— Куда это ты собралась? — спросил Марк насмешливо. И таким тоном, что Веру невольно покоробило, как будто они сто лет были знакомы. Нет уж, не надо такого счастья!
— Разве мы на ты? — спросила Вера. — Я что-то не помню.
Но Марк словно бы не услышал.
— Так куда ты все же так тор-р-ропишься? — повторил он властно. — К сыну, говоришь?
Вроде того: а ты уверена, что у тебя вообще еще есть дом? И почему ты думаешь, что тебя там кто-нибудь ждет? Стоит ли торопиться? И можно ли назвать твои руины домом?
Но главное, откуда Марк знает про сына, про Антошку? Почему она ничего о нем не знает, а он задает такие вопросы? Что вообще все это значит? Вера от волнения не могла найтись, что и сказать.
И вдруг Марк отчетливо произнес:
— Стер-р-рва.
— Что? — поразилась Вера.
— Стер-р-рва, — повторил он спокойно, глядя в глаза. — Хитрая сучка. Я это тогда еще с первого взгляда понял. Кр-р-репко ты за нашего стар-р-ричка взялась, ничего не скажешь. Настоящая гетер-р-ра. Я не удивлюсь, если он тебе подарит все побрякушки из своей коллекции, которые, говорят, стоят…
— Что вы себе позволяете? — перебила наконец-то его Вера. — Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Все ты прекрасно понимаешь. Но вот я точно не понимаю, как тебе удалось к стар-р-рикану пролезть. Ни у кого не получалось, без тебя он даже жить не может, даже умирать сразу передумал, помолодел лет на двадцать. Может, и мне с тобой несколько годков скинуть, а?
— Перестаньте, — сделала шаг, чтобы уйти, Вера, но Марк крепко схватил и больно сжал ее запястье. Так сильно, что из глаз Веры чуть не брызнули слезы.
— Думаешь, я слепой, не вижу, как ты под его наследство копаешь? — продолжал Марк. — А точнее, под наше, под мое наследство? Ты смотри, поаккур-р-ратнее… Несколько рублей ты, конечно, за интимные услуги взять можешь. Но в рамках действующих на данный момент тарифов, поняла мою мысль, красотка?
— Пустите. Я сейчас кричать буду, — прошептала Вера.
— Не глупи. Кстати, мне даже такие, как ты, нр-р-равятся, — и не думал отпускать ее руку Марк. — На вид — ангелок, да и только. Никогда не скажешь, что ты можешь в любой момент, едва скинув на ходу пальтишко… Интер-р-ресно было бы тоже посмотреть, я бы не отказался…
— Да пошел ты! — все же выдернула свою руку Вера, с ненавистью глядя ему в лицо. — Даже и не мечтай — все равно ничего не выйдет!
И, вытирая на ходу злые слезы, рванулась к двери. Но больше всего Веру поразило сейчас другое.
Что он там сказал про пальтишко? От внезапной догадки у Веры даже потемнело в глазах: Марк явно намекал на недавний случай с Александром. Значит, ему об этом кто-то уже рассказал? Получается, Марк сейчас сам признался, что это он подстроил кражу документов из стола Вадима Александровича. Да, но ведь их разговор все равно больше никто не слышал, так что ничего не докажешь. Что же делать?
А главное — где же Александр? Господи, и какая же на улице темнота кромешная! И везде в ее жизни — тоже мрак. Почему она вдруг очутилась в такой темноте? Ничего не понятно.
Глава 12
ПОСЛЕ БАЛА
Мрак, какой по ночам на улицах Саратова иногда сгущается мрак, никаких тебе огней золотых!
И имя у него такое же — Марк, мрак…
«Да нет, вот как раз имя-то у этого гада такое же, как у мудреца, Марка Аврелия, — со злостью вспомнила Вера бурое лицо Марка. — Наступили такие времена, что одни только имена и остались, да и то как пустые оболочки, кожурки…»
Рано все же темнеет зимой на улицах в феврале, слишком рано!.
Вера быстро вышла через служебный выход из здания театра, направилась к остановке. Но вдруг ей показалось, что от одного из деревьев в театральном сквере отделилась какая-то фигура и двинулась ей вслед. Неужели кто-то от Марка?
