— Ты высокомерный ублюдок!

Он засмеялся, опираясь всем весом на ладони, и небрежно откинулся назад.

Каллисто бросилась к богу, толкнула его обратно на кровать и оседлала его бёдра, когда быстрые руки потянулись к поясу его штанов.

— Она вышла из-под контроля, Арес. Нам нужно её остановить.

— И это её останавливает? Не то чтобы я возражал, — быстро добавил он, застонав, когда она практически сорвала его брюки с его тела, приподнимая кожу над твёрдой выпуклостью на его брюках.

— Нет. Но как только я закончу здесь, я намерена сбить её. — Она подняла глаза с надеждой. — ≪Предполагая, что я смогу выбраться из этой комнаты≫. — Она медленно опустилась на его тело, засовывая голову ему между бёдер.

— Выполнено. — В конце концов, было дурным тоном не награждать кого-то столь преданного, как Каллисто.

Он приподнял бёдра, чтобы встретиться с её ртом, его мысли где-то ещё.

*****

Габриэль вошла в дворцовую тюрьму, задыхаясь, когда тяжёлые двери с лязгом захлопнулись за ней. Освещение было плохим, и она отбрасывала длинные тени, спеша по коридору. Воздух был холодным и тяжёлым, от него сильно пахло дымом, кровью и мочой.

≪Боги, Зена≫.

Она прикрыла рот рукой. Она могла только представить, какой должна быть темница, если тюрьма находится в таком плачевном состоянии. Поскольку суд состоялся накануне, камеры были пусты… все, кроме одной. Огромный тюремщик, который выглядел так, будто сам не видел дневного света несколько сезонов, шёл вместе с ней, но держался за ней в почтительном шаге. Беззубый мужчина беспокоил её, и ей было трудно не оглядываться через плечо каждые несколько шагов. Она не привыкла к тому, что за ней следуют верные, но надоедливые собаки. И теперь она поняла, почему Зена так и не вернула её врагам. Габриэль заметно вздрогнула и ускорила шаг.

Зена очень тихо предупредила её, что некоторые из слуг, те, кто не имел прямого контакта с ней во дворце, считают её предательницей простых людей. Эта новость вызвала у неё боль в груди, и каждая тень стала зловещей и дурной. Она глубоко вздохнула, избавляя свой разум от иррациональных страхов… По крайней мере, на мгновение. Габриэль приняла решение и нашла в процессе своё сердце и душу. Нет ничего важнее этого… независимо от риска. Королева остановилась возле его камеры. Она посмотрела на него серьёзно, её взгляд упал на две окровавленные повязки. Габриэль почувствовала лёгкую тошноту, зная, что он был искалечен её предложением.

≪Но он всё ещё жив≫, — напомнила она себе.

Он медленно поднял глаза и поднял сжатую руку.

— Доброе утро, ваше величество. Пришли собрать улики для пары серёг? Или, может быть, наша Госпожа хочет перекусить рано утром.

Габриэль не проглотила наживку. Она жестом приказала охраннику открыть дверь камеры, затем дала мягкую, но твёрдую команду.

— Оставь нас.

— Но, ваше величество, если наша Госпожа…

Она включила крепкого охранника.

— Кто лучше знает нашу Госпожу: её жена или охранник дворцовой тюрьмы?

Некоторое время он оставался в недоумении, но в конце концов неохотно поклонился и открыл камеру.

— Как пожелаете, ваше величество. Если я вам понадоблюсь, я буду во внешней комнате.

— Ах, не беспокойся о ней, — крикнул вор. — Она влюблена. — Автолик самоуничижительно пожал плечами и попытался лихо погладить усы, но эффект почти пропал, когда он не мог развести пальцы в бинтах. — Я не против потакать ребёнку.

Тюремщик сделал угрожающий шаг вперёд, но Габриэль подняла руку. Он плюнул на землю у ног вора.

— Я буду видеть вас позже.

— Не беспокойся. Я всё ещё чувствую твой запах оттуда.

Габриэль только покачала головой.

— Ты потрясающий, — заметила она, входя в камеру и садясь рядом с ним.

— Так сказала дочь того дворянина. — Ему всё ещё удалось улыбнуться.

— До или после того, как она выдала тебя? — спросила Королева, снимая сумку с плеча и кладя её себе на колени.

— Да, хорошо, — он попытался почесать горло, ругаясь, когда не мог этого сделать. — Я знал, что моя удача рано или поздно закончится.

