У Дмитрия ее слова сомнения не вызывают. Мать не раз видела смерть. Она похоронила мужа и четырнадцать детей.

“Борисфен” в Карантинной бухте находился в одиночестве. Почту, как и свежие продукты, подвозили каждый день. Первые дни фон Моллер ожидал известий с нетерпением. Потом, - со страхом. Не за себя боялся. Не представлял, как скажет Нине Аристарховне, что тело ее мужа выловлено в море или найдено на берегу.

Она же еще и утешала его, не сводя взгляда с волн:

- Он доплывет, Карл Иванович, непременно доплывет, я знаю.

Дни шли, с берега известий не поступало. Через неделю стало ясно: не нашли и, скорей всего, не найдут.

- Он утонул, - сказал Сергей Андреевич, - нужно это признать.

В Балаклаву, береговой охране, дали отбой. Не преступника ведь искали, а обычного пассажира, случайно упавшего за борт.

Теперь Нина смотрела не на море, а на высокий берег Карантинной бухты. Под этим холмом погребен древний город Херсонес. Дома и дворцы, вымощенные мозаикой улицы, храмы и театры во время землетрясения либо ушли под воду, либо оказались разрушенными и похороненными под толстым слоем земли. Теперь лишь кое-где виднелись поросшие жухлой травой остатки каменной кладки.

Когда-то здесь кипела жизнь. Люди смеялись, плакали, влюблялись, женились. Все исчезло, осталась одна большая могила. Но всем известно, что это не призрак, не фантазия, а настоящий город. Херсонес. Корсунь.

Если бы Нина знала, где находится могила Сандро, или хотя бы встретила человека, который ее видел, она, может, и поверила бы в его смерть, а так - не могла. Для всех вокруг он утонул, а для нее – нет. Она не желала ничьего общества, ибо была не одна. Сандро был с ней.

Сегодня ее одиночество нарушил Сергей Андреевич. Он дал ей достаточно времени, чтобы прийти в себя и теперь желал объясниться.

- Не толкал я его, Нина, поверь. Карл тому свидетель. И стрелял не я, а фон Моллер, пистолет был у него.

Это Нина уже знала и дырку от пули в парусе видела.

- Не убивал я его, но все равно прости!

Нина молчит. Ее равнодушие страшнее мук ревности. Больше она не дарит ему той радости, что дарила всегда.

- Если не виновен был, почему прыгнул?! – попытался защититься Сергей от ее отрешенности.

- Не мог жить в клетке. – Нина ответила ему впервые за много дней.

Звук ее голоса пробудил в нем надежду. Может, не все потеряно, возможно, со временем она оттает, и все можно будет вернуть.

- Нинушка, не гони меня, - попросил он. – Дай мне время. Не можешь сейчас простить, не прощай. Только не гони. Ты нужна мне, понимаешь? Потому я и люблю тебя так сильно!

- Разве так?… - Нина посмотрела на него удивленно.

Нет же! Она хорошо помнила. Должно быть, наоборот. Сначала “люблю”, а потом “нужна”. Именно так было у Сандро.

- Да! Люблю, хоть ты и не веришь. И думаю о тебе беспрестанно. Не можешь ты жить одна, без родни, без денег. Завтра с корабля сойдешь, что есть будешь? Платье твое Харитон стирать перестанет, что наденешь?

Нина об этом еще не задумывалась. Она вообще никогда в жизни не думала о деньгах. Ей не приходилось заниматься расходами. Даже на базаре за безделушки платила Антонела.

- Что же мне делать? – испугалась она. Но тут же сообразила:

- Я напишу Киселеву. – О доне Гаспаро Нина думать боялась. А вдруг не простит ей, что отняла у него сына?

- Он, конечно, пришлет, - сказал Сергей, - но не раньше, чем через месяц. К тому времени ты просто умрешь от голода.

- А вы, сударь, не дадите ли мне немного взаймы? – спросила она срывающимся голосом.

Чувство жалости охватило Сергея. Она даже в долг просить не умеет!

- Нинушка, неужели ты думаешь, я завел бы этот разговор, будь у меня деньги? У меня все пропало так же, как у тебя и фон Моллера!

- Что же делать? - повторила она еще более растерянно.