Она быстро оглянулась — никого. Но когда пошла по дорожке между деревьями, снова услышала за спиной отчетливые шаги. Вера опять на полном ходу оглянулась: чья-то длинная фигура метнулась в палисадник, что-то вроде неясной тени. Но теперь Вера окончательно убедилась, что за ней кто-то следил.
«Этого еще только не хватало! Началось! — заколотилось сердце. — Почему? Наверное, Марк понял, что проговорился, выдал себя с головой, и теперь… и теперь…»
Вера прибавила шаг и почти побежала по театральному скверу, чтобы выйти поскорее на освещенное место.
Но не очень-то много оказалось на улице прохожих в этот холодный зимний вечер. Зрители из театра после представления уже разошлись, где-то вдалеке на дороге маячила лишь фигура человека, вынужденного в любую погоду прогуливать своего дога. Но человек с собакой был слишком далеко, чересчур…
Более-менее многолюдно было только на трамвайной остановке: городской транспорт и зимой, и летом работал одинаково отвратительно. Зимой — из-за внезапно выпавшего снега, обледеневших дорог, заносов, аварий, весной — из-за растекающихся повсюду ручьев и канализационных луж, осенью — потому что автобусы отправлялись на уборку урожая, а на трассах повсюду появлялись ямы, словно и из-под асфальта тоже пытались выкапывать картошку.
Вера решила, что сейчас ей лучше всего затесаться среди людей, постараться спрятаться в многолюдстве. И потом, не домой же, к Антошке, ей сейчас вести за собой «хвост». Она до сих пор с содроганием вспоминала, каким ледяным, презрительным голосом Марк поинтересовался про сына. Все, что угодно. Нет, только не это!
Как раз из-за угла выкатился трамвай, и Вера быстренько, вместе с другими, нырнула в салон. Но, оглянувшись, она все же успела заметить, как мужская фигура выпрыгнула из темноты и в последний момент успела заскочить в заднюю, уже закрывающуюся дверь.
«Боже, он успел! Он здесь, — обмерла Вера, плюхнувшись на свободное сиденье. — Что делать? Сейчас как шарахнет из пистолета в затылок! Наверняка он вооружен. Ну нет, на ходу он стрелять не будет, потому что не успеет сразу же выскочить. Подождет до остановки, когда дверь откроется. Что же делать? Может, он меня не заметит?»
Вера вынула из пакета газету со статьей Бориса и постаралась закрыться ею со всех сторон.
В этом номере была напечатана какая-то большая, чуть ли не во всю полосу, статья Бориса о проблемах скорого весеннего сева. Он нарочно принес ее Вере, чтобы она убедилась, что он на самом деле человек серьезный и занимается не только одними безделицами типа конкурса красоты.
«Февраль! Достать семян — и думать!» — такой был у его статьи заголовок. При виде безжалостно изуродованной строки стихотворения Пастернака ей стало муторно, как-то противно заныло в животе. И читать статью дальше расхотелось.
Может, преследователь ее все же не заметит? А если даже сейчас ее видит, пусть думает, что Вера сама его не заметила, так потом проще будет что-нибудь придумать. Нужно постараться сделать вид, как будто ничего не происходит. Пока это самое правильное и… самое трудное.
«Февраль! Достать семян…»
«Достать семян…»
Нужно было хоть как-то отвлечься.
«Черт возьми, — подумала Вера, глядя в темное стекло и пытаясь по отражениям узнать своего убийцу. — Наступило время каких-то сплошных огрызков, объедков от того, что мы привыкли называть культурой».
«Февраль, достать семян…»
Похоже на гигантские челюсти, которые с хрустом перемалывают, употребляют все самое вкусное и ценное, что было создано за многие столетия. Диагноз — глобальный авитаминоз духа, нехватка витаминов и минералов, чтобы не угасало сердце. Общество, чтобы выжить и худо-бедно перевалить в двадцать первый век, сделалось судорожным идиотом потребления, неразборчивым и прожорливым.
Хотя осколки античности до сих пор для многих слишком тверды на зуб. Их не получается перемолоть без остатка — мрамор с легкостью не прожуешь, длинные цитаты быстро не переведешь в пустую шутку, в болтовню. И от этого у многих они вызывают нешуточное раздражение и отторжение — слишком далеко, скучно, давно, не у нас… А где? На другой планете, что ли?