— О, я не знаю. — Она взяла его правую руку в свою и начала снимать поспешно наложенную грязную повязку. — Твоя голова всё ещё прикреплена к остальному телу. Я бы сказала, тебе не повезло.

Он смотрел, как она разворачивает его руку и гримасничает, глядя на обесцвеченный обрубок, покрытый стежками на месте его большого пальца. Сделав глубокий вдох, он кивнул.

— Полагаю, что так.

Она сняла банку и нанесла мазь на рану, внимательно осмотрев её на предмет инфекции.

— Похоже, они использовали для этого горячий нож. — Обгоревшая плоть потемнела и сморщилась. — Сделали ли они?

— Да, на самом деле они сделали.

— Маленькое благословение.

— Очень маленькое, — фыркнул он, вздохнув от прохладного ощущения мази.

— Для человека, который сейчас должен ковырять карманы в Тартаре, ты наверняка много жалуешься. Если тебя не устраивает такой порядок вещей, я уверена, что смогу убедить мою Госпожу изменить его для тебя.

— Нет! — быстро поправил он. — Но вы должны понять. В конце концов, я вор. Отрезать себе пальцы было почти как отрезать мне… — Они оба посмотрели на его промежность, затем снова друг на друга.

Она закусила нижнюю губу.

— В яблочко.

Вытащив из сумки чистый бинт, Габриэль осторожно снова обернула его руку.

— Что ж, к счастью для тебя, я ещё не закончила с тобой.

— В самом деле? — Он самодовольно ухмыльнулся и приподнял бровь, его настроение мгновенно улучшилось. — Вы, непослушная девочка! Что вы имели в виду, ваше величество?

Габриэль болезненно потянула за повязку.

— Так держать, и наша Госпожа в следующий раз удалит тебе глаза и язык. И я не буду пытаться остановить её.

— Это было бы плохо.

— Да, будет. Потому что я требую использовать их обоих.

— Теперь вы говорите о Куини… э… ваше величество.

*****

— Вы не можете этого сделать! — взревел Антоний, врываясь в небольшую частную комнату совета, где Зена встречалась со своими старшими советниками.

Она немедленно вскочила на ноги, встретив римлянина ещё до того, как он прошёл через половину комнаты.

— Как ты посмел пытаться сказать мне, что я могу, а что нет? — Она угрожающе вытащила клинок и зашагала через комнату, стуча каблуками по деревянному полу.

Он помахал в воздухе куском пергамента. К дну была прикреплена и вдавленав тяжёлую каплю пурпурного воска королевская печать.

— Это! Что это?

— Ваш перевод, — холодно сообщила Зена, зная, что на самом деле она не отвечает на его вопрос. — ≪Почему ты так долго, Антоний? Я ожидала тебя несколько свечей назад≫.

— Я не могу служить в Греции!

Температура в комнате упала на несколько градусов.

— Конечно, можешь. Ты будешь служить везде, где я тебе скажу. — Она протянула руку, схватила его и притянула к себе. — Я правлю здесь, Антоний! Я твоя лорд-победитель. Ты не сможешь победить меня в Риме, и ты не сможешь победить меня в Греции.

Зена грубо оттолкнула его, заставляя его покачиваться на пятках, когда он пытался восстановить равновесие.

— Ты будешь служить в Греции, потому что я говорю, что ты будешь служить в Греции. Если тебе это не нравится, не стесняйся бросаться на свой меч. — Зена снисходительно махнула рукой в воздухе. — Но сначала выйди на улицу, не испорти мой коврик.

— Клеопатра…

—… в конечном итоге подчиняется моему правлению. Она сохраняет своё царство, как и другие сатрапы, потому что я не могу быть везде одновременно. Но не забывай ни на минуту, что это часть моего царства. Тот факт, что ты хочешь остаться в компании своей возлюбленной, не является веской военной причиной, чтобы держать тебя в Египте или Риме. — ≪И здесь мне нужны твои способности, генерал≫.

Квадратная челюсть римлянина молча работала; его лицо стало кирпично-красным, когда вена на лбу пульсировала в такт его сердцебиению. Его отношения с царицей Клеопатрой были хорошо известны. Но никто никогда не осмеливался говорить об этом так открыто. Он хотел настоять на своём деле. Но один взгляд в ледяные голубые глаза сказал ему, что это будет стоить ему жизни. Терпение Завоевателя, казалось, на исходе, и он видел, как люди теряли свои жизни за гораздо меньшие деньги. Завоеватель подозвала к себе двух стражников с одним лишь многозначительным взглядом.