне внуков только Лиза моя родить и может!

- Так выдавайте ее поскорей!

- А я уж и жениха ей присмотрел! – похвастал Илья Ильич. – Сосед у нас есть, Сергей Андреевич Милорадов, достойный человек, наследство, говорят, получил хорошее, имение купил, лучшее в округе. Приличнее супруга для Лизы не пожелаешь!

- Имею честь быть знакомым с Сергеем Андреевичем, - сказал Киселев. – Служили вместе по дипломатической части.

- Неужели? Как тесен мир! – обрадовался Савин.

- Правда, месяца три уж, как не виделись, но хотелось бы навестить коллегу. Я уж и писал ему. – Радушная улыбка Данилы Степановича могла бы ввести в заблуждение и человека более искушенного, чем старый, занятый исключительно собственными заботами провинциал. – Знаю, обитал он прежде в Павино под Новгородом, там и маменька его жила, с коей я был тоже в весьма дружеских отношениях.

- Софья Денисовна? Ах, как же! Такая милая женщина! Я сам на нее поглядывал, когда моя Марья Ивановна… да видно, не судьба.

Киселев истово перекрестился и возвратил разговор в прежнее русло:

- Вот только не наведывается теперь Сергей Андреич в свое поместье. Письмецо-то мое все еще без ответа!

- Как, вы не знаете?! – воскликнул Савин, радуясь тому, что может помочь такому прекрасному человеку, как Данила Степанович. – Он же в Бояровку перебрался, это в семи верстах от Павино, там у него и усадьба богатая, и земли, лучшие в округе! А павинский дом уж скоро год, как заколоченный стоит.

- Вот спасибо, Илья Ильич! – обрадовался Данила Степанович. - Теперь-то я уж точно навещу старого друга!

- И к нам заезжайте, это совсем недалече, - пригласил его Савин.

- Всенепременно, - пообещал Киселев, раскланиваясь.

В гости к своему другу Сергею Андреевичу он отправился два дня спустя, как только его прошение об отставке было удовлетворено.

Графиня с приходом осени совсем тиха стала. Сидит себе недвижимо с утра до вечера в золоченом кресле и смотрит в окно, ничего вокруг не замечая. Только Архипа одного и выходит встречать, когда тот почту привозит. Но все без толку. Не пишут Нине Аристарховне.

Марфа чувствует себя отомщенной. Отливаются кошке мышкины слезки! Все управительница сделала, как хозяин велел. А что несчастлива разлучница, так не Марфы это вина!

Чем больше проходит времени, тем явственнее Нина осознает, что помощи ей ждать неоткуда. Нужно уезжать отсюда, пока не пришла настоящая осень, с затяжными дождями и непролазной грязью. Но как уехать? Лошадей никто не дает. Дворовые следят за каждым ее шагом. Хотела она как-то в лесу погулять, так увязались за ней сразу три девки.

- Марфа велела глаз не спускать, - сказали они не таясь, а когда Нина пожелала остаться в одиночестве, не послушались. Марфы девки боялись куда сильней, чем гнева графини.

А где взять деньги? Продать что-нибудь? А как? Нина никогда в жизни ничего не продавала. У нее ведь и нет ничего, кроме чудом сохранившегося обручального кольца. Но о том, чтобы добровольно расстаться с ним, не могло быть и речи. О таком кощунстве Нина и помыслить не смела.

К Марфе обращаться бессмысленно. Холопка выполняет приказ хозяина. Она любит Сергея Андреевича унизительной рабской любовью и согласится скорей умереть, нежели нарушить его волю. Ненависть ее к Нине, если и не проявляется открыто, то сквозит во всем.

Марфы Нина Аристарховна не боялась, но расходовать на нее свои душевные силы не желала. А управительнице это и без надобности, ей своих бед с лихвой хватает. Облагодетельствовал-таки Сергей Андреевич ее в свой последний приезд! Будто мало ей мужицких волнений и предстоящей женитьбы барина!

Каждый день топится баня на подворье. Парится Марфа, пока сердце не начинает заходиться, но ничем не удается изгнать нежеланный плод, ни паром-жаром, ни травами. Плодовит батюшка-барин. Крепкое семя его способно всю жизнь Марфе поломать. Она, как никто другой, хорошо это понимает. Не дай Бог проведает Сергей Андреевич, что затяжелела его управительница. Выдаст замуж в мгновенье ока! А вот этого Марфа никак не желала допускать. Уж лучше сразу лечь в могилу!

В это утро она, отправляясь в парную, вооружилась острой вязальной спицей и призвала на помощь деревенскую знахарку Грушку, предварительно запугав ее, чтобы та и пикнуть не посмела о том, что должно произойти.

Вопреки мнению Марфы, ее таинственные исчезновения не остались незамеченными. Они продолжались более двух недель, и Нина невольно обратила внимание на то, что найти управительницу по утрам невозможно, хоть та никуда из усадьбы не выезжала. Это было ясно хотя бы потому, что двуколка, запряженная каурой лошадкой, ожидавшая ее каждое утро у каретного сарая, оставалась невостребованной.

Нынешнее утро ничем не отличалось от предыдущих, разве что Нина Аристарховна пожелала видеть управительницу.

Вместо Марфы на зов явилась Акулька, сенная девушка.

- Где Марфа? – спросила Нина.

Акулька замялась. Правду она знала, шила ведь в мешке не утаишь, но сказать боялась.

Нина, глядя на нее, внезапно почувствовала сильную тревогу. Глазки девчонки бегали, она явно что-то скрывала. Что же творится в этом имении?! И когда все это кончится?!

- Велю выпороть, - пригрозила Нина, и эта угроза из уст всегда безропотной госпожи возымела действие. – Немедленно отвечай, где Марфа?!

- В баньке… - прошептала Акулька.

Нина накинула на плечи пуховый платок и решительным шагом направилась к бане.

- Нельзя вам туда! - заверещала Акулька, поспешая следом за барыней. Только сейчас она сообразила, что наделала. Если не графиня, то Марфа ее уж точно прибьет! До бани она с Ниной так и не дошла, спряталась в кустах.

Резким движением Нина распахнула дверь и вошла в предбанник. Клубы пара вырвались наружу. Жуткий звериный вой донесся из парилки. Дверь туда была заперта изнутри на щеколду. “Господи, - испугалась Нина, - да что же там происходит?!” Она рванула запертую дверь. Щеколда, удерживаемая проржавевшим гвоздем, отскочила, дверь распахнулась. Пар, ударивший в лицо, на мгновенье ослепил Нину. Мимо нее прошмыгнула маленькая фигурка, а вой, между тем, стих, превратившись в жалобное скуление. Скулила Марфа. “Будто собака, попавшая под колесо телеги”, - мелькнуло в голове у Нины. Она все еще не предполагала, что именно здесь произошло.