— Итак?

— Мы работали вместе десять лет, два лучших киллера, воспитанных Комиссией. Все задания — массовые зачистки, убийства политиков и ежедневные перемещения меж временем. Куратор пыталась держать нас подальше от Комиссии, не знаю зачем.

— Значит мы постоянно травили душу друг другу? Умно.

— Травили, били, издевались, скандалили, унижали, а между делом спасали задницы друг дружке, вытаскивая то пули, то осколки из тел.

— Прагматичное сотрудничество, одобряю.

Закатив глаза и отпив немного кофе, Пятый оперлась локтями о стол, блуждая пальцами по кружке.

— Куратор просто мечтала подавить твое эгоцентричное «я» и подчинить себе, способности такого уровня ценились куда лучше, чем возможность убить жертву за полторы секунды.

— Позволь угадаю: упертый баран в роде меня оказался для нее слишком крепким орешком?

— Точнее так: мелкий засранец с возрастом становился еще упрямее и упрямее, — любимая цитата этой сумасшедшей стервы.

— И? с чего началась вербовка такой легкой птахи, как ты?

— С задания в Париже, точнее городком неподалеку отсюда.

— Тот ученый?

Уже с интересом разглядывая женский силуэт, Пятый задумчиво нахмурился, скрещивая руки на груди.

— Прислав приказ убить Виллема Якоба ван Стокума, Куратор попросила забрать блокнот с твоими расчетами. Этот Стокум успел внести корректировки и ясности по всем заданным пунктам, даже больше, привел вычисления погрешности и скорости разрыва петли. Крот оказался бы идеальным, не имея посредственной, точнее, поперечной точки прыжка между необходимыми объектами.

— Кинетическая энергия от воздействия разрыва на пространство — рвала петлю, теряя тем самым связь между заданными до прыжка объектами. Первоначально скорость прыжка равнялась пяти целым семи десятым, но.

— Расчеты неверные. Ты ведь и сам пришел к этому, без помощи Стокума.

— Слишком высокая скорость не просто разрывала петлю, она создавала ее параллель, вынуждая теряться во времени и реалиях. Любая ошибка — закроет возможность разорвать пространство именно того времени.

— Виллем лишь доказал твою правоту, подчеркнув нужные данные и расписав больше о Кротах.

— Без этого доказательства я торчал в гребанной Комиссии еще много лет. Тебе хоть принесло удовольствие лицезреть, как эти ручки ломают шеи?

Пожав плечами, Пятый лишь на миг исчезла из поле зрения юноши, появляясь с бутылкой виски.

— На том задании именно я подстрелила тебя, хотя ты и не должен был там находиться еще десять минут.

— Слишком быстро пришел? Какая досада.

— Поверь, мы оба были в шоке. Не пользоваться способностями и драться, как посредственный гончий из Комиссии — куда тяжелее, чем можно себе представить. Но даже тогда ты узнал меня, хоть и не показал этого до конца.

— Повезло, что твои мозги не красовались еще тогда в отеле.

Разливая виски по стаканам, Пятый тихо простонал, ощущая знакомую горечь и спазм от тепла, льющегося по всему организму.

— Ты был один, Пять, всегда сторонился любого напарника, выполнял задание за считанные часы и пропадал до следующего вызова Комиссии. В твоих глазах читалась боль утраты и дикое сожаление. Как раз на этом мы и сошлись: два пустых человека, видящих трупы дорогих людей и проклинающих себя за то, что ушли.

— За десять лет работы, сколько раз мы не пытались убить друг друга?

— По пальцам одной руки пересчитать можно. Слишком одинаковые по характеру в плане мерзости. Разве что, помимо полового различия нас отличало это.

Подняв праву руку с тату, девушка откинула голову назад, стараясь не обращать внимание на взгляд, изучающий множество шрамов, оставшихся на теле.

— Мой старик клеймо ставил на правой.

— При пересечении пространства я проецировал себя в подростка, поэтому брожу в этом хлипком теле.

— Я б сделала тоже самое, имея на это возможности. Апокалипсис в своей реальности устроила я, когда прыгнула вперед на один день. У тебя же сделала это Ваня, открыв в себе способности. В первом случае тело растворилось на атомы, во втором не присутствовало при происходящем.

— Интересно, — осушив чашку и, плеснув новую порцию виски, Пятый разглядывал чужую руку. — Что ты за экземпляр такой, что аж сама Куратор нянькается?

— Ну, из всех ее псов только мы можем стереть с лица земли самих себя. Она берегла тебя на случай, если мой мозг не поддастся контролю и придется устранить.

— Уже жалею, что не предоставился шанс.

— Как бы слащаво сейчас это не прозвучало, но мы притерлись. Не замечали, как оставляли кофе или алкоголь, точно зная, что задание сложное. Работая в паре, точно ощущали скачок, траекторию летящей пули и то, кто материализуемся после разрыва. Вскоре уже и не замечали, как слова заменились взглядами и кивками.

— Мы и молчать умеем?

— Что ты подразумеваешь под этим «мы»? Себя? Нет, ты мне все равно выносил мозг, когда все шло не по твоему плану.

— Верно, — одобрительно кивнув, Пятый ухмыльнулся, — ведь, судя по твоим словам Папочкой из нас двоих был я.

Поперхнувшись выпитым виски, Пятый широко распахнула глаза, рассматривая довольного Пятого, чья улыбка стала еще шире.

— Чего прости?

— Можешь не утруждать себя в столь красноречивых взглядах.

За окном темнело. Посетители кафе медленно разбредались по делам, оставляя двух Пятых наедине с собой и мыслями. Они сидели молча, смотря то за окно, то кидая тяжелые взгляды в сторону бывшего напарника, переваривая услышанную информацию.

— Если встанет вопрос о том, кого нужно спасать: тебя или семью.

— Любой на твоем месте спас бы их, Пятый. Не делай из меня совсем идиотку.

— Прекрасно, что этот момент был прояснен именно сейчас. Кто и каким образом смог частично постирать мою память?

— Куратор.

— И все?

— Что-то еще?

— Ты невыносимая стерва, из которой клещами нужно выуживать информацию.

— Поверь, мой дорогой Пятый, ты куда счастливее, не помня всего дерьма, что произошло после первой встречи за пять лет после распада дуэта.

— Я уже начал вспоминать, — улыбка спала, сменяясь на холодный, прожигающий взгляд непроницаемого лица. Даже ямочки на щеках разгладились.

— Тогда я буду молиться, чтоб то, что ты узнал — было последним твоим воспоминанием о нашем знакомстве.

Пятый пил виски медленно, смакуя и тихо постанывая от удовольствия, наслаждаясь терпим привкусом на языке и губах. Пятый молчала, смотря в окно, изучающе разглядывая мельтешащие перед окнами фигуры. Недосказанность мешала возобновить диалог, желание выплеснуть пережитое захлестывало новой волной, подавляемой головной болью.

Руки Пятого постукивали по чашке, слишком много вопросов осталось, а до судного дня все меньше и меньше дней.

— Ну? Пойдем в Академию? — не скрывая удивления, девушка приподняла бровь, смотря на Пятого через стекло.

— Пустишь меня в свой дом?

— Иначе мне все уши прожужжат.

— Весьма мило с твоей стороны, но сил еще нет.

Демонстративно вытянув руку вперед, Пятый показала, как синий свет с трудом обволакивает кончики пальцев, испаряясь на глазах словно наваждение.

— Тогда позволю себе наглость доставить твою жалкую тушку далеко от Академии, сама дойдешь.

— Пятый, ты опять начинаешь много болтать.

— С тобой посиди час, язык отсохнет.