Сергей тут же пришел на помощь:

- Завтра кончается карантин, а значит, мне нужно без промедления отправляться в Петербург. Если хочешь, ты можешь поехать со мной.

- Да, Сергей Андреевич, пожалуйста, отвезите меня в Киев, – согласилась Нина, не раздумывая. Там, у дяди, можно дождаться денег от Киселева.

- Хорошо, – удовлетворенно кивнул он. До Киева не меньше недели пути. За это время что угодно может случиться.

Сердце Сергея полно решимости. Больше он ее никому не уступит.

Я добьюсь тебя, Нина, отвоюю, отниму у себя самой! Раньше или позже, ты поймешь, что должна принадлежать только мне! Я могу долго ждать, мне некуда спешить. И насильно я ничего не хочу. Только добровольно!

Сандро было чуть больше пяти, когда отец научил его плавать. К семи годам он чувствовал себя в воде так, будто там и родился. Он часто нырял с невысоких прибрежных скал, но его заветной мечтой было прыгнуть со скалы высотой с дом, так, как это делали юноши, которые за деньги удивляли своей смелостью богатых зевак.

Когда ему было десять, он решился.

На пляже они с матерью были вдвоем. Лучшего случая удивить маму представиться не могло. Она читала книгу, сидя на ковре, под просторным шатром, защищающим ее от солнца. Сандро разделся и влез на скалу, на самый верх. Стоя у края площадки, он крикнул, чтобы привлечь внимание матери.

Море плескалось так далеко внизу, что его охватил ужас. Но мама уже оторвала взгляд от романа. Отступать было некуда.

Поток воздуха подхватил Сандро. Сердце его замерло от страха. Нет, оно разорвалось! А может, выпрыгнуло из груди и осталось на скале? В ушах жуткий свист, в легких не хватает воздуха, в голове одна мысль: поскорее вдохнуть. Но нельзя, вокруг уже вода, причем такая глубокая, что даже холодно. Этот холод тянет на дно.

Никогда в жизни Сандро больше не испытывал подобного ощущения. Не было и желания повторить это снова. Он плыл вверх изо всех сил, а когда выплыл, увидел, что его мать без чувств лежит на ковре. Он подумал, что она умерла, вцепился в нее обеими руками и прижался своим худеньким детским тельцем.

- Мама! Мама! Прости! – горячие слезы смешались с соленой морской водой, капавшей с его кудряшек.

Это переживание было еще страшней того, что он испытал во время прыжка.

Наказание, которому подверг Сандро отец, ничего не могло добавить к его раскаянию, хоть и продолжение этой истории он запомнил на всю жизнь.

Шесть часов Сандро простоял на коленях перед распятием.

- Смотри на Него! – сказал Гаспаро, указывая на Христа. – Он умер ради тебя. Учись ценить свою жизнь!

Теперь, помимо воли, все повторилось снова.

Снова Сандро летел с высокой скалы в бездонную пропасть, снова сердце останавливалось и разрывалось на части. Вокруг нет воды, но дышать все равно нечем. Как долог, бесконечен этот полет…

Боже! Прости меня! Я ничему не научился!

Утро заглядывает в маленькое окошко, занавешенное выгоревшим ситцем. Сандро пытается открыть глаза, но сделать это невероятно трудно – веки будто свинцом налиты.

Неужели я снова выплыл?

Сердце, вот оно, бьется, никуда не делось. И дышать уже гораздо легче. Боли почти нет, наконец, можно вздохнуть! Грубая холщовая рубаха пропиталась потом, прилипла к телу. И не только рубашка, простыни тоже. Но, несмотря на это, Сандро не чувствует озноба. Лихорадка прекратилась. И кашель тоже почти прошел, а тот, что остался, приносит облегчение. Вот только сил нет совсем, их не хватает даже на то, чтобы откинуть тяжелое одеяло.

Когда Дмитрий привел священника, больной уже не метался в бреду и не хватал ртом воздух. Он спал спокойным и глубоким сном. Жара у него не было.

Когда Сандро проснулся, солнце стояло лишь чуть выше, чем когда засыпал. Ему показалось, что прошло всего несколько часов, на самом деле минуло больше суток. Кто-то переодел его в сухую рубашку, но он не помнил, когда это случилось. Ни боли, ни жара больше не было, только необычное чувство легкости в голове и теле. И слабость. Блаженная слабость и нежелание двигаться.